Петербургские письма

отравою его предшественников, и яд сей просачивается к нам со всех сторон. Тысячи признаков, которые было бы слиш­ком долго разъяснять, убеждают меня в том, что мы близки к нравственной и религиозной революции, без которой хаос не может уступить место творению. Как вы сами сказали, любезный Князь, рука Провидения с очевидностию являет себя. Но мы еще ничего не видим, потому что до сего времени она лишь расчищала место Зато дети наши воскликнут с благоговейным восхищением: «Fecit nobis magna qui potens est» * Навряд ли возможно, чтобы вы не слышали про книгу, именуемую «Gesta Dei per Francos» . Это история крестовых походов. Книга сия может пополняться от века к веку, не меняя своего названия. В Европе ничто великое не делается без французов. В наше время они были смешны, безумны, жестоки; вы можете говорить о них все что угодно, но при всем том именно они были избраны орудием одной из ве­ личайших мировых революций. У меня нет никаких сомнений, что когда-нибудь (и, возможно, в скором времени) они щедро вознаградят мир за все причиненное ими зло, ибо талант к рас­пространению идей есть врожденное их свойство, а может быть, и предназначение. Они никогда не перестанут возбуждать Европу то к добру, то к злу. Несомненно, Франции предстоят еще великие смуты, но в конце концов все завершится, как я говорю. А ваша великая страна, впутанная в сие громадное потрясение и едва не ставшая его жертвой, с удивительной быстротой оказалась одновременно в роли и спасенного, и спасителя. Что ждет ее? Сие известно одному Богу. Несомненно лишь одно: нельзя оставаться в существующем теперь положении. На вашу долю выпала своя часть смуты; нашествие заметно переменило понятия крестьян ва­ших, но французские солдаты оказались совсем неподходящими прививальщиками. Боже сохрани вас! —Вы пишете мне о науках и университетах? — Что за предмет, любезный Князь! В Вильне защищают тезис о том, что Бог в существе своем (per perfectio- nem) есть теплород, что разум человеческий есть лишь ослаблен­ный теплород, солнце — теплород образовывающий, растения — теплород упорядоченный и т. д. и т. д. В одном из ваших уни­верситетов моральную философию преподает отрекшийся като­лический священник, который уже заморил двух жен и теперь на­слаждается третьей. Образование поставлено у вас с ног на го­лову и способствует развращению, даже не приблизившись к науке. Главная причина сего зла в том, что государственные мужи ваши не желают замечать протестантизма. Они не познали сего змия, и даже самые проницательные видят в нем лишь не­которое подобие угря. Я не думаю, чтобы германское образование вообще подходило к вашему нраву; оно исполнено новомодного философического духа, доходящего до сумасбродства. Если гово­рить только о науке вне связи ее с нравственностью, то, полагаю, санкт-петербургская гимназия дала превосходных подданных. Впрочем, письмо для столь важных предметов совершенно не го­дится: тут надобен целый год, а у меня всего лишь одна ми­нута. Еще менее пригоден я для рассуждений о вашем Уложе­нии², по поводу коего спрашиваете вы мое мнение. Князь Алек­сандр Салтыков поддерживает оное: авторитет его весьма мною почитается. С другой стороны, г-н 'Грощинский³, которого реко­мендуют мне как русского патриота со здравым смыслом и зна­нием местных дел, безоговорочно против. И неприлично было бы иностранцу (даже не умеющему прочесть сам проект) выбирать между' двумя столь весомыми авторитетами. Одно только могу утверждать с полной уверенностию, что народ интересуется Уло­жением не более чем делами в Японии; никто его не желает, ни­кто о нем не говорит, а между тем оно обходится повелителю ва­шему по сто тысяч рублей в год уже на протяжении нескольких лет. — Однако, повторяю, иностранцу не пристало излишне рас­суждать о подобных предметах. Но, вообще говоря, я склоняюсь

