Петербургские письма

5 Паулуччи, Филипп (Филипп Осипович) (1779—1849)—маркиз. Выходец из Италии. Перешел на русскую службу из французской армии с чином полков­ника. Генерал-адъютант. Принимал участие в войне с турками. Генерал-квар­тирмейстер кавказской армии (1810), Главнокомандующий в Грузии (1811). В 1812 г. нзначен начальником штаба Первой Армии, но вследствие несогласий с Барклаем-де-Толли переведен на пост лифляндского.и курляндского генерал- губернатора. В 1829 г. оставил русскую службу и принял командование пьемонтской армией.

6 Тормасов Александр Петрович (1752—1819)—граф. Государственный и военный деятель. Киевский (1803) и рижский (1807) генерал-губернатор. Глав­нокомандующий в Грузии и на Кавказской линии (1808). В 1812 г. командовал Третьей Обсервационной армией. Участвовал в сражениях под Малоярославцем, Вязьмою, Красным. Временно принял командование русской армией по болезни М. И. Кутузова. Член Государственного Совета. Главнодомандующий в Москве (1814).

7 Баибести — других сведений об этом лице не найдено.

8 <...) делами о призах — по всей вероятности, речь идет о морском при­ зовом праве, которое получило большую остроту в связи с присоединением Рос­сии к Континентальной Блокаде, установленной Наполеоном.

9 Белосельская-Белозерская Анна Григорьевна (1767—1846)—княгиня. Уро­ жденная Козицкая. Вторая жена князя А. М. Белосельского-Белозерского.

10 Хоггер (Гоггер), Иоганн Вильгельм (Василий Данилович) (?—1816) — барон. Принял русское подданство в 1810 г. Посланник Нидерландов в С.-Пе­тербурге (до 1811). Впоследствии курляндский губернатор.

11 Фаворитка — М. А. Нарышкина.

12 Мальтийский дворец — Михайловский замок в С.-Петербурге.

13 Императорский Кабинет — Кабинет Его Императорского Величества. Уч­ режден при Петре I в качестве собственной канцелярии Государя. Впоследствии в его ведении находились дела по управлению императорским имуществом.

14 Новое устройство Сената — около 1810 г. появился ряд проектов как об упразднении административных департаментов Сената с передачею его дел Комитету Министров (проект Сперанского, 1809), так и об упразднении самого Комитета с передачею его дел Сенату (Сперанский в 1810—1811 гг., позднее Трощинский). Последний послужил основой учреждения министерств 25 июня 1811 г., при этом Комитет Министров вовсе не упоминался, а его функции пе­редавались Сенату. Фактически такой передачи не произошло, Комитет Мини­стров не только не был упразднен, но получил по случаю отъезда Государя на войну новые чрезвычайные полномочия.

123. КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

31 ОКТЯБРЯ (12 НОЯБРЯ) 1811 г.

Государь,

27 сентября / 9 октября со смертью графа Александра Строга­нова, обер-камергера, кавалера голубой ленты, президента Ака­демии Художеств и т. д. и т. д., скончавшегося на шестьдесят восьмом году жизни после короткой болезни, окончательно пре­кратил свое существование двор Екатерины II. Он оставил почти 600.000.рублей ренты и долгов на 3 миллиона, картины, медали, раритеты всяческого рода и бесценную мебель. Каждое воскре­сенье у него за столом собиралось сорок или пятьдесят гостей, не считая званых обедов. Екатерина II так сказала о нем графу Фалькенштейну': «Граф, представляю вам графа Строганова, ко­торый вот уже сорок лет делает все, чтобы разориться, но безус­пешно». Однако в конце жизни сие стало ему удаваться, и он оста­вил множество хлопот своему единственному сыну², бывшему сначала сенатором, потом товарищем министра внутренних дел, потом начальником казаков, потом командиром гренадерского корпуса, потом генерал-адъютантом Его Императорского Вели­чества, и все сие еще не достигши тридцати шести лет. Покорней­ше прошу Ваше Величество вообразить себе председателя суда или прокурора, явившегося вдруг к Вам в гусарской форме с саб­лей на боку; здесь подобное зрелище никого не удивляет, и если бы Церковь допускалась тут в светское общество, русские един­ственно ради развлечения назначали бы себя епископами.

