– Чё, ты хочешь что-то сказать?
Тот стонал, хватался за край стола и пытался выдернуть ногу, но Олег словно превратился в каменную скалу, стоит неподвижно и смотрит с вялым интересом.
Остальные за столом притихли и зыркали непонимающе то на одного, то на другого. Наконец Олег махнул рукой и сказал Барвинок:
– Странные здесь люди…
Она шла за ним, не дыша, выпрямившись и стараясь выглядеть так же грозно, как и эти люди. Олег сел за дальний столик, выбрав место так, чтобы видеть и входящих, и дверь кухни.
Барвинок брезгливо потрогала свой край стола, тут же подошла молодая женщина с чистой тряпкой и старательно вытерла столешницу, обещающе улыбаясь Олегу и наклоняясь так, что из низкого выреза вот- вот вывалятся белоснежные и жаркие груди…
Олег, к ее негодованию, в самом деле засмотрелся с явным удовольствием.
Барвинок сказала резко:
– Нам жареной баранины!.. Лучше ребрышки. С кашей.
Женщина улыбнулась, проворковала ласково:
– А вина?
– И вина, – сказала Барвинок, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Лучшего!
– Будет исполнено, – ответила женщина и на всякий случай улыбнулась и Барвинок, но не так, как Олегу, увы, совсем не так. – Ребрышки как раз жарятся, ждать недолго. А вино принесу сейчас…
Она снова улыбнулась Олегу и удалилась, старательно двигая из стороны в сторону толстым задом.
– Корова, – прошипела Барвинок. – Толстая корова.
Олег ответил мирно:
– Ну и что? Главное, чтобы молоко было.
– У нее есть, – заверила Барвинок. – Даже кофта на груди промокла!.. Еще кормит. Рожает и кормит, рожает и кормит. Не переставая.
Олег зевнул.
– Может быть, у нее это первый ребенок.
– Первый? – изумилась она. – Да такие начинают рожать с тринадцати лет!.. И не перестают до старости. Потому что никому не отказывают.
– Хорошие женщины, – сказал он одобрительно. – Добрые. Дают людям ту радость, которая им доступна.
Женщина вернулась, начиная улыбаться еще с полдороги, и поставила на стол кувшин и две чаши. Снова упершись руками о край стола, она игриво подвигала плечами, в глазах приглашение к более тесному знакомству.
– Что-нибудь еще?
Барвинок сказала сухо:
– Я же сказала, мяса!
– Сейчас снимают со сковороды, – заверила она с теплой улыбкой на широком лице. – А пока могу предложить пирожки, блины, оладьи с медом…
– Оладьи с медом, – сказал Олег. – Люблю оладьи с медом. И вообще сладкое.
Она замедленно повернулась, чтобы он получше рассмотрел ее крупную грудь сбоку, бросила многозначительный взгляд и удалилась, еще мощнее двигая бедрами.
Барвинок прошипела еще злее:
– Ишь, оладьи с медом! На сладкое потянуло?
– Я всегда любил сладкое, – ответил Олег в недоумении.
– Это я поняла!
– С детства, – сказал Олег.
– Ага, даже с детства!
– У нас в лесу пчел много, – сказал он мечтательно.
– Эта корова не такая уж и сладкая, – сказала она сдавленным от негодования голосом. – И на оладьи с медом совсем не тянет!
– Не тянет, – согласился Олег. Она с облегчением вздохнула, а он добавил: – Разве что на пирог… Большой, с медовыми сотами внутри…
Она сказала саркастически:
– Размечтался! Вон слюни потекли. Ну что ты за человек? То занудный до невозможности со своими ученостями, то просто я не знаю кто!
– Сложный, значит, – сказал Олег с удовлетворением. – Богатая натура. Да, я сам иногда вижу, какой я мудрый и вообще. Сижу и думаю: это я от природы такой или сам себя обучил?
Она задохнулась от возмущения.
– Ты высокомерный зануда!.. И ничего больше.
– Правда? – переспросил он. – Не… все-таки думаю, во мне есть что-то еще.
– Кроме вина и мяса с бараньих ребрышек? – уточнила она.
Молодая женщина, где бы ни находилась, игриво поглядывала в их сторону. Олег насыщался молча, ничего не замечая, а Барвинок злилась, впереди еще не один заказ, а потом она еще увяжется показывать им комнату, где толстая дура с мощным выменем постарается угодить понравившемуся мужчине насчет постели и прочего.
Олег без стука опустил на удивительно чистую столешницу чашу, Барвинок отметила этот непривычный здесь жест, за всеми столами мужчины словно бьют ими разбегающихся тараканов, разговаривают громко и вызывающе, рассматривают всех нагло и вообще стараются выглядеть большими и опасными.
– Неплохо, – заметил он. Перехватив ее взгляд, пояснил: – Неплохо кормят. Ладно, отдыхай, я пройдусь перед сном по городу.
Он поднялся, отодвинув стул, Барвинок поспешно вскочила.
– Я с тобой!
Он посмотрел с сомнением:
– Стоит ли?
– А в чем дело?
– Да мало ли куда восхочу…
В его сильном голосе прозвучала насмешка. Барвинок сразу ощетинилась, ответила резче, чем хотела:
– Прослежу, чтобы не восхотел.
Он усмехнулся как-то непонятно, она и раньше не могла истолковать эту загадочную улыбочку, пошел к выходу, и снова его все провожали взглядами. Ее тоже, она это знает, но сейчас впервые смотрели больше на ее спутника, что и злило, и странным образом льстило.
Во дворе народ толпится у самых ворот, галдит, некоторые подпрыгивают, стараясь увидеть нечто через головы. Олег собирался пройти равнодушно мимо, Барвинок взмолилась:
– Что ты как чурбан, для тебя ничего интересного на свете вообще нет?
– Здесь нет.
– Да откуда ты знаешь?
– А ты не чувствуешь?
Она, не слушая, пролезла между двумя мужиками, Олег с неодобрением посмотрел вслед, подумал, вдвинулся следом. Ему поспешно уступили, никто не хочет быть затоптанным или раздавленным.
В середине круга худой и похожий на ворона человек держал за руку одного из толпы и, глядя на ладонь, нараспев рассказывал, кто тот такой, что с ним было и что будет. Тот, кому гадают, время от времени ахал и делал большие глаза, а в толпе восторженно орали.
Барвинок смотрела, затаив дыхание. Гадальщик отпустил ладонь, из толпы тут же вышел здоровенный мужик, настоящий великан, и требовательно протянул ладонь.
– Гадай мне!.. Со мной не пожульничаешь!
Гадальщик усмехнулся, взял гиганта за руку.
– Не боишься? – спросил он, улыбка на губах проскользнула коварная. – А то бывает гадание и
