– Значит, так, ребята, если ровно через минуту он не заговорит, вышибите из него дух. Не он, так Саид скажет, тот, по-моему, умнее этой жирной свиньи. А я пошел, противно слушать, когда мужики визжат от боли. Время пошло. – И он направился к двери, а оперативники дружно уставились каждый на свои наручные часы.
– Тридцать секунд, – сказал один.
– Сорок, – сказал второй, поднимаясь и засучивая рукав.
– Пятьдесят, – хмыкнул третий и тоже поднялся, лениво потянулся.
– Я скажу! – завопил Мурад, дергаясь всем телом.
– Смотри, – недовольно сказал первый, опуская руку с часами, чуть-чуть не опоздал, а я уж...это, приготовился... Ну, быстро! – гаркнул он. – Где и когда?!
Через пять минут Яковлев позвонил в Москву и отдал приказ своим оперативникам и мобильной группе спецназа немедленно приступить к захвату террориста в Доме культуры «Радуга», что находился в Перовском районе Москвы.
Следующий звонок он сделал Меркулову, но того на месте не оказалось, и он сообщил те же данные, добытые во время допросов преступников, задержанных в их собственном доме в Ногинске, секретарше Константина Дмитриевича, которую знал давно и был уверен, что она ничего не напутает и передаст шефу, как только тот появится.
Клавдия Сергеевна и передала, причем сразу же, поскольку одна знала, что ни на какой коллегии Меркулов не находится, да и не было ее сегодня, а все разговоры – для отвода глаз. Сам сидит, запершись изнутри, в своем кабинете, потому что категорически не велел его беспокоить. Но Клавдия-то знала, что интерком у него включен и он услышит, если она ему что-то срочное скажет.
– Я понял, – ответил осторожно Меркулов. – Ни для кого меня по-прежнему нет, спасибо, Клавдия Сергеевна. А если позвонит Плетнев или... ладно, тогда соединяй.
Умная женщина, секретарша не сразу, но поняла, кого имеет в виду шеф под словом «или». Утром привезли к нему на допрос Щеткина из Матросской Тишины, потом конвоиры уехали, сказали – до вечера, а Константин Дмитриевич сразу заперся и больше не выходил. И никого не принимал, чаю не просил, не отзывался даже на срочные звонки. Небось, что-то они вдвоем с этим Сашиным дружком замыслили. А может, даже?... Нет, не решалась Клавдия Сергеевна, женщина во всех смыслах положительная, приписывать своему уважаемому «начальству» какие-нибудь мальчишеские выходки. Однако?...
Ну да, с другой стороны, тот же Сашенька, в которого многие годы была по уши влюблена Клавдия, а бывало, иногда даже срывала с ним и «цветы наслаждения», отменный хулиган и босяк, у которого не было, наверное, ничего святого, являлся ближайшим другом ее шефа. И ей иной раз даже казалось, что, несмотря на солидность и груз ответственности, на генеральские чины, они оба до сих пор способны на мальчишеские поступки, – словом, два сапога – пара... Ну, не во всем, конечно, но... как говорится... В тихом омуте черти- то и водятся. Вот и сейчас у Меркулова далеко не все так просто... Видно, что он ждет какого-то важного для себя известия. Потому и никаких решений не принимает...
Глава четырнадцатая
Захват
Пробки в Москве возникают в самых неожиданных местах и по любым причинам.
Пока Щеткин с Плетневым домчались фактически через весь город к Владимирской, нервы у Петра сдали окончательно. А вот Плетнев, напротив, словно сказалась, наконец, выработанная годами службы в спецназе привычка, становился все собраннее и спокойнее – во всяком случае, внешне. И когда в очередной раз они застряли в пробке возле метро «Авиамоторная», нервы у Щеткина сдали окончательно. И тогда Плетнев приказал ему сесть на свое место, а сам, обойдя машину, уселся за руль. И тут же, нахально выехав на тротуар, объехал всю пробку, оказавшись у светофора в тот момент, когда включился зеленый. Краем глаза успел заметить в зеркальце, что сзади его примеру последовал какой-то хрен в серой «Тойоте», но того сразу же ловко перехватил милиционер.
Подумал: «Странное дело, вроде умный мужик этот Петр, а собственные преимущества использовать совершенно не научился!»