18 Заказ № 82

к тому, что вы еще не приготовили народ свой к новому Уложе­нию. Я ставлю в вину вашему Петру I величайший грех — неува­жение к своей нации; что-то не приходилось мне читать, как Нума⁴ обрезал тоги у римлян и обращался с ними, как с вар­варами. Децимвиры⁵ ездили за законами в Грецию, но никогда не привозили они к себе греков, чтобы вводить оные. Ныне на­циональная гордость пробуждается и негодует; Петр поставил вас относительно иностранцев в ложное положение: пес tecum possum vivere, пес sine te [103]. Таков ваш девиз. Полагаю, любезный Князь, что для внимательного наблюдателя нет сегодня более великой и прекрасной арены, нежели ваше отечество. Все доброе у вас лежит на виду. Вы человечны, умны, бесстрашны, предприим^ чивы, умелые подражатели и ничуть не педанты, враги всякого стеснения, предпочитающие регулярную баталию учению на плацу и т. д. Но на прекрасном этом теле мы видим два безобразных нароста: шаткость и неверность. Все у нас переменчиво, любезный Князь: законы меняются, как дамские ленты, а мнения —как по­крой жилетов; дом продают с такой же легкостью, что и лошадь; постоянно одно лишь непостоянство, и ничто не уважается, по­елику ничто не восходит к старине. Сие есть первое зло. Второе не менее тяжкое: это дух неверности и обмана, который напол­няет все кровеносные сосуда государства. Разбой встречается у вас реже, чем в других странах, но неверность постоянна и по­всеместна. Что бы вы здесь ни купили, всё с изъяном-—в брил­лианте оказывается пузырек, а на спичке нет серы. Сей дух, про­низывающий все ветви управления, производит огромные опусто­шения. Именно противу сих двух врагов и должны быть направ­ лены усилия и мудрость ваших законодателей. Я мог бы говорить о сем предмете до завтрашнего утра, sed de his coram [104] Но скажу лишь, что принимаю в вас и во всем до вас касающемся безгра­ничное участие, ибо вы, русские, относились ко мне с величайшей добротой и я не мог не отдать вам свое сердце. «Вы нужны' нам», — читаю я в вашем письме. Кто эти нам? Я всегда боялся таких персонажей, у коих тысяча имен и тысяча масок и кои слу­жат лишь для обмана. Мне слишком поздно менять свое по­прище. Да к тому же беда как будто прилипла ко мне за послед­ние годы, и ненасытное ее бешенство не оставляет для меня ни­ какого покоя. Вослед несчастиям следуют равнодушие, отвраще­ние, уныние и скука; посему ни слова о моем возвращении. Ко­роль и ^ак прекрасно знает, что я его подданный. Пока я не же­лаю ничего лучшего, чем жить в вашей стране. <. .)

Козловский Петр Борисович (1783—1840) — князь. Получил французское воспитание. В 1801 г. поступил в Архив Коллегии Иностранных Дел. В 1802 г. приписан к миссии при сардинском короле в Риме, где тайно перешел в като­личество. С 1806 г. состоял при посольстве в Вене, в 1810 г. исполнял обя­занности поверенного в делах в Кальяри. С 1812 г. камергер и посланник при

сардинском дворе. Участник Венского Конгресса. В 1818—1820 гг. посланник при дворах вюртембергском и баденском. С 1821 г. в отставке, после чего 13 лет путешествовал по Европе. В 1835 г. возвратился в Россию, участвовал в «Современнике» А. С. Пушкина, который в письме к Чаадаеву писал о нем: «Козловский был бы для меня Провидением, если бы он захотел сделаться раз навсегда писателем». В 1836 г. снова поступил в Министерство Иностран­ных Дел и был назначен состоять при наместнике Царства Польского. А. И. Тургенев писал о нем: «Ум и сведения делают болтовню его не бол­товнёю, а блистательным монологом. Он богат и идеями, и воспоминаниями и размышляет просто. <. .> Только заключения его меня сердят, ибо он вместо того, чтобы за суд (над декабристами. — Д. С.) нападать на судей, нападает на Россию вообще и на народ» (Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. Лейпциг, 1872. С. 52). Находясь в Турине, Козловский так писал графу К. В. Нессельроде о Ж. де Местре: «<. .) отозвание графа де Местра не яв­ляется благоприятным для наших интересов, так как его широкое образование и его долгий опыт умеряли в нем пристрастие к интриге, которым были всегда и будут в большей или меньшей степени заражены посланники туринского двора. <. .) Надо признаться, граф, что, питая расположение к отдельным лич­ностям, граф де Местр не уважал русской нации, но это неважно — он почитал Императора» (донесение от 15(27) марта 1817 г.//Литературное наследство. Т. 29—30. С. 674—675).

1 По древнегреческому мифу, Беллерофон убил изрыгающую пламя трех- ликую Химеру. Его именем был назван корабль, доставивший Наполеона на остров Св. Елены.

2 Уложение — возможно, имеется в виду «Уложение Гражданское», т. е. свод гражданского права, составлением которого с 1809 г. руководил М.М.Спе­ранский, внесший в Государственный Совет свой проект еще в 1810 г. В 1814 г. происходило вторичное рассмотрение новой редакции этого проекта, вызвавшее полемику между министром юстиции И. И. Дмитриевым и Д. П. Трощинским.

3 Трощинский Дмитрий Прокофьевич (1754—1829) — государственный дея­ тель. Статс-секретарь (1793), министр уделов (1802—1806), министр юстиции (1814—1817).

4 Нума Помпилий — по преданию, второй царь Рима (715—673/672 до н.э.).