Петербургские письма

(Депрерадович) (1767—1843)—генерал- от-кавалерии. Командир Кавалергардского полка. Отличился в битвах при Аус­терлице, Кульме и Фер-Шампенуазе.

126. ГРАФУ де БЛАКА

1 (13) ФЕВРАЛЯ 1812 г.

<. .) Я хотел бы также, чтобы вы помнили одну неоспоримую истину, которая поможет вам лучше понимать некоторые крайне волнующие вас события: вселенная полна справедливейших нака­заний, коих исполнители сами весьма виновны. Не буду вдаваться в подробности, иначе я напишу еще десять страниц, а для сего у меня нет времени. — Если вы когда-нибудь прочтете мои печат­ные домыслы, то сможете судить об этом сами. Последние собы­тия могли бы послужить мне примером, равно как и множество других дел.

Ныне, любезный Граф, не осталось более французов: эгоизм, безразличие, стяжание, безнравственность почти совсем изничто­жили само имя их. Одна лишь галликанская Церковь¹ могла бы показать иностранцам еще хоть какие-то признаки жизни, но вы, вероятно, посчитаете их лишь свидетельствами гниения. Что ж, умрем тогда, любезнейший Граф, и оставим все свои вопросы по­ томкам.

А пока будем любить друг друга. Постараемся, по край­ней мере, хоть вдвоем составить свою партию. Таковое пожелание не столь уж невыносимо. Для себя самого у меня не остается бо­лее никаких надежд, но надобно подумать и о других. <. .)

Галликанская церковь — национальная французская церковь, автономная _по отношению к Риму (с XV в.).

127. КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

5 (17) ФЕВРАЛЯ 1812 г.

<. .) Наполеон оказал честь Его Величеству Королю Пруссии, согласившись быть посредником. Сюда прибыл генерал с конди­циями, из коих первая есть полное закрытие всех портов Его Императорского Величества. Нет ничего более оскорбительного, и я не думаю, чтобы Император согласился на сие, ежели не по­лучится из Испании обескураживающих известий, чему я все-таки не верю. А пока, Государь, страна сия в крайней нужде. Она бед­ствует среди богатств. Ничто не продается. В Ливонии принужде­ны были остановить на год уплату долгов — отчаянная мера, вы­званная полным отсутствием звонкой монеты. Посреди сей напасти завтра или послезавтра свалится на голову, подобно бомбе, новая подать в сто миллионов рублей. Официальное объяснение сего вызовет сильное неудовольствие, ибо будет сказано о погашении государственного долга, хотя истинная причина известна всему свету. Может быть, война, открыв порты, даст людям какое-то утешение и силы вынести сей налог, который, впрочем, окажется в большей своей части бесполезен для государя, ибо ему придется платить за все много дороже, начиная с огня в его кухнях и до султана на {пляпу. Таково, Государь, положение дел в ту минуту, когда я отправляю сию депешу. <...)

9 КАВАЛЕРУ де РОССИ

19 ФЕВРАЛЯ (2 МАРТА) 1812 г.

<...) Все приготовляется к войне. Сын мой получил назначение дивизионным адъютантом. Каждый день уходят полки, обозы, артиллерия и проч. Мир с Турцией еще не заключен, но и войны уже нет. Кто знает, может быть, есть какая-то таинственная связь между этим миром и войною с Францией? Швеция держится уве­ренно <. .)

Швеция держится уверенно — речь идет о разногласиях между Швецией и Францией по поводу Континентальной Блокады, обострившихся к концу 1811 г. до такой степени, что в январе 1812 г. Наполеон занял своими войсками шведскую Померанию.

10 КАВАЛЕРУ де РОССИ

21 ФЕВРАЛЯ (4 МАРТА) 1812 г.