Я был принят в доме графа Строганова на самой дружеской ноге. С тех пор как я живу здесь, он, видя меня входящим, неиз­менно восклицал: «А! Любезный друг!» — и сердечно целовал. Хорошо знавшая графа Екатерина принимала его в самом интим­ном своем кружке, но, прекрасно понимая разницу между чело­ веком приятным и даже пользующимся всеобщей любовью и госу­дарственным мужем, никогда не допускала его к делам.

В середине прошлого века он долго жил в Париже и сделался там известной персоной; ему приходилось много бывать в общест­ве философов, о коих он рассказывал весьма занимательные истории.

Жена его³, с которой он уже давно разъехался, совершенно открыто живет с другим и уже нарожала ему детей. Впрочем, и сам граф ведет ничем не стесненную жизнь.

Он был великим покровителем искусств и посвятивших себя оным юношей, но с русским фанатизмом к национальным талан­там, по крайней мере фанатизмом внешним, ибо, полагаю, в душе он хорошо понимал суть дела. Страстью его и главным предме­том всех его мыслей был собор Казанской Божией Матери, соору­жаемый здесь с огромными расходами вот уже десять лет на месте жалкой хибары, выстроенной Петром I, которой стыдилась бы лю­бая мало-мальски зажиточная пьемонтская деревня. Нынешний Император есть Соломон сего храма, а Давидом ⁴ был Павел I. Когда его спросили, что он предпочитает и какие будут приказа­ния, царь, как мне рассказывали, ответил: «Я хочу немного от Св. Петра и немного от Санта-Мария-Маджоре⁵ в Риме». Труд­но вообразить себе более изысканный вкус. Ему представили не знаю уж сколько планов, и он даже подписал один, который мне довелось видеть; но здесь замешалась интрига: граф Строганов выступил с одним молодым архитектором по имени Воронихин⁶, состоявшим при его особе и почитающимся всеми за его сына. Граф каким-то образом устранил все иностранные проекты, и Во- ронихину поручили сей труд под руководством покровителя его, хотя он не выстроил еще ни единого дома. Какой человек у нас, даже будучи не в своем уме, осмелился бы начать с храма? Опять- таки здесь сие никого не удивляет: русский берется за все и ничем не стесняется. Поелику план был утвержден и уже началось его исполнение, Александр из уважения к памяти отца своего не по­желал слушать никаких возражений, и постройка была доведена до конца. Сам граф Строганов привносил в дело неслыханное impegno [72], он называл сие сооружение моя церковь, что, кстати сказать, вполне справедливо. Как-то он удостоился чести прини­мать у себя Императора за обедом и в порыве воодушевления сказал: «Наконец, государь, нам не нужны чужеземные таланты; у нас есть все свое». На сие Император ответил ему: «В таком случае налейте-ка мне мадеры» — и подал свой бокал. Император Александр совершенно искренне не обращает внимания на все сии национальные глупости, и, быть может, даже плохо, что он недо­статочно русский.

Сама церковь представляет собой набор погрешностей противу канонов архитектуры и, кроме сего, слишком уж мала для такой столицы, как Санкт-Петербург; тем не менее поражает она красо­той материалов, не имеющих себе равных, и некоторыми частями, свидетельствующими о таланте русских.

День, которого вот уже десять лет ждал бедный граф Строга­нов, наступил наконец 15/27-го прошлого сентября; помпезное торжество собрало огромную толпу, присутствовал весь двор: граф поднес Императору ключи, а сей последний вручил ему дип­лом действительного тайного советника первого класса. Это самый высший государственный чин, равный фельдмаршалу и присваи­ваемый лишь в крайне редких случаях; обычно его имеет только канцлер. Тогда таковых особ было три: граф Румянцев, князь Алексей Куракин в Париже и граф Строганов; но сему последне­му не суждено было оставаться долго в сем качестве. Через три или четыре дня после сей церемонии к постоянно мучившей его грыже присовокупилась желудочная колика, и стали уже бояться за его жизнь. В огромном его дворце не было у него ни спальни, ни даже постоянной постели, а спал он на манер старосветских россиян или на диване, или на маленькой походной кровати, ко­торую ставили то тут, то там по его фантазии. Из комнаты, где он сначала лежал при последней своей болезни, велел он перевезти себя в картинную галерею, соседствующую с библиотекой: это ве­ликолепно украшенная огромная зала, где граф принимал гостей и посетителей. Когда его привезли туда, он посмотрел, как один из молодых его протеже копирует картину, и по обыкновению ска­зал свое мнение. Потом велел почитать из разных книг, в том числе «Путешествие Анахарсиса»⁷. 26 октября / 8 ноября попро­сил он гувернера-француза и одного из друзей по