Она колеблется.
— Ты тоже идешь? Может, не стоит?
Я улыбаюсь — надо думать (ихихи), тошнотворно приторной улыбкой.
— Увидишь, брат обрадуется мне. Он возвращается победителем. Значит, у него хорошее настроение.
— Смотри сам.
Мы идем вместе.
Хоть она и старая, я с трудом поспеваю за ней. Наконец мне удается с ней поравняться.
Эхехе, я ей улыбаюсь.
Затем с размаху (ух ты!) толкаю ее.
Мать проваливается, даже не вскрикнув. Поглощенная великолепной грудой мусора.
Ах — эхехе.
Я ковыляю (волочусь) к трону. Сажусь спиной к нему, на пол.
Окидываю взглядом разноцветное море мусора. А! Слова, прежде чем я успеваю подобрать их, сами собой приливают к моим губам:
— Старая шлюха! Надеюсь, эта прорва мусора осядет вместе с тобой до центра земли и еще глубже, где сплошная сырость и темнота. Здесь никто не умеет плакать. Никто не станет оплакивать твое исчезновение. Если Эдуард, нарушив закон, решил тебя пощадить, я восстановил справедливость. Теперь моя здоровая половина преобладает над гнилой. Остается поглядеть, какая половина здоровая, какая гнилая. Вперед! Достойно отметим возвращение аббата Гаррисбергского. Моего брата Георга.
Но ой, что это мокрое у меня на щеках?
Ах, друзья, я плачу.
Это слезы. Я плачу. Я умею плакать. Охохохохох. Оох! Аах! Ээх!
Я (у-у-у) укалываю себе палец.
Появляется капелька крови. Я смешиваю ее (ойойой!) со своими скупыми слезами.
Пусть они будут кровавыми.
10
Я слышу их.
Их ликование, песни, музыку (ух, кто же мне, в конце концов, объяснит, что такое лютня?).
Я вынужден мобилизовать все свои силы, призвать все свое мужество. Чтобы появиться на людях, да еще при таком стечении народа, впервые с тех пор, как я стал взрослым. Мужчиной.
Но мой (у!) успех — если я добьюсь его — должен быть только открытым (публичным). Полный успех.
Ээх!
Ах!
Кто-то идет. В военном комбинезоне. Сейчас я покажусь.
Опля — я загораживаю ему дорогу.
Военный резко останавливается. Э-э-э, это же полковник Эней, его-то мне и надо.
— Аббат Йоркский? Ричард?
Э-хе-хе.
— Только не говори, что я тебя напугал, полковник Эней.
— А я и не говорю, раз такое дело.
— Храбрый воин. Бесстрашный воин. Ну как европейский поход?
— Детские игрушки, — отвечает он, раскачиваясь на сильных ногах. (Да, друзья, ничего не скажешь, отличный экземпляр.) — Фактически мы не видали врага. Плевое дело, раз такое дело.
Я вытягиваю шею, пытаясь заглянуть ему в лицо.
— О, значит, ты заслужил генеральский чин, мой дорогой полковник Эней.
По его квадратной — фи! — физиономии пробегает тень замешательства (беспокойства).
А?
— Видишь, Ричард, я про это думал, да не знаю, тяну ли на генерала.
А-а-а.
— Говоришь, думал?
— Ага, частенько, раз такое дело.
— Эй, Эней, думать предоставь другим. Значит, не хочешь быть генералом?
— Ясно хочу, раз такое дело.
(Паук плетет основательную паутину, у-у, еще какую!)
— Или ты предпочитаешь по-прежнему ходить в подчиненных у генерала Ахилла, а?
— Раз такое дело, генерал Ахилл был в Европе на высоте. Он командовал запуском ракет: ни единого промаха, раз такое дело.
— У тебя бы не хуже получилось. Скажешь, нет?
Он соглашается не моргнув глазом:
— Так точно, раз такое дело.
Должен объяснить вам, что с полковником Энеем я знаком тысячу лет. Мы, можно сказать, друзья.
У нас уговор. С дальним прицелом. Я помогаю ему стать генералом, он мне — достигнуть.
А чего достигнуть — э, это ему незачем знать.
Ах, да я и сам не знаю.
В свое время у меня появилось дальновидное предчувствие. Эней мой должник — по причине, которую я объясню позже (ниже) и которая наконец-то дает мне возможность шантажировать его.
О-о-о-о-о, я медленно обхожу вокруг Энея. Опутывая его своей паутиной.
— Ты должен соблюдать наш уговор, полковник Эней. Полагаю, в Европе ты виделся со своим отцом. Как поживает барон Небраскский? Хорошо?
Эней еле слышно отвечает:
— Да.
— Раз такое дело. Небось он с трудом выкроил время повидаться с тобой, по горло занятый своей торговлей. Думаю, он еще больше разбогател. Говорят, Европа стала раем для бизнесменов. А если бы я шепнул папе (э-хе-хе), что барон Небраскский уцелел при ликвидации аристократии, что ему — живому — был воздвигнут величественный пантеон и что полковник Эней, вместо того чтобы ликвидировать своего отца, ай-ай-ай, помог ему бежать в Европу?
— Ты был моим сообщником, раз такое дело.
Я ждал этой его попытки — ишь ты! — выйти сухим из воды.
— По-твоему, значит, вина лежит на нас обоих. Э, Эней, ты забываешь, что я — сын Эдуарда. Ты у меня в руках, а у тебя в руках что? Пустота. — (Кулаки Энея, обтянутые перчатками, как бы сами собой разжимаются.) — Сам видишь, шевелить мозгами — это не по твоей части.
— Раз такое дело. Ох.
Все в порядке, люди. В ажуре. У, мой план начинает себя оправдывать. О, отличный план.
Пальчики оближешь.
Я отделываюсь от горе-вояки:
— Уходи. Сюда идут.
Эней убегает в ту сторону, где ликующие голоса стараются перекричать медь оркестра.
Посмотрим, кто бы это мог быть. А?
Тсс! Ша! Шаги женские.
А, Анна.
Опустив голову, она привычными мелкими шажками пересекает по диагонали зал.
Там, где она проходит, друзья, мусор блестит, как бы обретая былую — эфемерную — жизнь новых,
