Петербургские письма

столпов добропорядочности и хранителей русского имени одно из первых мест я отдал бы генерал-аншефу графу Толстому, прежнему пе­тербургскому губернатору, коего я имею удовольствие видеть до­вольно часто. Я не знаю лучшего русского и именно возле него ищу для себя ободрения. Он знает силы своей страны лучше, чем кто-либо другой, и вполне заслуженно уважаем Императором. Он даже осмелился сказать ему: «Государь, с этим вашим парадиро­ванием вы погубите сначала себя, затем Россию, а потом всю Европу». Но Император не обратил на его слова никакого вни­мания. Он самолично командует учениями гвардии. Здесь изобре­ли какой-то новый барабан с ужасающим грохотом. Все смеются, особливо офицеры, что, конечно, есть великое зло. Ежели таковое военное педантство, совершенно противное русскому характеру, продлится дальше, неизвестно, что будет с армией. Ведь надобно знать сей народ. Уже начинает недоставать офицеров даже в Гвар­дии. Многие выходят в отставку, а замена им не поступает.

Для меня здесь нет большего удовольствия, чем разговаривать с графом Толстым о политике. Сие, конечно, есть присущая вся­кому человеку слабость любить тех, кто разделяет собственные ваши взгляды. (Увеличить российскую армию со 100 000 до 500 000 солдат, одну половину поставить на границе, а другую бросить на неприятеля. Ни с кем не договариваться, войти без дальнейших церемоний в Пруссию, объявив только манифестом: «Как х®тите—без вас, с вами, за вас, против вас». Таковы его мнения, и еще: «Если мне не верят, я ухожу». Я же заклинаю его оставаться, несмотря ни на что. Я очень его люблю и крепко дер­жусь за сию помочь.) Он согласен со всеми (неверно: со всеми умными головами) , что Россия неповреждена и надобно лишь оду­шевить сей веский народ и уметь управлять им [39] Вот хороший русский: он не офранцузился и не онемечился. Он любит своего повелителя и свое отечество. Но такие люди становятся редкостью. Судьба Его Величества, а быть может, и всей Европы зависит от решения: отступится ли Император? События показывают людей! Я не могу говорить всего, даже шифром, но есть от чего рвать на себе волосы. <...)

46. МАРКИЗУ де ла ПЬЕРРУ

22 ИЮЛЯ (3 АВГУСТА) 1806 г.

Не знаю уж, любезный Маркиз, почему судьба предназначила мне быть для вас всегда или горьким пророком, или горьким ис­ториком. Помните, сколь скандализировал я вас в Швейцарии десять лет назад, когда сказал, что буду на вершине счастия, если мне пообещают восстановление всего через пять лет? Про­шел уже двойной срок, а дела идут все хуже и хуже; мы на дне пропасти, и не видно никакой надежды. Уверяю вас, я писал бы и вам, и другим своим друзьям, если бы от обуревающей меня печали перо не валилось из руки моей. В уме постоянно эта зло­вещая политика, она мешается со всеми мыслями и отравляет их своим ядом. Стоит ли труда слать друзьям продолжение воп­лей Иеремии '?

И все же, любезный Маркиз, надобно сделать над собой усилие и держаться среди сего бушующего урагана. Вели­кий Боже, что за жизнь! Как не вовремя мы родились! Я завидую (хоть это и смертный грех) вашему счастию жить вместе с женой и детьми. Не знаю, суждено ли мне это утешение, где и когда; моей младшей дочери, которую я ни разу не видел, уже двенадцать лет: не кажется ли вам, что пора бы мне с нею и повидаться? Я почему-то думаю, что сей год принесет какую- то определенность в мою судьбу; но, вполне возможно, сего и не случится. — А вы, любезный Маркиз, как поживаете вы на своем великом острове (в Англии. — Д. С.)? Что мадемуазель Клемен­тина ², которая так любила барабаны, не стала ли она полковни­ком в каком-нибудь корпусе волонтеров? Представляю себе, ка­кими совершенными англичанами вы все теперь стали. И вполне ли владеете их языком? Что касается меня, то хотя знаком он мне, как родной, или почти так (когда речь идет о книгах), я все же не научился понимать разговор, несмотря на многие здесь к тому оказии. Ухо, верно, огрубело. <. .) Я много трудился всю свою жизнь, а теперь руки опускаются, и я словно посреди Ти­хого океана, кругом только небо и вода, а хлеба осталось всего на два дня: картина невеселая, но зато верная.

