Петербургские письма

имени Му­равьев⁸ сыграть что-нибудь: они сели за клавесин и спели романс на два голоса, после чего немало были удивлены, услышав, как больной хлопает в ладоши, словно совершенно выздоровевший. Через несколько минут подозвал он г-на Муравьева и сказал: «Ne'giorni tuoi felici ricordati di me» *. Потом обратился к дове­ренному своему секретарю: «Не оставляйте меня одного, завтра великий для меня день, и в любую минуту могут понадобиться священники». 27-го рано утром граф велел призвать их; когда они явились, он. сел на постели и сам прочел все молитвы умирающих, после чего причастился и пожелал видеть сына и невестку; благо­словив, он нежно их расцеловал и отослал прочь, желая остаться наедине с самим собой. В час пополудни граф Строганов спокой­но скончался. Смерть сию почитают великолепной и едва не при­числили сего человека к лику святых. Племянница его госпожа Нарышкина, жена обер-гофмейстера, сказала мне с поразитель­ным спокойствием: «Ах, граф, какая смерть! Можно сказать, что и умер-то он так же, как жил». Упомяну к сему для Вашего Вели­чества, что при его летах содержал он малолетнюю немку, о чем было известно всему свету. Вот, Государь, еще один пример того, как устроены русские: они полагают, будто одно движение попов­ской руки снимает все грехи, как мыло пятна, то есть совершенно механически; у русских от зрелых мужей есть только те качества, которые относятся к употреблению штыка, во всем остальном они сущие дети.

Похороны графа Строганова стоили 50.000 рублей; тело его лежало шесть дней на катафалке со свечами, который воздвигнут был в его большой столовой зале, где столько рассказывал он мне о своих безумных приключениях; я почти всякий день являлся ту­да к вечерней или утренней службе, ибо обязан сим знаком вни­мания за все то, что встречал в этом доме.

Здесь принято в день похорон приходить к дому умершего и провожать его на кладбище; обычно едут за гробом в экипаже, однако ежели хотят оказать наивысшие почести, то идут пешком с обнаженной головой; впрочем, сей долг касается лишь родствен­ников и близких друзей. Траурную процессию возглавляют дети и прочие члены семьи.

• От строгановского дворца до Невского монастыря, где хоронят знатных особ, расстояние в три или четыре версты; таковой променад по большой Невской перспективе занимает полтора часа. Хотя погода была довольно скверная, пешком шли более пятидесяти человек: в числе оных оказался и я, ибо, будучи вечером в день смерти у княгини Голицыной, тещи сына⁹, и намереваясь лишь оставить свою визитную карточку, был при­нят, к великому моему удивлению, графом Григорием Орловым, который, как близкий родственник, занимался всеми церемониями. Он сказал, что меня ждут у дверей, ибо «отнюдь не почитают че­ловеком посторонним». Это, Государь, великое свидетельство рас­положения со стороны русских; несмотря на все их гостеприим­ство (и на самом деле великое), они все-таки опасаются иностран­ цев и при тех оказиях, когда предаются или большому веселью, или большой печали, оных никогда не принимают.

Противу обыкновения отпевание было не в Невском монасты­ре, а в Казанском соборе. Граф просил о сем у Императора (ко­торый здесь есть папа) и получил согласие; новый собор стоит прямо на пути к монастырю, и процессии не надобно было откло­няться в сторону. Во время заупокойной службы умерший лежит на возвышении в лучшем своем одеянии. Над гробом на четырех колоннах поставлен был великолепный балдахин малинового бар­хата, расшитый золотом, поскольку греческая церковь не упо­ требляет при похоронах мрачных цветов, и я охотно присоединился бы к таковому обычаю. По окончании службы все родственники, начиная с самых близких, а потом и друзья поднимаются к ката­фалку и целуют руку или грудь умершего: это называется про­щание, и церемония сия до крайности трогательна. После сего гроб закрывают, и все кончено. Я тоже вместе с малым числом особ прощался с бедным графом. Не думаю, чтобы хоть что-либо подобное случалось когда-нибудь с другим иностранным послан­ником; был, правда, граф Литта ¹⁰, но он русский подданный, же­нат на русской и обер-гофмейстер: это совсем другое дело. Мое же правило предписывает не поспешать впереди обычая, но всегда следовать ему.

