Хасан незаметно подморгнул Кате. Взглядом пообещал прийти к ней, как только отправит сына в горы. Заодно поблагодарил за помощь в уговорах.
Аслан, наевшись, подобрел к матери. И сказал ухмыляясь:
— Готовишь ты классно. Но не отмажешься разовой кормешкой. Отслюнь и от себя на мое завтра. На халяву не отмажешься.
Катя лишь головой покачала:
— И зачем тебе в горах столько денег?
— Начальный задел сколочу, за все годы отбытые на зоне, куда ты и копейку не выслала, — дал понять, что ничто не забыто.
Женщина отдала деньги и вздохнула с облегченьем, когда муж с сыном ушли, оставив ее в покое.
Вечером, перед приходом Мишки, к Кате наведался участковый. Он как обычно обошел всю квартиру и сказал прищурясь:
— Молодчина! Вот так и живите сами, тихо, спокойно, без чужих людей. И вам без лишних забот и нам без проблем. Зачем тебе в твоем возрасте дурная слава?
— Грязь к чистому не пристанет! — ответила вспыхнув.
— Ну, это как знать. Ты лучше скажи, не появлялась ли у тебя Сюзана?
— Сам говорил, что в венеричке она лечится. Как же сможет прийти, если диспансер охраняется?
— Сбежала она. Уж и не знаем, как ей удалось, ночью ушла. По всему городу разыскиваем. Облаву устроили на суку по всем кабакам. Милиция еще ночью была поднята на ноги.
— Да брось ты! Из-за Сюзанки?
— Ну да!
— Значит, здесь ее не жди. Она не дура! — усмехнулась баба.
— Катя, а ее вещи здесь остались?
— Конечно.
— Покажи их!
Женщина указала на чемодан, стоявший у нее под койкой. Участковый открыл его, перебирал Сюзанкины вещи, внимательно их рассматривал. Потом открыл сумочку, что лежала на дне чемодана. Но там было пусто.
— Ты отсюда ничего не брала?
— Нет. И не заглядывала. Как он стоял, даже не открывая сюда поставили, чтоб не болтался на виду, — ответила не сморгнув.
— Ради этого тряпья она, конечно, сюда не вернется. Не захочет попасть в ловушку, не станет рисковать, — говорил сам с собой. Но на всякий случай предупредил:
— Вдруг она появится, позвони нам!
— Само собою разумеется, — пообещала баба.
Едва участковый покинул квартиру, вернулся с работы Михаил. Он молча слушал мать, хвалил ее за ум и находчивость.
— Круто вы обвели Аслана. Он придурок и не знает, что такое пасти овец в горах. Там не только не захочет, а и не вспомнит о бабах. Каждая минута — риск. Посидит он там на солнышке, как бы не так! В горах собачий холод. Из телогрейки не вылезет. Никаким деньгам рад не будет. И не надейтесь, что приживется. Убежит через неделю, еще с кулаками на вас полезет, зачем его на погибель посылали. Этот человек те условия не выдержит. Пустая и недолгая затея.
— Ну а что с ним делать? Куда сунуть?
