видела в самые первые дни знакомства с Мэгги, когда ей хотелось съесть целую горсть обезболивающих таблеток, так у нее болела рука. Болела так, что она не могла сдержать слезы. Ни разу Мэгги не дала ей лекарства сверх дозы, предписанной врачом, сколько бы Джесси не лила слез. Потом Джесси поняла, что правильно сделала, что наняла именно эту маленькую ирландку — с первого же взгляда она угадала, что Мэгги упрямая и не пойдет на поводу просто так. Что касается ее самой, то она тоже умела показать себя крепким орешком, но Мэгги смогла тут дать ей сто очков вперед.
— Вам нужно поесть, Джесс. Вы и так похожи на ворону — глаза ввалились, щеки запали.
Взгляд экономки переместился на переполненную пепельницу, испускающую табачный смрад.
— И вам нужно меньше дымить. А лучше бы и вообще бросить курить.
Я заставлю тебя отказаться от них, моя гордая красавица, прозвучал в ее голове голос Джеральда и Джесси передернула плечами.
— Джесси? С вами все в порядке? У вас кружится голова?
— Нет, просто гусь прошел по моей могиле, только и всего.
Она слабо улыбнулась ирландке.
— Мы с вами пара ворчуний, так? Песок сыплется…
— Вам не следует так утомляться. Пока вы еще не поправились…
Протянув правую, затянутую в перчатку руку, Джесси легонько прикоснулась ею к левой руке Мэгги.
— Моя рука уже почти совсем в порядке, точно вам говорю.
— Отлично. И если бы вы не мучили так себя и свою руку печатанием на машинке, не торчали бы здесь по три часа кряду, вы не просили бы таблеток каждый раз, когда я сую сюда свой нос и выздоровели бы даже скорее, чем говорит доктор Маглиори. Все от того…
— Я чувствую себя гораздо лучше… мне лучше, понятно?
— Конечно, вам и должно становиться лучше, — экономка взглянула на Джесси, словно на помешанную.
— Так вот, теперь я хочу наладить и все остальное. И для этого мне необходимо кое-что написать — я пишу письмо одной моей старой подруге. Я пообещала себе — в прошлый октябрь, в самое трудное мое время — что если я выберусь из этой передряги, я обязательно напишу Руфи. И теперь я должна сдержать свое обещание. И вот я, наконец, засела за письмо и собираюсь его закончить. Я перестану себя уважать, если теперь брошу все на полпути.
— Но таблетки…
— Думаю, что у меня еще достаточно времени, чтобы закончить письмо и сунуть его в конверт до тех пор, пока глаза мои начнут слипаться. Тогда я пойду прилягу, а потом, когда встану, вы мне устроите ранний ужин.
Она снова тронула левую руку Мэгги своей правой рукой, жестом ободрения, одновременно неловким и исполненным симпатии.
— Я хочу большой и вкусный ужин.
Мэгги продолжала хмуриться.
— Вредно пропускать время обеда, Джесси, и вы сами это знаете.
— Есть вещи, — как можно мягче ответила Джесси, — гораздо важнее еды. И вы тоже это знаете, как и я.
Мэгги снова бросила взгляд на экран дисплея, потом вздохнула и кивнула. Когда она потом заговорила, ее тон был тоном женщины, согласившейся на нежеланный компромисс, в который она сама не верит.
— Ладно, может вы и правы. Чтобы я тут ни говорила, вы босс.
Джесси кивнула, впервые осознав, что для того, чтобы совместно принять что-либо удобное для объяснения происходящего, они впервые отвергли всякую выдумку.
— Вот это верно. Я — босс.
Бровки Мэгги снова поднялись вверх на половину дюйма.
— Как вы смотрите на то, если я принесу сэндвич сюда и оставлю тарелку на краю стола?
Джесси улыбнулась:
— Договорились.