Король и Королева на Сардинии, как вы знаете. Последнее письмо ко мне Ее Величества из Кальяри было от 24 апреля, и я еще не имею ответа на свое, посланное в начале февраля. Мы приговорены обстоятельствами еще и к сей жестокой медлитель­ности сообщений. Это в буквальном смысле самая страшная пыт­ка. Король объехал весь остров и много занимается наведением повсюду должного порядка.

Прошу г-жу Маркизу де ла Пьерр ³ принять мои почтительные выражения чувств, равно как и от сына моего; тысячу пожеланий всему вашему семейству. Не знаю уж, встретится ли когда-ни­будь весь этот юный народ. Постараемся воспитать их в добрых принципах, это наше дело; всем остальным распорядится Его Ве­личество Провидение. Обнимаю вас от всего сердца, любезный Маркиз, и прошу верить моей вечной и почтительной привязан­ности.

Маркиз де ла Пьерр — неустановленное лицо.

1 Иеремия (10-е г. г. VII в. — 586 до н. э.)—второй из четырех великих пророков Ветхого Завета. «Плач Иеремии» — сборник песен над развалинами Иерусалима.

2 Мадемуазель Клементина — по всей вероятности, дочь маркиза де ла Пьерра.

3 Маркиза де ла Пьерр — других сведений об этом лице не найдено.

3 КАВАЛЕРУ де РОССИ

29 МАЯ (10 ИЮНЯ) 1806 г.

<. .) Ужиная вчерашнего дня у морского министра адмирала Чичагова, с коим нахожусь я в близких отношениях, имел удо­вольствие слышать от него самые лестные слова касательно Их Величеств. «Я почитаю просьбу вашу, о которой говорил мне Го­сударь, совершенно излишней,—-сказал он. — Флот готов испол­нить повеления Его Величества. Вице-адмиралу Сенявину ¹ прика­зано не только послать корабль по желанию Его Величества, но и защищать Сардинию и т. д.» (...)

Брат мой находится в Кронштадте и занят приемом библио­теки, купленной в Копенгагене за 28 000 рублей для Адмиралтей­ства. Она принадлежала знаменитому графу Бернстрофу². Брат назначен членом Адмиралтейств-Коллегии. Он заседает и подпи­сывает бумаги наравне со всеми. Положение его, равно как и чин, и обращение с ним самого министра, для русских есть нечто подобное появлению кометы в полулье от земли. <...)

Сенявин Дмитрий Николаевич (1763—1831)—флотоводец. Генерал-адъю­тант (1825), адмирал (1826). В 1806 г. командовал русской эскадрой на Ад­риатике. Во время Второй Архипелагской Экспедиции разгромил турецкий флот в Дарданельском и Афонском сражениях. С 1813 г. в отставке.

² Граф Бернстроф — неустановленное лицо.

4 КАВАЛЕРУ де РОССИ

5—6(17—18) ИЮЛЯ 1806 г.

<. .) Приехавший сюда г-н де Круземарк¹ остановился у прусского посланника², который занимает загородный дом на большой дороге возле городской заставы. Отобедав, посланник посадил его к аебе в экипаж и повез в город представляться ми­нистру. ИмперЯор, не видевший имени Круземарка в списке при­езжающих, на петергофской заставе велел арестовать дежурившего там офицера. Впрочем, по прошествии времени сей последний сумел оправдаться. Вас может удивить, г-н Кавалер, что повели­те тель 30 миллионов имеет время читать такие списки; но еще бо­лее вы будете поражены, когда я скажу, что каждый день де­лает смотр войскам и самолично производит учения солдат; он командует одним из полков, и ему повседневно подают рапорт че­рез сержанта, являющегося нарочито для сего во дворец. <. .)

Читайте историю, г-н Кавалер, и вы увидите, что великие та­ланты всегда служат революциям, а правая сторона только обо­роняется, ибо революции не были бы возможны, ежели великие таланты выступали бы противу них. Спрашивается, есть ли у нас среди всей этой толпы генералов и политиков кто-либо, способ­ ный противустоять Бонапарте и его шайке? Если бы королям до­стойно служили, добрые перемены не заставили бы себя ждать; может быть, гений для сего пока не родился, или он остается не дел; надобно смириться еще на долгое время. То, что готовится сейчас в мире, есть одно из замечательнейших зрелищ, представ­лявшихся когда-либо человечеству Провидением, но для развития сей мысли надобна целая книга, а не письмо: я ограничусь здесь лишь одним грустным замечанием. Политические произрастания подобны растениям натуральным: самые красивые, самые высо­кие и самые прочные деревья растут медленнее всех.