— Мам, ты помнишь, я тогда в пятом классе учился, когда отец уговорил меня поехать в горы на летние каникулы. И тоже пасти отару. Обещал купить велик и дать денег, тоже говорил о племянниках, короче, я согласился, — улыбнулся грустно вслед воспоминаниям Михаил и продолжил:
— Я поехал в горы как сопливый романтик, даже не имея представленья о жизни пастухов. Но я был мал, хотя дурь мне дорого обошлась. И удержался лишь на упрямстве и самолюбии, на каком умело сыграл тогда отец. Он сказал:
— Если сбежишь от отары, ты не мужчина и никогда им не станешь. Мне, понятное дело, захотелось доказать свое. Чего это стоило, никогда не забуду. Я выдержал в горах все лето. Десяток раз мог остаться там навсегда и не вернуться к тебе. Зачем это понадобилось отцу, уж и не знаю. Но мне и теперь снятся те каникулы, но я никогда не говорил тебе, почему и сегодня кричу ночами во сне. Правда, я был ребенком. Но там не выдерживают и мужики. Во-первых, в горах трудно дышать, воздух разряжен, добавь постоянные холод и ветер. Они насквозь пробирают, попробуй присядь, мигом сосулькой скатишься вниз. Согреться нет никакой возможности. Не из чего сложить костерок, нужно опускаться в распадок, а там зверье ожидает. Им все равно кого сожрать, меня или барана. Лишь бы в пузе потеплело. Попробуй переночевать в распадке, где оползни и камнепады случаются чаще, чем пурга. А снежные лавины… От них не спастись. Там громкого слова не скажи, дыши шепотом и всякий шаг сверяй с горами и с жизнью, потому что смерть всегда у плеча, — вздохнул парень и продолжил:
— Да! Красиво в наших горах, не спорю. Но тот, кто пережил в них грозу, родился заново. Это совсем не то, что в городе переждать ее за закрытыми окнами, лежа на диване, а потом любоваться радугой. Та гроза сшибает с ног диким грохотом, когда горы стонут под ногами, а молнии бьют совсем рядом и трещат скалы. Гроза валит мордой на землю, она не просто оглушает, она дает понять и почувствовать, что человек там — ничто… Выстоять и выдержать в горах может только очень сильный человек. Аслан не такой. Я не из слабаков, но повторять те каникулы никогда не возникало желания. При этом рассказал тебе о мелочах, лишь сотую часть пережитого. От того я перестал верить отцу, посчитал, что он решил избавиться от меня навсегда.
— Как же племянники там живут? — вздрогнула Катя.
— Другого выхода нет. Старики поумирали. Им терять было нечего. Они родились в горах и приучили к ним детей. Эти чувствуют горы своим сердцем. Городскому человеку там делать нечего.
— А отец приезжал к тебе?
— Уже в конце лета, чтобы сразу забрать меня. Я через неделю пошел в школу и уже не пропускал уроки, старался учиться без троек, чтобы не вернуться к пастухам. После тех каникул меня ни в чем не стоило убеждать. Я увидел все своими глазами.
— Он тебе денег дал?
— Конечно. И форму купил, туфли и ботинки, даже дипломат. Все это вместо велика. И деньги. Я их тебе отдал. Туговато нам тогда приходилось. Протезы у тебя были отечественные. Ты не могла на них ни стоять, ни ходить. А обезболивающие лекарства стоили дорого, помогали слабо, потому ты от них отказывалась. Помнишь? — спросил Мишка.
— Почему ты тогда смолчал? — вытирала слезы Катя.
— Не хотел жаловаться на отца. Зачем? Это не по-мужски, ведь все обошлось, и я даже благодарен ему за ту закалку, какую получил в то лето, она и теперь пригождается мне.
— А где же тогда был Аслан?
— В деревню ездил. Помогал на пасеке. Я, как сама знаешь, пчел боюсь, потому выбрал горы, — улыбнулся Мишка и спросил:
— Зачем возникал участковый?
— Сюзанка сбежала из венерички. Вот и шмонают ее менты по всем кабакам. Только и она не дура, чтобы светиться в городе. Где-нибудь канает тихо, ждет, когда шухер уляжется.
— Она за квартиру сполна рассчиталась?
— Кой хрен! Я у нее в залог все из сумочки выгребла. А там кучеряво! Глянь сюда! — достала из-под комода коробку и высыпала содержимое на подушку.
— Неплохо! — глянул Мишка оценивающе на дорогие перстни, браслеты, цепочки, кулоны и, сложив все обратно, сказал:
— Только ей в руки отдай, когда рассчитается за квартиру. Но больше не держи ее ни одного дня. Гони в шею!
— Само собою. Кому нужна?
— За барахлом она не пришла бы. А вот за этим обязательно нарисуется! — сказал Мишка, спрятав коробку на место.
