4 У
5
6
7
8
9
183. ГРАФУ де ВАЛЕЗУ
12 (24) ФЕВРАЛЯ 1816 г.
<...) В тот же день, 5-го числа, получил я от графа Нессельроде уведомление, что Его Императорское Величество примет меня завтра, 6-го, в полдень. Все было готово: я подал свои ноты, а после откровенной беседы с графом Каподистрией составил для себя необходимую диспозицию. <...)
Сделав все сии приуготовления, явился я 6-го к полудню на императорскую аудиенцию.
Нелегкое это дело — сохранять присутствие духа в подобных обстоятельствах. К вам выходит сам Император с тридцатью шестью миллионами людей в своих карманах (оные видны с совершенной отчетливостию), он подходит вплотную, а по причине недостаточной остроты слуха приближает свою голову к вашей. В глазах его вопрос и недоверие; власть изливается из всех его пор.
«А, так у вас письмо для меня!» — «Да, Государь, я имею честь передать его Вашему Величеству». Беседа начинается о главном предмете, с Симплона и Новарэ В отношении сего можно лишь восхищайся чувствами, изъявленными Императором. Я говорю все, на что только способен мой язык в сии краткие мгновения, касательно положения Его Величества. <. .) Наконец имею удовольствие слышать обращенные ко мне слова Его Императорского Величества: «Да, это справедливо, мы уладим сие дело». Закончив о сем предмете, я представляю Его Императорскому Величеству, что все другие дела слишком многочисленны, и я почел бы за милость, если бы дозволено было мне обсуждать их во всех подробностях с одним из государственных секретарей. При этом я до
вольно ясно дал понять, которого именно почитаю наиболее сведущим, и имел невыразимое счастие видеть, что Императору понравилась моя мысль: «Хорошо, я направлю вас к графу Капо- дистрии». Это было все, чего только я мог желать; лишь с ним одним я могу говорить, ибо только он может и желает выслушать меня. — После того как предмет сей был завершен, Император сам перешел к великой важности делу о католиках, ради которого я просил аудиенции еще прежде прибытия курьера. Изобразив всю ту горесть, каковую доставили мне возможные с его стороны подозрения, и повторив уже сказанное мною графу Нессельроде, я продолжал: «Торжественно заверяю Ваше Императорское Величество, что я никогда не покушался на веру ни одного из ваших подданных, но если кое-какие конфиденции случайно достигали меня, честь и совесть не дозволяли мне говорить на это:
Изо всего были видны чьи-то старания очернить меня в глазах Императора. «По достоверным сведениям, — сказал он, — есть все основания полагать, что вы поддерживаете этих господ» (иезуитов). Как понимать слово «поддерживаете»? Сие мне неизвестно. Я иду своей дорогой, как мул в Альпах, не глядя по сторонам. Меня может обмануть даже ребенок. — Затем разговор перешел на религию. — Говоря о различных вероисповеданиях, Император сказал: «В христианстве есть нечто большее, чем все это» (и он рукой очертил в воздухе круг, словно бы обрисовывая купол вселенской Церкви). Я передаю Вашему Превосходительству все точно слово в слово: «Вот самое существенное. Начнем с того, чтобы бороться противу неверия; именно в нем главное зло. Будем следовать Евангелию. Я верю, что когда-нибудь все исповедания соединятся, даже не сомневаюсь в этом. Но время еще не пришло. Касательно же тех, кто меняет религию, должен признаться — у меня нет к ним уважения» (при этом на лице его отобразилось презрение) .
Если бы я был хоть две минуты на месте Императора, то не отказал бы себе в удовольствии спросить: «Каким же образом смогут соединиться все исповедания, если каждый христианин должен неизменно сохранять свое собственное?»
Но возражать было невозможно. <...)
Ш* |
291 |
Видя, что аудиенция подходит к концу, я сказал: «Прошу Ваше Императорское Величество взять в соображение то, что один лишь намек на неудовольствие с вашей стороны делает пребывание мое здесь невозможным. Я сам напишу в Турин...» Он уже несколько отошел от меня и, не расслышав, подумал, будто я сказал: «Боюсь, что Ваше Величество уже написали в Турин». Он с живостью отступил назад и возразил: «Никогда, я никогда не писал ни единого слова в этом смысле в Турин. Вы же знаете, сколь я всегда уважал вас, и именно поэтому хотел вполне откровенно объясниться с вами. Теперь все покончено и вернулось к прежнему своему состоянию». После сего он взял мою руку и чрезвычайно доброжелательно на английский манер пожал ее.
Так завершилась знаменательная сия эпоха моего пребывания в Санкт-Петербурге. Я забыл сказать еще Вашему Превосходительству, что в конце аудиенции мною было сообщено Его Императорскому Величеству о решении моем совершенно удалиться от двора и света. «Сие по причине денежных ваших затруднений?» — спросил он. «Да, Государь! Я в совершенном упадке, а Его Величество, несмотря на всю свою доброту, не может теперь даже. .» Он прервал меня: «Нет, нет, не обескураживайтесь», а может быть, сказал и другое: «Не надобно спешить» (не помню, что именно, голова у меня была не на своем месте); кажется, он произнес еще: «Все это дело временное». Признаюсь вам, г-н Граф, по всей его манере говорить и желанию окончить аудиенцию заключил я как о вполне вероятном, что г-н Кристоф Ломбарди2 показал ему какие-то инструкции. Несмотря на все мое горе, не мог я внутренне не рассмеяться, видя все свои расчеты уничтоженными какими-то несколькими словами. <. .)
1
2
184. ГРАФУ де ВАЛЕЗУ (?)
15 (27) ФЕВРАЛЯ 1816 г.
Г-н Граф,
Несмотря на важное заверение, сделанное Императором после выдворения иезуитов,