29 ФЕВРАЛЯ (12 МАРТА) 1816 г.

<...) Несомненно, г-н Граф, Россия представляет ныне зрели­ще весьма интересное. Повелителю ее хорошо известны все су­ществующие язвы, и он искренно желает исцелить оные. В общем, после его возвращения заметно более жесткости в управлении и, ежели позволительно так выразиться, некоторое раздражение ра­ботника противу инструментов, кои не слушаются его руки.

Мы оказались свидетелями события, которое весьма занимало иностранцев, но здесь отнюдь не есть что-то удивительное: трое отставных адмиралов и четверо или пятеро генералов сделаны се­наторами. Старейшина сих господ, адмирал Гейт[113], англичанин, хотел было отказаться, ссылаясь на преклонные свои лета, глу­хоту и полное невежество в юриспруденции, но получил от мини­стра юстиции такой ответ: «Дело не в знаниях; Его Императорское Величество надеется на ваше рвение, честность и здравый смысл». После сих слов адмирал нашелся лишь сказать, что «в таковом случае ничто не может помешать Императору доверить вам эскадру». <...)

Однако главным предметом всеобщих рассуждений является военное сословие. Я полагаю его не менее миллиона человек, и хотя в сем отношении Россия имеет такие средства, которых нет у других держав, тем не менее и для нее это огромный расход, который в силу обстоятельств должен бесконечно увеличиваться, если не сократить численность, ибо военные уже просто не могут существовать. Недавно один молодой офицер говорил: «У меня 1.200 рублей жалованья; пара эполет стоит 200, а чтобы иметь пристойный вид при дворе, мне их надобно полдюжины в год. Так что счет очень прост». Я знаю офицеров, живущих только на жа­лованье, которые просто не выходят, стараясь беречь мундиры. Вне служебного времени они сидят дома, как отцы трапписты, за­кутавшись в шинели. Повторяю, г-н Граф: Россия обладает сред­ствами, которых нет более нигде, и ничто не возбуждает мое лю­бопытство до такой степени, как ближайшее ее будущее.

Ваше Превосходительство видит, что безграничное увеличение военного сословия должно привлечь внимание всех истинно госу­дарственных мужей. Если вспомнить, что император Август управ­лял всем известным миром с 400.000 солдат, уж и не знаешь, что думать, глядя на происходящее. Как ни печально, но история не представляет ни одного примера, когда всеобщие и глубокие зло­употребления были бы исправлены законами и идеями, то есть мудростью человеческой; это делается лишь посредством револю­ ций, то ли бурных, то ли едва заметных, которые приносят новый порядок вещей. А в военной силе есть нечто опьяняющее, не даю­щее власти сдерживать себя. Что произошло в средние века, когда мы все были воинами? Наступил феодальный порядок, который задушил королевскую власть. А что будет теперь? Никому сие не известно, но когда это неизвестное наступит, уже не останется никакой возможности помешать ему. Но мы все-таки в силах оное предупредить, и точно так же, как гражданское общество создало истинную монархию, цивилизуя грубую силу, так и сильное граж­данское общество есть наилучшее охранение монархии. С сей сто­роны Россия весьма неблагополучна: гражданское общество здесь не имеет абсолютно никакого значения. Вашему Превосходитель­ству хорошо известно, что такое женатое и находящееся на содер­жании духовенство; а дворяне в истинном смысле сего понятия как сословие почти уничтожены системой чинов; нет до сих пор ни за­конного суда, ни гражданского правления; военная и гражданская службы, равнозначные при Петре I, теперь разделены огромной дистанцией и т. д. Чиновники, весьма влиятельные хотя бы по своей численности, не получая содержания, кормятся, как это всегда бывает, собственными силами. Таково состояние дел, и для деятельности Его Императорского Величества предлежит обшир­ное поле. Он ясно видит все зло, особливо тот дух нечестности и казнокрадства, каковой старается искоренить всеми своими сила­ми. Да благословит его Господь! Оканчиваю тем, с чего начал. Россия являет собою великое зрелище, на каковое всегда я_ буду взирать с любовью, но и с ужасом.

Император стал жестким и даже тяжелым. Он подавляет всех вокруг. Его дурной нрав более чем оправдан, и все-таки это истин­ное несчастие. Успехи, достигнутые им в чужих краях, сделали его настол^о самоуверенным, что он уже ни в чем более не сомне­вается. Боже сохрани, как бы не зашло все слишком далеко! Для меня невозможно не любить его, да и нет у нас иного друга. Австрия хочет всем завладеть или сама, или через своих прин­цев. <...)