– Ну, и где здесь этот Дом культуры? – спросил Антон.
– Вот этот, наверное. – Щеткин показал слева здание, стоящее в глубине зеленого массива, почти рядом с промышленной зоной. – А поворот к нему, я думаю, вон там, впереди...
Они подъехали, вышли.
– Только не суетись, – предупредил Плетнев. – Все делаем спокойно. За нами могут наблюдать. Да и наверняка уже наблюдают. Веди себя, как все родители.
А родителей уже было много. Мужчины, женщины, молодые люди с детьми и без оных, поднимались по ступенькам к открытым дверям клуба.
– Думаешь, здесь? Точно? – неожиданно спросил Петр.
Плетнев уже ничему не удивлялся. Пожал плечами, ответил:
– Пока неясно... Но если другого дэка в округе нет, тогда здесь.
– Что значит, «неясно»? – прицепился к слову Петр.
– А то и значит, – усмехнулся Антон и закончил рассудительно: – Все окна целы, и дыма нет. Пока.
– Тьфу ты! – рассердился Щеткин и сплюнул. – Хорош уже... сколько можно?
– Язычок придержи, – серьезно и негромко ответил Плетнев, – и нервы побереги. Еще могут пригодиться... Давай, двигаем...
В вестибюле перед рамой контроля с охранником было многолюдно. И шумно. Как вообще перед всяким местом, где происходит досмотр. Ну, Плетневу-то было просто, у него имелось шикарное удостоверение «Глории», а вот как быть со Щет-киным – вопрос. Но именно Петр и сунулся к охраннику первым:
– Скажите, пожалуйста, а где здесь представление? То есть оно именно здесь должно быть?
– У нас, – кивнул озабоченный охранник. – Приготовьте ваши пригласительные заранее! – крикнул он басовитым голосом.
– Да мы... – начал было Щеткин, полагая, что клич относился к нему. Но Плетнев успел положить ему руку на плечо и сжать. Петр обернулся:
– Ты чего?
– Ничего. Думай.
К охраннику подбежала тетка средних лет, ярко накрашенная, вся такая пышная, тугая, натянутая, перетянутая, какими бывают обычно всякого рода администраторши – в ресторанах, гостиницах, ну и в таких вот дэка, клубах или кинотеатрах, наверное, несбыточная пылкая мечта любого провинциального командировочного. Встряхивая пышными белокурыми кудрями и одновременно поправляя их обеими руками, отчего каждая выпуклая деталь ее напряженной фигуры словно бы существовала отдельно, сама по себе, эта дамочка довольно-таки противным, трагическим голосом запричитала:
– Семен Васильич! Ну что ж это такое? Артисты еще не приехали?
– Не обращались, Софья Ивановна. И Щеткин нашелся.
– Одну минуточку! – воскликнул он и поднял руку. – Мы – артисты! – И он кивнул Плетневу.
– Наконец-то! – совсем уже трагическим голосом воскликнула Софья Ивановна и, отодвинув проходившего через контроль мужчину, сунулась вперед, схватила Щеткина за рукав и потянула за собой. – Быстро за мной!
Плетнев, извинившись, шагнул следом.
Софья Ивановна, не оглядываясь, неслась на высоченных каблучках по ковровой дорожке прохода, отгороженного рядом колонн от зрительного зала с отодвинутыми к стенам рядами кресел, и ее шикарные ягодицы, исполнявшие, вероятно, им одним ведомый энергичный танец, вызвали у Плетнева давно забытую им самим ухмылку по поводу скоротечности человеческой жизни, в которой так много соблазнов и так мало времени для их удовлетворения...
Хмурый Щеткин, заметил он, ни на что не обращал внимания и только нервно оглядывался на него с вопросом в глазах. Хотел спросить, что делать дальше? Да врать, раз уже начал, другого выхода нет!
Софья Ивановна повернула в боковой коридор с окнами, выходящими во двор, и вошла в первую же дверь – это была гримерная, уставленная по трем стенам столиками с зеркалами и с зажженными над ними лампами. А вдоль четвертой стены, в глубокой нише, на длинной никелированной трубе висели вешалки с диковинными костюмами. Часть костюмов и бутафории к ним уже была разложена на длинном столе
