Только небольшая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой деревянной спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание... Анна поняла, что она в тринадцатом веке.
Сколько прошло времени? Она падала туда час?.. Нет, это казалось ей, конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно – ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и потому ее путешествие было в самом деле длинным?.. Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола.
«Раз-два-три-четыре-пять», – считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Должен быть чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть шар, и улыбнулась Жюлю – ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за то, что послушался ископаемую девчонку...
Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может начаться штурм города – Анна поглядела в небольшое забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы.
Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом.
Анна шагнула к постели. И замерла, прислушиваясь. Терем был полон ночными звуками – скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком часового у крыльца, шепотом шаркающих шагов... Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон.
Платье княжны громко зашуршало. Выше талии оно скреплялось тесемками. Тесемки путались, одна оборвалась. Теперь очень важно – платок. Его нужно завязать так, чтобы скрыть волосы. Где шапочка – плоская с золотым обручем? Анна взяла со стола плошку и посветила под стол, в угол горницы – шапочка лежала на сундуке. Сейчас бы зеркало – как плохо уходить в прошлое в такой спешке! Средневековый наряд нам должен быть к лицу, подумала Анна, но как жаль, что придется черпать информацию об этом из чужих глаз. Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как в сказках, но некогда шарить по чужим сундучкам. Анна расшнуровала кед – примерила княжий сапожок. Сапожок застрял в щиколотке – ни туда, ни сюда. За перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски:
– Ты чего, Магда? Не спишь?
Анна замерла, ответила не сразу.
– Сплю, – сказала она тихо.
– Спи, спи, – это был голос тетки. – Может, дать чего?
Тетка тяжело вздохнула.
Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего, платье длинное. Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль... Впрочем, наша трагедия проходит при искусственном освещении. Анна осмотрелась в последний раз – может, забыла чего-нибудь? Потом непроизвольно подняла руку княжны и положила на грудь, чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное, обругал ее последними словами – ну что за ненужный риск! А Анна ощущала странное единство с девушкой, которая и не подозревает, что ее платье позаимствовано другой, которая будет жить через много сотен лет...
– Ничего, – прошептала она, старательно шевеля губами, чтобы Жюль видел, – она крепко спит.
Анна прошла к двери – сильно заскрипело в соседней комнате, и голос окончательно проснувшейся тетки сообщил:
– Я к тебе пойду, девочка, не спится мне, тревожно...
Анна потянула к себе дверь. Дверь не поддалась. Ударили по полу голые ступни – как все слышно в этом доме! – тетка уронила что-то на пол. Шлеп-шлеп-шлеп – ее шаги. Проклятое кольцо в львиной пасти... Анна повернула кольцо и потянула на себя. Сзади тоже отворилась дверь, но Анна не стала оглядываться, нагнувшись, чтобы не расшибить голову, скользнула в темный коридор. Замерла в темноте. За дверью бубнил голос тетки.
23
Первый человек, который попался Анне, был стражник у входа в терем. Он стоял у перил крыльца, глядя на зарево, охватившее полнеба, прислушиваясь к далекому шуму на стенах.
Стражник оглянулся. Это был пожилой мужчина, кольчуга его была распорота на груди и кое-как стянута кожаным ремешком.
– Что горит? – спросила Анна, не давая стражнику возможности поразмыслить, почему польская княжна разгуливает по ночам. Впрочем, стражнику не было до этого дела – ощущение неминуемой угрозы овладело всеми горожанами.
– Стога горят – на Болоте.
Дождь почти перестал – зарево освещало крыши, но переулки за площадью скрывались в темноте. Отсюда, с крыльца все выглядело иначе, чем в шаре, настолько, что Анну одолело сомнение – куда идти? Может, потому, что холодный ветер, несущий влагу, звуки и дыхание города, менял перспективу и уничтожал отстраненность, телевизионную условность изображения в шаре.
– Погоди, боярышня, – сказал стражник, только сейчас сообразив, что полька собирается в город. – Время неладное гулять.
– Я вернусь, – сказала Анна.
Ее тень, тонкая, неверная, длинная, бежала перед ней по мокрой земле площади.
– Если на стене будешь, – крикнул вслед ратник, – погляди, это стога горят или что?!
– Погляжу.
Анна миновала колодец, площадь сузилась – собор казался розовым. От улицы должен отходить проулок – к дому Романа. Анна ткнулась в темноту – остановилась. Она перестала быть наблюдателем и стала частью этого мира.
– Ууу, – загудело спереди, словно какой-то страшный зверь надвигался из темноты. Анна метнулась в сторону, ударилась спиной о забор. Гудение спереди усиливалось, и Анна, не в силах более таиться, бросилась обратно к терему – там был стражник.
Из темноты возник страшный оборванный человек. Одну руку он прижимал к глазу, и между пальцев лилась кровь, во второй была суковатая дубина, которой он размахивал, удручающе воя – однообразно, словно пел. Анна побежала к терему, скользя по грязи и почему-то боясь крикнуть, боясь привлечь к себе внимание. Пьяные, неверные, угрожающие шаги человека с дубиной приближались, к ним примешался мерный грохот, топот, крики, но Анне некогда было остановиться – спрятаться. Куда-то пропал, как в кошмаре, стражник у крыльца – крыльцо было черным и пустым. И терем был черен и пуст.
Рычание преследователя вдруг поднялось в крик – визг – вопль – и оборвалось. Ветром подхватило, чуть не сбило Анну с ног – мимо пролетели черными тенями с огненными бликами на лицах всадники Апокалипсиса – ятвяги, окружившие князя Вячко, передние с факелами, от которых брызгами летели искры.
Анна обернулась – неясной тенью, почти не различишь в темноте, лежал преследователь... Терем сразу ожил – словно с облегчением осветился факелами. Выбежали стражники. Князь соскочил с коня. Ятвяги не спешивались, крутились у крыльца.
– Кто там был? – спросил князь.
– Пьяный, которым овладели злые духи, – ответил ятвяг.
– Не хватало еще, чтобы по городу бегали убийцы. Ты и ты, зовите боярина Романа. Если не пойдет, ведите силой.
– Приведем.
Анне из тени у забора была видна усмешка ятвяга.
Ятвяги одинаково хлестнули коней, пронеслись совсем близко от Анны и пропали. Значит, там и есть нужный ей закоулок. Она слышала, как топот копыт прервался, раздался резкий высокий голос, который ударился о заборы, покатился обратно к улице, и Анна представила себе, как запершиеся в домах горожане прислушиваются к звукам с улиц. Наступает последняя ночь...
Князь Вячко вошел в терем. Ятвяги соскакивали с седел, вели поить коней.
Анна колебалась – войти в переулок? А вдруг сейчас промчатся обратно ятвяги с Романом? Но Роман мог
