одновременно; они все перепутались в голове. Его почуяла собака, его почуяла и ты, Джесси, и теперь под его ногами скрипят половицы в твоем доме. Тварь, которая побывала здесь прошлой ночью, вернулась за тобой.
— О, Господи, пожалуйста, пожалуйста, нет, — застонала она. О, Господи, нет. О, Господи, нет. О, дорогой Господи, пожалуйста, пускай все это будет неправда.
Она попыталась сойти с места, но ее ноги словно приросли к полу, а левую руку будто пригвоздили к столбику кровати. Страх лишил ее способности двигаться так же полностью и совершенно, как лишает способности двигаться застигнутых посреди дороги косулю или кролика яркий свет быстро приближающихся автомобильных фар. Она так и будет стоять тут, едва слышно стеная, пытаясь молиться и так будет продолжаться до тех пор, пока оно не явится за ней космический ковбой, искатель любви, удивительный коммивояжер и странствующий торговец смертью, с корзинкой для образцов наполненной костями и снятыми с пальцев умерших кольцами, вместо каких-нибудь патентованных щеток Амвея или Фулера.
Улюлюкающий вопль собаки снова затрепетал в воздухе, возник в ее голове, от чего ей показалось, что на этот раз она уже точно спятит.
Я сплю, подумала она. Вот почему я не помню, как поднялась с кровати; сны, это мысленные варианты сокращенных книг Ридерз Дайджест, в которых ты никогда не можешь вспомнить такие неважные суть вещи, без которых в принципе не обойтись. Я потеряла сознание, это верно — и это действительно случилось, только вместо того, чтобы впасть в кому, я просто заснула. Возможно, это означает то, что кровотечение каким-то образом прекратилось, потому что я сомневаюсь, что люди истекающие кровью и находящиеся при смерти, отправляясь на тот свет, способны видеть кошмарные сны. Я просто сплю, вот и весь ответ. Я сплю и вижу классический кошмар, прапрадедушку всех кошмаров.
Прекрасная идея, приносящая с собой успокоение, но не без единственного изъяна: это была неправда. Танцующие возле бюро тени древесных ветвей были подлинными. И этот странноватый запах, распространяющийся по ее дому. Она не спала и все, о чем ей нужно было думать теперь, так это как поскорей унести отсюда ноги.
Я не могу сдвинуться с места! заскулила она.
Ты сможешь, мрачно ответила ей Руфь. Не для того ты выбиралась из этих чертовых наручников, детка, чтобы теперь отдать концы от страха. Давай, соберись с духом и поживее — нам пора двигать — мне ведь не нужно объяснять тебе, как это делается, верно?
— Не нужно, — прошептала в ответ Джесси и случайно задела внешней стороной правой руки о столбик кровати. Следствием чего был немедленный взрыв невероятной боли. Кокон паники, прежде оплетавший ее, разлетелся на куски подобно стеклу, и когда собака снова издала свой леденящий душу вой, Джесси едва ли его слышала ее рука находилась гораздо ближе к ней и выла не в пример громче.
Детка, ты знаешь, что теперь делать — не правда ли?
Вот именно — наступила пора двигаться со стремительностью и пробивной силой хоккейного игрока, чтобы вылететь из этого кошмарного места стрелой. Мысль об охотничьем ружье Джеральда на миг поднялась на поверхности ее сознания, но она отбросила ее за непригодностью. Она понятия не имела о том, где находится ружье, да и есть ли оно в доме вообще.
Стуча коленками, она медленно и осторожно пересекла комнату на подгибающихся ногах, снова держа левую руку на отлете для сохранения равновесия. Холл на выходе из спальни представлял собой карусель движущихся теней — налево открывалась дверь в маленькую комнату, которую Джеральд приспособил себе под кабинет, а направо была такая же раскрытая дверь в гостевую спальню. Дальше налево виднелась арка, за которой располагалась гостиная и кухня. Направо a{k` незапертая задняя дверь… мерседес… и, может быть свобода.
Пятьдесят шагов, подумала она. Вряд ли больше, а скорее всего даже меньше. Давай, пошли?
Поначалу она не могла заставить себя сдвинуться с места. Это могло показаться странным, например, для того, кто не был в курсе, через что ей пришлось пройти за последние двадцать восемь часов или около того, но спальня теперь олицетворяла собой символ безопасности для нее. А в холле, в холле мог скрываться кто угодно. Все что угодно. Внезапно раздался негромкий щелчок, словно бы кто-то кинул камешек в западную стену дома прямо рядом с окном. Джесси тихонько взвыла от ужаса, прежде чем ее сознание разобралось в том, что это мог быть сучок растущей на террасе старой корявой голубой агавы.
