— В таком случае пусть оставит меня в покое, — резко ответила Генриетта, — не желаю выходить замуж, и точка. Моё решение твёрдо. Его никто не изменит.
— Мне ли этого не знать, — с лёгкой грустью произнесла кормилица.
— Вот и отлично, — подытожила Генриетта, — передай ему, пусть выходит замуж, если хочет, или пусть пошлёт жениха к чёрту, на его выбор.
— Брак священен для всех людей: и для мужчин, и для женщин. Попытайся понять это и смириться.
— Вот как? — насмехаясь, спросила её Генриетта. — Так по-твоему, я должна сидеть дома, пока этот мерзкий похотливый козёл будет развлекаться с другими и, вполне возможно, на мои же деньги?
— Брак выглядит совсем иначе, — попыталась возразить кормилица, но Генриетта её перебила.
— В моих глазах он выглядит именно так. И хватит нравоучений. Занимайся своим делом и не лезь, куда не следует.
— Хорошо, миледи, — упавшим голосом покорно произнесла Жюли.
— А теперь оставь меня, — приказала ей Генриетта.
— А как быть с приказом вашего отца?
— Похоже, вы от меня не отстанете, — разозлившись, Генриетта вскочила со скамьи и быстро пошла по направлению к дворцу.
— Терпеть не могу этого непотребного оценивающего взгляда, которым меня встречают, — пробормотала Генриетта, открывая дверь в кабинет отца.
При её появлении молодой человек, сидящий в кресле напротив герцога Орлеанского, поднялся и отвесил ей глубокий поклон. Приседая перед ним в реверансе, Генриетта заметила жадный взгляд, который прошёлся по ней с ног до головы.
«Наверняка представляет, что под моей одеждой, мерзавец, — возмущённо подумала Генриетта. — Ну почему все мужчины норовят в первую очередь заглянуть под одежду? Неужели эти самодовольные индюки считают, что только у них есть душа, а женщина обладает лишь телом, единственное предназначение которого — услаждать низменную похоть мужчин. Ну, погоди у меня!»
— Слухи о красоте вашей дочери, монсеньор, и в малейшей степени не соответствуют слухам. Какие дивные голубые глаза, какие прекрасные белокурые волосы! Она сложена как богиня. Я потрясён, я уничтожен и больше всего на свете мечтаю назвать вас своей супругой! — молодой человек говорил с таким же восторгом, как и смотрел на Генриетту.
Генриетта изобразила на губах подобие улыбки. «Этот к тому же льстец», — подумала она.
— Дитя моё, — мягко заговорил герцог Орлеанский, — граф — третий сын герцога Саксонского. Он прибыл по весьма важному для всех нас делу. Я прошу выслушать его со всевозможным вниманием и уважением.
— Воля ваша, отец, — смиренно ответила Генриетта.
— Правда? — герцог Орлеанский не мог скрыть облегчения. — Я оставлю вас наедине, чтобы вы могли поговорить без помех.
Радостный герцог Орлеанский вышел за дверь и осторожно закрыл её за собой. Снаружи его встретила кормилица.
— Всё идёт как нельзя лучше, — шёпотом сообщил ей герцог.
В ответ Жюли лишь покачала головой.
— Как же плохо вы знаете вашу дочь.
Тем временем молодой граф опустился перед Генриеттой на колени и, протянув руку с пафосом воскликнул:
— Я безумно люблю вас, миледи. В ваших руках моё счастье и надежда видеть вас в качестве моей супруги!
«Быстро же он влюбился», — подумала Генриетта, сверху вниз наблюдая за трогательной сценой.
— Садитесь, — пригласила Генриетта, когда граф поднялся с колен.
— Я стоя выслушаю свой приговор!
— Как желаете, — Генриетта уселась в кресло и продолжала, — я очень рада оказанной мне чести, вы храбрый и, безусловно, мужественный человек.
— Именно так! — гордо подтвердил граф. — Я вижу, вы прекрасно осведомлены обо мне.
«К тому же самодовольный дурак», — сделала очередной вывод Генриетта, при этом награждая графа обворожительной улыбкой. Она продолжала вкрадчивым голосом:
— Безусловно, граф, иначе чем объяснить ваше сватовство? Лишь очень мужественный человек мог решиться жениться на мне после всего, что произошло.
Граф непонимающим взглядом уставился на Генриетту.
— С вашего позволения, миледи, я бы хотел узнать, что вы имеете в виду?
— Моего бывшего супруга, — с печальным видом сообщила Генриетта. — Бедняга…
— Вашего бывшего супруга?
— Я вдова! Разве отец не говорил вам?
— Вдова? Нет, не говорил, — граф неприлично открыл рот от удивления.
— Как это на него похоже, — грустно продолжала Генриетта. — Отец всегда пытался защитить меня.
— Почему же, миледи? Вашей вины нет в смерти мужа. Все мы смертны. Рано или поздно нам придётся предстать перед Господом.
— Благодарю вас! У вас доброе сердце, но видите ли, всё дело в том, что это я убила моего мужа.
— Вы? — граф в сильнейшем смятении опустился в кресло.
— Я! Это случилось в брачную ночь. Мне не понравилось, как он целуется. Я дождалась, пока он заснёт, а потом всадила нож в спину моего супруга.
Генриетта едва сдержала смех, когда увидела, с какой поспешностью граф покидал комнату. Но после его ухода она разразилась смехом, весьма довольная собой и своей выдумкой.
Веселье Генриетты было прервано появлением разъяренного герцога Орлеанского.
— Что ты ему сказала? Он уехал, даже не попрощавшись.
— Скатертью дорожка, — отозвалась Генриетта.
— Твоё поведение вынуждает меня применить наказание. Все твои сверстницы давно обзавелись детьми, а ты не только отказываешься выходить замуж, но и умудряешься выставить меня всеобщим посмешищем!
— Сами виноваты, — Генриетта пожала плечами, — не следовало присылать женихов. Я не меньше сотни раз твердила вам, что не собираюсь замуж, и меня никто не заставит.
— Твои желания меня не интересуют! — закричал герцог Орлеанский. — Ты выйдешь замуж.
— Вам меня не заставить, — со спокойствием, выводящим из себя, ответила Генриетта, — следующего жениха, который появится во дворце, я убью.
— Это просто уму непостижимо, — в сильнейшем гневе герцог покинул комнату. Кормилица с одного взгляда поняла состояние герцога. Она мягко взяла его за руку.
— Генриетта никогда не изменится, монсеньор!
— Неужели мне суждено умереть, не повидав внуков? — прошептал в отчаянии герцог. — Нет, нет, Жюли, я поеду к моему брату, поеду в Париж, я заставлю Генриетту выйти замуж… Вели приготовить карету. Я еду в Париж.
Глава 5
На следующий день, ближе к вечеру, герцог Орлеанский, обуреваемый тяжёлыми мыслями, шёл по коридорам дворца Сен-Поль. У двери в зал аудиенций герцог на мгновение остановился, дожидаясь, пока объявят его имя, а затем бодрым шагом вошёл в зал. Легко кивая придворным, которые отвешивали ему
