Петербургские письма

много менее резонов, чем у тысячи других людей, жаловаться на свое положение. Низверг­нутый сей дьявольской Революцией, я нашел здесь наипочтенней­шее спокойствие и самую лестную для меня доброту. И все же, сударыня, память о двух вещах проходит с трудом, а может быть, и вовсе никогда не исчезнет: это солнце и друзья. Я без больших сожалений готов пожертвовать солнцем, если бы только сердце мое успокоилось на втором предмете. Касательно сердца вы зна­ете, сударыня, что уже целых два месяца, как окончилось жесто­кое мое одиночество. Ко мне приехал сын. Его самым лестным об­разом назначили состоять при мне, и он уже начинает служить под командою отца, пока не обретет собственные крылья. Жена моя и обе дочери[33] остаются среди дыма и пламени. Можете вообра­зить мои страдания! <...)

Графиня Триссино де Сальви — неустаовленное лицо.

Обе дочери — Анна Ксавье Ад ель (1787—?), в замужестве Терре и Анна Николь Франсуаза Констанция (1793—?), в замужестве герцогиня де Лаваль- Монморанси.

34. ГРАФУ де ФРОНУ

28 ДЕКАБРЯ 1805 г. (10 ЯНВАРЯ 1806 г.)

Прилагаемые к сему письма препровождаются Вашему Пре­восходительству через Министерство Иностранных Дел; несмотря на видимость сугубой конфиденциальности, они могут быть про­читаны любопытствующими. А теперь, шифром, жестокая правда.

Г-н Граф, мы пропали, и смертельный сей удар нанесен нам российским Императором. На сего доброго и превосходного монар­ха нашла дурная минута: по совету молодых своих царедворцев и вопреки мнению генералов и министров он дал 2 декабря гене­ральную баталию и проиграл онуюЭто непоправимая беда: может быть, сохранялась бы еще надежда, если бы он оставался во главе своей армии, однако, скоропостижно возвратившись в сто­лицу, он потерял все. Пал престиж русского оружия в Европе, и надо всем воспарили французские орлы; потери в людях одинако­вы с обеих сторон, но люди сами по себе ничто, главное — след­ствия. Сегодня я с величайшей печалью выслушал от князя Чар- торыйского, что при всем своем желании Император, вероятно, ничем не сможет помочь нашему повелителю; он сообщил мне, будто Бонапарте сказал для всеобщего сведения: «Я знаю, что Император Российский принимает великое участие в Короле Сар­динии, но мне столь же невозможно вернуть его, как и Бурбонов». Князь не скрыл безнадежности восстановления Короля, особливо в Италии, хотя Его Императорское Величество будет и впредь прилагать к сему все возможные усилия. Но это, конечно, всего лишь слова. Какой удар, г-н Граф, какая катастрофа! Ведь Прус­сия в согласии с Россией требовала для нас Геную и Парму; а сменившая гнев на милость Австрия — даже и Венецию. Никогда еще столь радужные надежды не оканчивались более ужасным разочарованием.

Замена графа Гаугвица[34] другим посланником показывает, что Пруссия отходит от России и возвращается к исконному своему нейтралитету. Что может сделать для нас Англия? Сие мне неве­домо. Теперь Ваше Превосходительство знает все. У меня нет ни сил, ни времени добавить к сему хоть слово; ежели есть у вас что-нибудь утешательное, сделайте милость, сообщите. Что до меня, то не знаю, жив ли я еще. <. .) despondency [35] и которое к сему случаю приложимо в полной силе своего смысла. Здесь действие Аустерлицкой баталии на общест­ венное мнение подобно волшебству: все генералы просят об от­ставке, и кажется, будто поражение в одной битве парализовало целую империю; зато в Германии судят о сем с большею фило­софичностью. <...)

36. КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

19 (31) ЯНВАРЯ 1806 г.

<...) Беру на себя смелость задержать внимание Вашего Ве­личества на одной из тех поразительных несообразностей, каковые встречаются не только у отдельных особ, но и у целых наций. Рус­ский двор среди всех прочих самый подозрительный в целом све­те. Он следит за каждым нашим шагом, читает все наши письма и весьма любезно отстраняет нас от себя. Ежели кто-либо из чи­новников Министерства Иностранных Дел решался бы нанести нам визит, это был бы потерянный человек. И тот же самый двор допускает, чтобы посланники его доживали при иностранных дво­рах до старости, приобретали там владения, женились и (вот что любопытно!) долги их уплачивались бы тамошними монархами. Иначе говоря, они по сути дела натурализуются там. Граф Разу­мовский ¹ истратил в Вене миллионы на покупку земель и за свои деньги построил мост через Дунай. Вот довольно странный, при­знаюсь, страж противу слабостей, ошибок и макиавеллистических поползновений Австрии. То же самое, хотя и с меньшим вредом, происходит теперь в Берлине и Лондоне. Не знаю уж, когда сей двор откроет глаза на столь опасную систему. <...)

