– Да.
– Самый обычный, – посетовала она.
– И все же на тебе он очень красив.
– В самом деле?
– Да.
– И от того, что застегнут, еще красивее?
Да, так оно и есть, никаких сомнений. То, что ошейник застегнут, означает не просто невозможность его снять. Нет, важность его в том, что он – как визитная карточка рабыни, и что, может быть, еще важнее: ошейник – символ рабства. Клеймо можно скрыть под одеждой, даже под коротеньким платьицем, что носят обычно рабыни. Ошейник же на виду всегда, по нему безошибочно определишь, что за женщина перед тобой. Подчеркивая беспомощность рабыни, ее уязвимость, ошейник будит чувственность и носящей его девушки, и глядящего на нее мужчины. Потому-то, наверно, свободные женщины и не носят ошейников. Контрастируя с мягкостью и податливостью носительницы, обнимающая прелестную шейку стальная лента, поблескивающая под ниспадающими на плечи локонами, делает девушку умопомрачительно красивой и желанной. Ничто так не красит женщину, как ошейник.
Элайза взглянула в зеркало. Вздернула подбородок, повернула голову.
– Не лишен привлекательности, – отметила она.
– Да, – подхватила я. – Просто чудесный. И очень привлекательный.
– Что подумают мужчины? – пролепетала она испуганно.
– Что ты – рабыня. – Я пожала плечами.
Она вздрогнула. Но тут же снова повернулась к зеркалу.
– А клеймо красивое?
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто интересно. Так красивое?
– Ты изучала антропологию, – напомнила я. – Можешь рассматривать институт рабства бесстрастно и объективно, как любопытное историческое явление, характерное для некоторых цивилизаций.
– Я рабыня! – вскричала она, пытаясь освободиться от пут на запястьях. – Понимаешь ты, что это такое?
– Очень хорошо понимаю, – заверила я. На ум пришел Клитус Вителлиус. – Где же твое хладнокровие? Где объективность?
– Я – собственность.
– Да.
– Я и не представляла, что это за чувство. – Глаза ее горели неистовым огнем. – Описать невозможно!
– Теперь ты имеешь возможность изучить историческое явление изнутри. Тот, кому выпало быть хозяином, тоже познает его изнутри.
Ее передернуло: подумала, должно быть, о том, как взглянет на нее хозяин, какой силой, каким вожделением зажгутся его глаза.
– До сих пор, – продолжала я, – тебе были известны лишь теоретические аспекты исторических явлений. И вот впервые ты получаешь хотя бы отдаленное представление об одном из них на практике.
Не сводит с меня взгляда. В глазах – страх.
– Не бойся, Элайза. Нужно только научиться доставлять мужчинам наслаждение, – рассмеялась я.
– Да мне мужчины вообще не нравятся!
– Не важно, – отрезала я. – Красивые серьги.
Она встала. На щиколотке – цепь. Повертела головой.
– Красивые.
– Да, – подтвердила я.
– Я никогда не носила серег. Они слишком женственны.
– Ты очень женственна, Элайза, – сказала я. – И не надо подавлять свою женственность.
Похоже, она разозлилась.
– Теперь для тебя с этим покончено. Мужчины этого не позволят. Заставят тебя признать свою женственность, покориться.
– Быть женственной – значит стать ниже мужчин!
– Как бы то ни было, ты женственна. – Я?
– Да.
– Джуди! – позвала она. Я не ответила.
– Госпожа! – Да?
– У меня красивое клеймо?
