– Так убей его, и дело с концом, – сказал шут.
– А вдруг его прислал епископ?
– Другого пришлет, – сказал шут. – С языком.
– Подлец, – сказала Анна сквозь зубы.
– Спроси его по-литовски, – сказал Роман.
– Ты что здесь делаешь? – спросил шут.
– Я пришел из Тракая, – сказал Кин. – Я своих увидел.
– Врешь, – сказал шут.
– Что он говорит?
– Врет, – сказал шут. – Убить его надо, и дело с концом.
Кин постарался приподняться.
Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю.
– Погодите, – сказал Кин. – Мессир Роман, у меня к вам важное дело.
– Он знает латынь? – вырвалось у Романа.
– Боярин, – сказал отрок, – время истекает.
– Время? – повторил ятвяг. – Князь ждет. Идите на башню.
– Сейчас, – сказал Роман. – Ты говоришь, что знаешь меня?
– Я принес вести из Бремена, – сказал Кин. – Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня.
– Нет, – сказал Роман. – Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе.
– Время истекает, – сказал отрок.
– О чем он все время говорит? – спросил шут.
– Он должен встретиться с одним человеком.
Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском.
– Князь сказал, – повторил он, – пора идти.
– С тобой пойдет Акиплеша, – сказал Роман. – Он все знает.
– Князь сказал, – повторил ятвяг, и в словах его была угроза.
Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.
– Он снимет веревки, – прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, – главное – снять веревки.
Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное.
– Цезарь, – сказал шут, – не бери греха на душу.
– Ты никогда не станешь великим человеком, – ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, – наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка – жизнь и великая магия. Ты! – крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю.
И в этот момент блеснул нож – коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож... и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.
– Как я испугался... – сказал он.
Шут смотрел на ятвяга.
– Плохо вышло, – сказал шут. – Ой как плохо вышло...
– Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх – и за сарай. Никто ночью не найдет.
– Кровь, – сказал шут. – И это есть знание?
– Ради которого я отдам свою жизнь, а твою – подавно, – сказал Роман. – Тащи, он легкий.
Шут стоял недвижно.
– Слушай, – сказал Роман. – Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил... Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей... но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье... Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне.
Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад – рот приоткрылся в гримасе.
Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого.
– Я больше не могу, – сказала Анна. – Это ужасно.
– Это не конец, – сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ.
– Вот видишь, – сказал Жюль. – Он справится.
В голосе Жюля не было уверенности.
– А нельзя вызвать помощь? – спросила Анна.
– Нет, – коротко ответил Жюль.
Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока:
– Глузд! Вернись.
Отрок сбежал по лестнице вниз.
– Мне не дотащить, – сверху показалось лицо шута.
– Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете – тут же иди на стену. Скажешь, что я – следом.
Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.
– Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?
– Я послушен, учитель, – сказал юноша.
– Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза.
Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.
Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой.
– Второй час полуночи, – сказал Кин. – Скоро начнет светать. Ночи короткие.
– Да? – Роман словно вспомнил, что не один в подвале. – Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?
– Разве это важно, чародей? – спросил Кин. – Я ученик Бертольда фон Гоца. Ты слышал это имя?
– Я слышал это имя, – сказал Роман. – Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер.
– Это пустой слух.
Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах.
– Можете снять повязку, – сказал Роман. – У нас мало времени.
Монах снял повязку и передал отроку.
– Я подчинился условиям, – сказал он. – Я тоже рискую жизнью.
Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь подошел к столу и сел, положив на стол железную руку.
– Как рука? – спросил Роман.
– Я благодарен тебе, – сказал Фридрих. – Я могу держать ею щит. – Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. – Спасибо. Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья, – сказал Фридрих. – И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть?
– Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?
– Да, – коротко сказал Фридрих. – В горшке твое зелье?
– Оно может разорвать на куски сто человек, – сказал Роман.
Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой, освобождая ее.
– А это кто? – Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.
– Я тебя хотел спросить, – сказал Роман. – Он сказал, что он ученик Бертольда фон Гоца.
– Это ложь, – сказал рыцарь. – Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов, так мало на свете. Я знаю его учеников... Он лжет. Кстати, сейчас он освободит руку.