¹ Разумовский Андрей Кириллович (1752—1836)—граф. Дипломат. Посол в Вене (1790—1800, 1801—1807). Участник Венского конгресса. После выхода в отставку жил в Вене в постоянной нужде. За несколько лет до смерти под влиянием второй жены, урожденной графини Тюргейм, перешел в католи­чество.

37. КАВАЛЕРУ де РОССИ

19 (31) ЯНВАРЯ 1806 г.

Г-н Кавалер,

Весьма для меня тягостно прерывать столь длительное молча­ние для того лишь, чтобы выразить чувство отчаяния. Даже после позорного несчастья при Ульме ¹ мы могли спастись. После Аустер­лица все потеряно. Я не могу думать о сей битве, не вспоминая знаменитые слова Тацита²: «Никогда еще не было столь очевид­но, что богов нисколько не заботит счастие наше, а лишь то, как бы наказать нас». Это какое-то чудо, какое-то колдовство, г-н Ка­валер. Этому нет даже названия, и чем больше думаешь, тем ме­нее понимаешь что-либо. Как мог мудрейший и человеколюбивей- ший Государь, столь утрированно не доверяющий собственным суждениям (а что может быть страннее сего!), так вот, повторяю, как такой Государь решился дать сражение противу мнения всех своих генералов и последовал советам кучки молодых царедвор­цев? Но ведь именно это мы только что и видели. В нескольких шагах позади шла на соединение с ним целая армия при полном запасе провианта. Промедление давало лишь выгоду; но нет, на­добно было скорее драться. И они сразились; с каким успехом, вы знаете теперь сами! А через два дня один из эрцгерцогов победил в Богемии³, а другой явился с шестьюдесятью тысячами солдат к воротам Вены. Есть от чего потерять голову. Повторим, г-н Ка­ валер: поп esse сига diis securitatem nostram, esse ultionem [36] Ни­когда не бывало еще столь несомнительной и столь гибельной ка­тастрофы; следствия сего сражения еще более непостижимы, чем оно само. Ежели Император удержался бы, по крайней мере, на границе, а особливо поспеши он к своей силезской армии, дабы склонить Пруссию к решительности, еще можно было бы попра­ вить беду. Однако... Но что говорить! Никогда не перестану я лю­бить его. Общество отдало справедливость намерениям Государя и встретило его, можно сказать, с обожанием. И что для России одно проигранное вне ее пределов сражение? И даже не проигран­ное, ведь французы потеряли двенадцать тысяч солдат и пять или шесть генералов, а русские всего одного. Но это, г-н Кавалер, было бы вполне справедливо в обычное время. Ныне же общественное мнение, как и все прочее, сделалось ни на что не похожим. Аустер- лицкое сражение — это Канны⁴, и здесь говорят, что Ганнибал⁵ у ворот. <...)

1 Ульм — имеется в виду разгром и капитуляция австрийской армии под г. Ульмом. (земля Баден-Вюртемберг) в октябре 1805 г. Французам сдалось в плен 23 тыс. чел. с 59 пушками (всего австрийцы потеряли до 50 тыс. чел.). Потери французов — 6 тыс. чел.

2 Публий (?) Корнелий Тацит (ок. 58 — после 117)—римский писатель и историк.

3 <. .) один из эрцгерцогов победил в Богемии, а другой явился с шестью­десятью тысячами солдат к воротам Вены — по всей вероятности, де Местр передает распространявшиеся тогда недостоверные слухи.

4 Канны — селение на юго-востоке Италии, близ которого 2 августа 216 г. до н. э. произошло крупнейшее сражение Второй Пунической войны, в резуль­тате которого карфагенский полководец Ганнибал наголову разгромил римлян.

5 Ганнибал, Аннибал Барка (247 или 246—183 до н. э.)—карфагенский полководец и государственный деятель. В 218 г. совершил переход через Альпы и вторгся в Италию.