Петербургские письма

вкусе. На одной из ее сторон можно было прочесть стихи Горация⁵:

Hie ames dici pater atique princeps [105]

На другой — из Вергилия: Expectate, veni, sacra siosque tibi commendat Troja Penates[106]!

Трудно представить что-либо более удачное и значительное, чем сии.две надписи, особливо вторая из них. Дай Бог, чтобы ве­ликий Император поймал поляков на словах первого стиха, чтобы он восстановил и возродил их религию и счастливый гений спо­спешествовал бы ему в сем предприятии. <...)

Впрочем, при всех разговорах и пересудах никто в точности не знает политического положения Польши. Касательно небезын­тересного вопроса о конституции сего государства мне кажется, я получил довольно ясное представление со стороны как польских, так и русских предрассудков, известных Императору во всей их полноте. Они подобны воспаленным опухолям, к которым надобно прикасаться с осторожностию, и именно таковая осмотрительность является причиной нынешнего двусмысленного положения.

Только время покажет, чем будут русские в Польше и поляки в России; получат ли польские суды право апелляции в судах российских или же оставят им только одни прошения; учредят ли польское канцлерство и польский верховный суд и т. д. <...)

Кроме того, разделение может быть более или менее резким, а соединение — осуществляться под совершенно различными ви­дами. Но пока надобно подождать.

Во время пребывания своего в Варшаве Его Императорское Величество восстановил польский орден Белого Орла⁶.

Предрассудки русских противу Польши и ее самостоятельного политического существования доходят до крайности, трудно под­дающейся воображению. Здешние мудрецы говорят: «Надобно сделать все для слияния обеих наций»; однако не следует пони­мать сие как условие равенства. Имеется в виду отнюдь не то, что Россия должна стать отчасти польской, а лишь полное обру­ сение Польши.

Сейчас внимание Его Императорского Величества занято пред­метами величайшей важности: армией, бумажными деньгами, гражданской частью, тарифом, законами, религией. Вчера Импе­ратор лег спать в три часа утра, встал в шесть и поехал смотреть госпитали. Столь деятельный дух оказался бы совершенно беспо­лезен, если бы не был заключен в железном теле. <...)

1 Филипп V (1700—1746)—король Испании (с 1713). Внук Людовика XIV. По матери племянник Карла II — последнего Габсбурга на испанском троне. Вступил на престол в результате Войны за Испанское Наследство.

2 Людовик Савойский (1434—1465)—герцог. Установил законом нераздель­ ность Савойи и Пьемонта.

3 Фердинанд VII (1784—1833) — король Испании (с 1808) из династии ис­ панских Бурбонов, происходивших от внука Людовика XIV Филиппа, герцога Анжуйского (Филиппа V).

4 Натурализация вполне завершилась — ироническое замечание Ж. де Ме­стра (предки Виктора Эммануила I правили Савойей начиная с XI в.).

5 Квинт Гораций Флакк (65—8 до н. э.) —римский поэт.

6 Орден Белого Орла — первый польский орден. Установлен Августом II в 1705 г. В 1815 г. соединен с орденами Российской Империи. В 1831 г. вклю­чен в число русских орденов и по старшинству поставлен после ордена Св. Алек­сандра Невского.

176. ГРАФУ де ВАЛЕЗУ

21 ДЕКАБРЯ 1815 г. (2 ЯНВАРЯ 1816 г.)

Г-н Граф,

Я урываю мгновение среди суматошности сего дня, дабы сооб­щить Вашему Превосходительству о событии, которое отзовется на всю Европу. Сегодня утром санкт-петербургский губернатор генерал Вязмитинов явился с указом Императора арестовать всех иезуитов '; в их доме была поставлена стража во всех дворах, коридорах и у двери каждого монаха; сегодня вечером всех уве­зут (по крайней мере, так сказано) неизвестно куда. Говорят, будто запрет распространяется на весь Орден, даже в Польше; столичных иезуитов обвиняют в совращениях[107] и в том, что они якобы говорили с кафедры: «Для спасения есть только одна истинная религия». Действительно, несколько высокопоставленных особ обратились в католическую веру, но иезуиты имеют к сему такое же отношение, как к сегодняшнему восходу солнца. Они здесь уже сорок лет, и каким же чудом за все это время, вплоть до сего 1815 года, их не заподозрили ни в одном обращении? Сии обращения суть лишь следствия всемирного закона, который действует сам по себе и неподвластен человеку: как только в не­католическую страну проникает наука, общество незамедлительно разделяется. Большая часть скатывается к деизму, а некоторые идут к нам. Во всех протестантских странах не осталось ни одного просвещенного протестанта. <. .)