<. .) После изъявленных мне знаков расположения о кото­рых я уже сообщал, обер-гофмейстер под величайшим секретом предложил мне 14-го сего месяца от лица Его Императорского Величества занять, в случае почти уже неизбежной войны, место редактора всех официальных сообщений, которые будут исходить от него. Мне предстоит иметь дело лишь непосредственно с ним или с канцлером. На сие я ответствовал: 1. Что я могу принять сие лредложение, лишь незамедлительно известив Его Величество;

2. Тем не менее, поелику речь идет о дружественном государе, действующем противу общего неприятеля, я полагаю возможным уже сейчас с чистой совестью начать дело; 3. Что поскольку за всю свою жизнь не умел я написать ни единой строки, каковая тот­час не признавалась бы принадлежащей моему перу, я не могу оставить без защиты семейство свое в то время, как буду высту­пать в поддержку самого сильного врага нашего врага. На сие воспоследовало полное одобрение². Экипажи, деньги, паспорта и рекомендации-—все предоставлено в мое распоряжение. Импера­тор желает, чтобы я находился при его особе. Per il dato caso [79] я представил уже объявленный план, исполнение коего по причи­не моего легкомыслия все время задерживалось, а именно: ехать в Полоцк, дабы осмотреть славное тамошнее заведение³ и пови­даться с одним моим итальянским другом-иезуитом. Мысль сия была с жаром подхвачена. На днях я буду иметь в особливых апартаментах конфиденциальную аудиенцию у самого Повелите­ля. Император не желает, чтобы это письмо даже зашифрованное шло через континент: он прекрасно знает цену всем этим иеро­глифам.

За мной наблюдали десять лет, прежде чем сделать это пред­ложение. <. .)

В одном письме, касающемся женитьбы брата моего⁴, которое было прочитано Его Императорскому Величеству, я почел умест­ным упомянуть, что личные мои притязания ограничиваются же­ланием умереть в его стране, и сие есть святая истина. Но это лишь до тех пор, пока Савойскому Дому есть нужда пользоваться моими услугами. Ни деньги, ни какие иные резоны не заставят меня стремиться к другой службе. Как это ни печально, но я не принадлежу ни к одной из наций, подвластных ныне Его Вели­честву, но сие ничуть не умаляет мою преданность, которая никак не связана с благодарностию моею Императору, для коей недоста­точно одного человеческого сердца. Если бы Король повелел мне исполнить смертельную для России комиссию, я сделал бы это не колеблясь. Я охотно прощаю тех государей, которые уверены, будто все делается из личных интересов. В этом отношении им преподали столь печальные и столь многочисленные уроки, что не удивительно с их стороны делать подобные обобщения. Однако, слава Богу, есть и исключения, о коих я и доношу в сей депеше. Добавлю лишь еще одно слово. Если я обязан Его Величеству безграничной верностию, от которой никогда не отступлю, то для другой стороны мне надлежит соблюдать самую скрупулезную деликатность. Поэтому, г-н Кавалер, я никогда не напишу в офи­циальных моих донесениях ни единой фразы касательно чего-либо публично здесь не известного. <...) Мне представляется, что изло­женная выше линия поведения ничуть не противоречит совести, осторожности и признательности. Если же Его Величество усмот­рит в оном какие-либо неудобства, не замеченные мною, ему до­статочно сказать лишь слово. Повторяю еще раз: я его посланник, всегда таковым останусь и не намерен выступать ни в какой дру­гой роли, кроме конфиденциального редактора, имея при сем в ви­ду лишь общее благо. (...)

После изъявленных мне знаков расположения — «13 февраля 1812 г. гр. Н. А. Толстой сделал Ж. де Местру «важное предложение» от имени Алек­сандра I. На следующий день он сообщил ему, что «все его идеи одобрены», и ему было поручено редактировать все документы, публикуемые от имени императора. Сам Ж. де Местр предложил съездить в Полоцк для установле­ния отношений с тамошними иезуитами. 25 февраля Толстой по поручению царя передал ему 20 ООО руб., а через неделю канцлер Румянцев пригласил его поступить на русскую службу, от чего Ж. де Местр после некоторых размыш­лений отказался. 5 марта он был у гр. Н. А. Толстого и беседовал с ним о предстоящей войне. Во время этого разговора тайно присутствовал Алек­сандр I. Затем последовали две аудиенции, 30 марта и 8 апреля, на которых обсуждалась предстоящая война, отношения с иезуитами и польские дела» (Степанов М. Жозеф де Местр в России // Литературное наследство. Т. 29—30. С. 602—603).

2 На сие воспоследовало полное одобрение — речь идет о содействии Алек­ сандра I в переезде семейства Ж. де Местра в С.-Петербург, которое он дол­жен был встретить в Полоцке.