Не припоминаю, чтобы на похоронах лица частного собиралась когда-нибудь такая толпа людей; вся огромная Невская перспек­тива была заполнена, и мне говорили, что даже на похоронах Ека­терины II не видели столько народа. Граф был добр, его любили, и он тратил много денег. С ним ушло то, что называют старым двором и старинным русским барством. Впрочем, фамилия сия не имеет древних корней, и у нас она не выдержала бы испытания на благородство; но в этой стране все сводится к двум словам: земли и чины, прибавим сюда также родственные связи с аристо­кратией, блестящее распоряжение баснословным богатством, и после сего не остается желать ничего лучшего.

Император и царствующая Императрица приезжали отдать последний долг, но не вместе; Император прибыл, когда шествие уже собиралось тронуться от дворца; Императрица же за два или три дня до того. В их участии не было ничего необыкновенного, но, если не ошибаюсь, семейство надеялось, что Император про­водит гроб до Казанского собора, однако ожидания их не оправ­дались. По сему поводу можно иметь разные мнения; я думаю, что Император не пожелал оказать сей чести человеку, который был только большим вельможей. Мысли его, прекрасно мне известные, равно как и действия при прочих оказиях, не оставляют почти никаких сомнений на сей счет. <...)

Рассказывали потом, будто бы когда гроб несли по лестнице строгановского дворца, откуда-то взялась белая курочка, кинув­шаяся на него, и что это была душа самого графа; говорили еще, будто видели ее потом на кладбище, где оборотилась она прелест­ной бабочкой и долго кружила возле моей головы.

В свете меня спрашивали, так ли это, и, конечно, как может представить себе Ваше Величество, не без улыбок, но все-таки даже отчасти и веря сему, ибо в этой стране еще сохраняется великое множество суеверий. Я отвечал, что положительно не видел никаких курочек, а про бабочку утверждать ничего не могу по причине крайней легкости принять один предмет за другой среди такого количества дам. (...)

Граф Фалькенштейн — под этим именем немецко-римский и австрийский император Иосиф II путешествовал во Францию (1777) и в Россию (1780).

2 Своему единственному сыну — графу П. А. Строганову.

3 Жена его — имеется в виду графиня Анна Михайловна Строганова, уро­ жденная графиня Воронцова. С 1753 г. жена графа А. С. Строганова.

4 Давид (кон. II в. — ок. 950 до н. э.)—израильско-иудейский царь. Под­готовил Построение Иерусалимского Храма царем Соломоном. Автор вдохновен­ных песен-псалмов, послуживших основой Псалтыр.

5 Санта-Мария Маджоре — храм в Риме (IV в.).

6 Воронихин Андрей Никифорович (1759—1814)—архитектор и живописец. Крепостной гр. А. С. Строганова. Автор проекта Казанского собора в С.-Петер­бурге. Учился в Швейцарии и Франции. Профессор Академии Художеств. По­строил также Горный Институт в С.-Петербурге.

7 «•Путешествие Анахарсиса» — роман французского археолога Жана Жака Бартелеми (1788), описывающий жизнь древних греков. Был переведен на все европейские языки. Император Александр I дал 6.000 руб. для издания рус­ского перевода.

⁸ Муравьев — неустановленное лицо.

^а <.. .> у княгини Голицыной, тещи сына — имеется в виду княгиня Ната­лия Петровна Голицына (1741—1837), урожденная графиня Чернышева, жена кн. В. Ь. Голицына.

1° Литта, Джулио Ренато (Юлий Помпеевич) (1763—1839)—граф. По про­ исхождению миланец. Служил в Мальтийском Ордене. В 1789 г. принят в рус­ский флот. Отличился в 1-м Роченсальмском сражении. Контр-адмирал (1789). За пропаганду католичества выслан из России. Павел I возвратил Литту, ко­торый побуждал его поддержать Мальтийский Орден. Содействовал восстанов­лению Ордена Иезуитов в России. Был его представителем при русском дворе. С 1810 г. член Государственного Совета, но влиянием уже не пользовался. Был женат на племяннице кн. Г А. Потемкина гр. Скавронской.

124. ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ГРАФУ Н. П. РУМЯНЦЕВУ (?)

(ДЕКАБРЬ 1811 г.)

О СВОБОДЕ

При рассмотрении любых важных предметов нет ничего более существенного, чем выяснение