Никак не думаю, чтобы иезуиты занимались здесь обраще­ниями; они могли радоваться и одобрять их, но не более; движе­ние это пришло сюда издалека. Однако все сии соображения бес­полезны; приказ, как обычно, будет исполнен незамедлительно; . отцы не могут выступить в свою защиту; никто из друзей не будет

допущен к ним, и не позволят оказать для них никакой помощи. Как мне сказали, поедут они в середине января в открытых поч­товых санях; будут ли у них шубы? Достанет ли времени хоть на какие-нибудь приготовления? Одному Богу известно, не перемрут ли все старые и слабые по дороге. Я надеюсь на гуманность Им­ператора, и до завтрашнего дня нельзя сказать ничего опреде­ленного.

Полагаю, что католическое богослужение в сей столице при- оставлено, а, может быть, и запрещено. Нам, конечно, скажут, что будут присланы другие священники, однако я уже предвижу, как все это обернется.

Последствия сего события окажутся неизмеримо огромными и совсем не такими, какими их предполагают. Уже давно новейший философизм не одерживал столь большой победы над всем хри­ стианством. <...)

Странное дело! Когда католические монархи, уступая духу века, изгоняли иезуитов, Россия принимала их³. Сегодня наши государи, просвещенные опытом, их возвращают, но из России они изгнаны, словно вынутые из некоего хранилища. Не чудо ли это?

Горячность умов и извращенность подозрений здесь таковы, что обвиняли даже меня в совращении особ высшего света⁴; сии прелестные вымыслы хорошо показывают, чего стоят все обвине­ ния противу иезуитов. В голове моей не может возникнуть даже и мысли подступиться к вере кого-нибудь из русских, а как по­сланник я могу лишь возражать в случае таковых попыток. <...)

Памятное сие событие, о коем оповещаю я Ваше Превосходи­тельство, лишь усиливает те причины, которые вынуждают меня покинуть эту страну, несмотря на столь многие и издавна уста­новившиеся связи. Имея на руках семейство, никак нельзя обой­тись без полной свободы богослужения, а наше теперь практиче­ски здесь запрещено. <...) воря уже о совращении ею детей своих и других ближайших родственников». Далее автор пишет «о том могущественном влиянии де Местра, какое он дол­жен был производить на высшее русское общество, о том важном, обширном и многостороннем пособии, какое он мог доставить Груберу в его подземной работе олатинения высшего русского общества» (Морошкин М. Иезуиты в Рос­сии с царствования Екатерины II и до нашего времени. СПб., 1867. Ч. I. С. 490—491, 497; СПб., 1870. Ч. II. С. 120).

3 Когда католические монархи изгоняли иезуитов, Россия принимала их — иезуиты были изгнаны из Прртугалии в 1759 г., как замешанные в покушении на короля Иосифа I; из Франции в 1764 г. вследствие злоупотреблений торго­выми делами. В 1773 г. папа Климент XIV объявил Орден Иезуитов уничто­женным повсеместно и навсегда, в 1814 г. Пий VII восстановил его. В России иезуиты появились при Екатерине II с присоединением Белоруссии после пер­вого раздела Польши (1772). Иезуитские миссии были учреждены в саратов­ских колониях, Астрахани, Риге, Одессе, Москве и в Сибири. Общее число иезуитов доходило до 349 чел.

4 <.. .> обвинили даже меня в совращении особ высшего света — это под­тверждали даже весьма расположенные к Ж. де Местру его петербургские зна­комые: «<Кн.