На этот раз Мэгги ответила на ее улыбку. Когда, три минуты спустя, она принесла Джесси сэндвич, та уже снова сидела перед зеленовато-светящимся дисплеем, в сиянии которого кожа ее лица принимала нездоровый комиксно-зеленоватый оттенок, полностью поглощенная работой над своим письмом, буквы которого она споро набирала на клавиатуре. Маленькая экономка-ирландка даже не старалась быть тихой — она была из тех женщин, кто не пойдет на цыпочках, даже если от этого будет зависеть ее жизнь — но Джесси даже ухом не повела на ее шаги. Она ничего не слышала. Бросив печатать, она взяла со своего компьютера пачку газетных вырезок и несколько секунд торопливо в них копалась. В большей части вырезок содержались фотографии, на которых был снят человек, мужчина со странно-узким лицом, суживающимся к подбородку и совершенно пустым, с глазами, при взгляде на которые, в голову Джесси всякий раз приходила Донди, звезда комического стриптиза и Чарльз Мэнсон. Пухлые губы, похожие на ломтики перезревших фруктов, нависали под тонким и острым, словно лезвие, носом мужчины.
Несколько секунд Мэгги постояла за плечом Джесси, ожидая хотя бы какой-то реакции, потом негромко произнесла: «Гм!» и вышла из комнаты. Только пятьдесят минут спустя Джесси поглядела налево и заметила тост с сыром на краю стола. Сэндвич уже давно остыл, но она все равно жадно проглотила его, в пять быстрых волчьих укусов. Потом повернулась обратно к Маку. Курсор продолжал перед ней свой неугомонный танец, медленно, но верно уводя ее все глубже в дебри.
Глава тридцать шестая
Я немножко успокоилась, но потом подумала: он просто лег на пол позади моего сидения и поэтому я не вижу его в зеркало. Для того, чтобы убедиться, что это не так, я поднялась, перегнулась через спинку и посмотрела назад, во что было трудно поверить, так я была слаба. От самого легкого движения и тем более удара или прикосновения, мне начинало казаться, что мою руку не просто сжигает огнем, а кто-то протыкает ее насквозь раскаленными гвоздями. Позади моего сидения никого, конечно же, не было, и в том, что в последний раз, я вообще видела его, оно было соткано из лунных теней, я сильно сомневалась… но тени в моей голове оказались сильнее.
Я просто не могла поверить в то, где теперь нахожусь — и это во время светлого дня, когда солнце палит нещадно, когда на руках у меня нет наручников, когда я выбралась из дома и сижу взаперти в безопасности в моей собственной машине. Мне начало казаться, что если оно не прячется на полу позади меня, то наверняка забралось в багажник, а если не в багажник, то легло теперь под задний бампер. Я всячески убеждала себя, что оно по-прежнему со мной, около меня, во мне, и так оно и было — с тех самых пор оно находится во мне, Руфь. Вот что я хочу, чтобы ты — и все остальные — поняли; именно это я всегда хотела сказать. С тех пор он всегда находится со мной. Он остается со мной несмотря на то, что мой разум, каждый раз, когда я видела его, говорил мне, что он — это всего лишь плод моего воображения, подстегнутого игрой света и теней. Или, быть может, мне лучше сказать, что оно остается со мной. Мой ночной гость есть «человек с белым лицом» всякий раз, когда солнце восходит, но стоит только наступить тьме, как он превращается в «существо с белым лицом». Кто бы это ни был, «он» или «оно», мой разум гнал его от меня, но сама я всегда знала, что до конца дней моих это останется рядом со мной, всегда будет блуждать где-то поблизости. Потому что всякий раз, когда ночью в моем доме скрипит половица, мне кажется что это оно возвращается за мной, всякий раз, когда я слышу рядом с собой шаги незнакомца, мне кажется что это вернулось — вернулось для того, чтобы завершить свою работу. Оно было в моем мерседесе в то утро, когда я очнулась, оно бывает в моем доме в Истерн Пром каждую ночь, либо прячется за шторами, или стоит в шкафу и его зловещая плетеная корзина всегда находится у его ног. У меня нет волшебного копья, которым я бы могла отпугнуть чудовище и кроме того, Руфь, я так устала от него.
Она сделала паузу для того, чтобы вывалить в мусорную корзину переполненную пепельницу и закурить новую сигарету. Все это она проделала очень медленно и расчетливо. Ее руки била едва заметная, но непрекращающаяся дрожь и обжечь себе пальцы ей совсем не хотелось. Когда сигарета как следует разгорелась, она глубоко затянулась, выпустила толстую струю дыма и положив сигарету в пепельницу, вернулась к Маку.
Я не знаю, чтобы я делала, если бы аккумуляторы у машины разрядились — наверное так и просидела