Возьми себя в руки, сурово приказала ей Тыковка. Возьми себя в руки и давай, выбирайся отсюда.
Неуверенными шажками она двинулась вперед, по-прежнему держа левую руку на отлете, на ходу вполголоса считая шаги. На двенадцатом шаге она миновала дверь спальни для гостей. На пятнадцатом добралась до кабинетика Джеральда, и примерно в это самое время она начала различать странный низкий мерный шипящий звук, который издает пар, вырывающийся из очень старого радиатора. В первый миг Джесси никак не ассоциировала этот звук с кабинетом Джеральда; первой ее мыслью было, что она издает этот звук сама. Но потом, когда она подняла правую ногу для того, чтобы шагнуть в шестнадцатый раз, звук сделался громче. На этот раз его источник приблизился к ней и она поняла, что никак не могла шипеть сама, потому что шла затаив дыхание.
Медленно, очень медленно она повернула голову в сторону кабинета, где ее мужу больше никогда не суждено разбирать гражданские дела, куря одну за другой марльборо и тихонько мурлыча себе под нос старые хиты Бич Бойз. Дом вокруг нее стонал подобно кораблю, пробивающемуся через разбушевавшееся не на шутку море, скрипя своими разнообразными суставами всякий раз, как холодный ветер толкал его с разных сторон своими невидимыми плечами. Теперь к стуку незакрытой задней двери присоединилась хлопки раскачивающейся ставни, но все эти звуки происходили где-то в ином месте, в мире, где жен не приковывают к кровати наручниками, где мужья не теряют голову и слушают то, о чем их умоляют, а ночные призраки не бродят по округе. Поворачивая голову, она слышала как скрипят, словно старые кроватные пружины, сухожилия и связки в ее шее. Ее глаза пылали в глазницах подобно паре раскаленных углей.
Я не хочу туда смотреть! отчаянно завопило ее сознание. Я не хочу туда смотреть! Я не хочу туда смотреть!
Но она была бессильна как-либо воспротивиться. Казалось, что словно бы какая-то невидимая могучая рука поворачивает ее голову под аккомпанемент завывания ветра, и стука задней двери, и хлопков ставни, и очередного невообразимо одинокого, пробирающего холодом до костей собачьего воя, разносящегося под низким октябрьским небом. Ее голова поворачивалась до тех пор, пока она не смогла полностью увидеть перед собою мужнин кабинет, в котором (да, конечно же, а где же еще ему быть) прямо у джеральдова кресла перед раздвижным французским окном торчала долговязая фигура. Вытянутое лицо существа белело в сумерках позднего вечера подобно черепу. Более темный, квадратный силуэт его плетеной корзинки с сувенирами выделялся у его ног.
Она вобрала в легкие побольше воздуху, для того чтобы завопить что есть сил, но родившийся на ее губах звук был похож на шипение пара, вырывающегося из носика старого чайника со сломанным qbhqrjnl: Хахххааааххх.
Только и всего.
Где-то в другом мире горячая моча бежала по ее ногам; в этот полный рекордов день она обмочилась в третий раз. В другом мире ревел и завывал ветер, сотрясая до костей дом. Голубая агава продолжала стучать своими сучьями в западную стену. Кабинет Джеральда был лагуной наполненной танцующими и колеблющимися тенями и снова она с большим трудом могла сказать, что же такое на самом деле видит перед собой… если вообще видит что-либо реально существующее.
Перепуганная, исполненная смертной тоски собака снова пронзительно завыла и Джесси подумала: Нет, ты, псина, видела его точно. И ты видишь его, подруга, может быть не так хорошо, как на ладони, но все же достаточно отчетливо.
Словно бы для того, чтобы рассеять все ее сомнения на этот счет, ночной гость опустил вперед голову в пародии приветственного поклона, для того чтобы Джесси сумела быстро и ясно рассмотреть эту голову. Выражение лица существа напоминало мимику неземного чужеродного создания, без особого успеха пытающегося воспроизвести человеческие повадки. Лицо ночного гостя было слишком узким — уже любого лица, из всех, которые Джесси доводилось видеть в жизни. Нос его был не толще отточенного мясницкого тесака. Высокий лоб выпукло торчал вперед вроде гротескного паркового фонаря. Глаза создания были простыми черными кругами под тонкими V-образными изломами бровей; его пухлые губы, цвета печени,