187. ГРАФ К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ — КНЯЗЮ П. Б. КОЗЛОВСКОМУ

31 МАРТА (12 АПРЕЛЯ) 1816 г.

Князь,

Депеша, отправленная к вам с настоящей почтой по поводу отозвания графа де Местра, была составлена в не слишком неблагоприятных выражениях лишь из снисхождения к просьбам этого посланника, который вполне основа­тельно придает большое значение заботливому к нему отношению, должен­ ствующему гарантировать ему как забвение всего происшедшего, так и вы­годы, присущие почетному отозванию. <. .>

Граф де Местр во время пребывания своего в России приобрел репутацию, соответствующую его высоким познаниям, но преувеличивающую широту его ума. Его удивительная память, обогащенная и изощренная долгими занятиями, существенно заменяет недостающую ему глубину. Стремясь более ослепить, чем просветить окружающих, г-н де Местр домогается всяких успехов, каких только можно добиться в высшем свете, и его чрезвычайное усердие непрестанно бы­вать в нем, обратившееся в привычку и настоятельную потребность, предостав­ляет ему широкие возможности пользоваться в избранном им кругу властным авторитетом. Его политические взгляды и религиозные убеждения приобрели крайнюю тенденциозность по причине несчастных событий, жертвой которых он оказался. Непоколебимое упорство его идей и нетерпимость его принципов яв­ляются исключительно результатом ненависти, которую он питает без разбора ко всему, что ему кажется приближающимся к мнениям века, хвалить которые ему не за что. Уже и раньше проникнутый далеко не либеральными взглядами, он с еще большей горячностью воспринял все недостатки, свойственные духу касты и секты, с тех пор как открыл, что источник всех бед надо искать в предмете его личной ненависти. Таковы настроения, с которыми этот послан­ник приехал в Россию.

Легкость его успехов, прием, оказанный ему повсюду, наконец, его общение с иезуитами внушили ему надежду, что своими речами, своею настойчивостью и своей перепиской он может оказывать пользу католической вере, полномочным представителем которой он, в конце концов, возомнил себя. Соединяя француз­скую самоувереность с самыми крайними ультрамонтанскими притязаниями, этот посланник не мог успокоиться до тех пор, пока ему не удалось утвер­дить культ своих принципов в домах, где в течение многих лет ему была пре­доставлена возможность высказываться и где он был всегда желанным гостем. Красноречие, с которым он восхвалял в салонах иезуитов, открывало доступ во многие семейства их духовникам и их книгам; оно внушало доверие к их пансиону, хотя даже сам оратор отказывался дать лестную оценку этой школе, не заслуживавшей ее ни в каком отношении.

Вскоре разразился скандал тайных вероотступничеств. Произошло изгнание иезуитов; господин де Местр был призван к порядку путем конфиденциальных и благожелательных указаний. Он пытался оправдаться в глазах Императора, и Его Величество обещал ему забвение всего происшедшего. Тем не менее- дальнейшее пребывание этого посланника при русском дворе, при столь небла­гоприятных ауспициях, было бы неуместно, и Его Величество с удовлетворе­нием узнал бы о назначении ему преемника, но, конечно, при условии, чтобы отозвание этого человека, преклонного возраста и обременного заботами о семье, не повредило его будущности. Уже то, что самая его вина б^ла покрыта дан­ным ему обещанием, казалось Императору достаточным основанием, чтобы быть ему полезным. К тому же Его Императорское Величество убежден, что граф де Местр благодаря своей честности и своим знаниям может еще оказать важ­ные услуги своему королю, особенно в области государственного управле­ния. <. .>

188. ГРАФУ де ВАЛЕЗУ

28 МАРТА (9 АПРЕЛЯ) 1816 г. <...) Все общество сделалось каким-то печальным. Иностран­цы, возвратившиеся сюда после двух или трех лет отсутствия, не

узнают его. Не менее 23 знатных семейств собираются ехать в чу­жие края; с ними я потеряю то, что более всего люблю и уважаю. Все гонит меня из этого города. Печаль, о которой я говорю, имеет разные причины, и рассуждать о них было бы слишком долго. Не­сомненно лишь одно: тяжкие жертвы, понесенные в 1812 году, и последствия оных принудили множество русских ограничить рас­ходы и закрыть двери домов своих.

Преподобный отец Генерал иезуитов за несколько месяцев до того, как Орден был изгнан отсюда, просил у Его Императорского Величества позволения поехать в Рим согласно обычаю, принято­му до него

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату