кавалерии. Начинал службу в гессенской и австрийской армиях. С 1797 г. на русской службе. Участник Итальянского похода Суворова и войны 1805— 1806 гг. В 1809—1812 гг. снова на австрийской службе. В 1812 г. генерал-лейтенант, командир отдельного отряда, прикрывавшего С.-Петербург со стороны Москвы. Во время переговоров с маршалом Мортье схвачен как изменник (он был гессенец) и едва не расстрелян, но отбит партизанским отрядом. В сражении под Лютценом командовал всей кавалерией союзников.
8
141. ПРИЛОЖЕНИЕ К ОФИЦИАЛЬНОЙ ДЕПЕШЕ
27 ОКТЯБРЯ (8 НОЯБРЯ) 1812 г.
(. .) А пока о фельдмаршале Кутузове говорят разное. Как обычно, сюда примешиваются страсти, даже более обычного, ибо, я полагаю, во всей вселенной не отыщется еще хоть одно такое место, где суждения были бы столь же утрированны и пристрастны, как в сей великолепной столице. Что касается меня, то, бу дучи иностранцем и совершенно чуждым здешней злобе дня, я могу упрекнуть князя Кутузова лишь в двух необъяснимых для меня вещах.— 1. В первом бюллетене после сдачи Москвы упоминается, что
Граф Ростопчин — человек в высшей степени горячий. Он изо всех сил подогревал патриотический дух в Москве и ради сего разыграл даже несколько тех отменных фарсов, кои оправдываются лишь достигнутым успехом, а в противном случае просто смешны. Будучи скомпрометированным таким образом, он теперь вне себя от ярости и, как мне достоверно сообщили, весьма любезно ответил на записку фельдмаршала: «Вы предали имя свое вечному позору». Все его друзья в столице, особливо Головины2, изощряются в беспощадных нападках на Кутузова: «За все двадцать шесть дней своего командования он только и делает, что отст)*1ает; он лишь смотрел, как уничтожается Москва и вся губерния, а теперь сожжет еще три уезда». (Медынский, Малоярос- лавецкий и Боровский.) И т. д. и т. д. С другой стороны, все враги Ростопчина, коих тоже немалое число, возглашают хвалу фельдмаршалу: «Что за генерал! Какое искусство! Какая великолепная кампания! Он изничтожает неприятеля по частям и бережет жизни». Для иностранного наблюдателя это трагедия-буфф или траурная комедия. <. .)
2
5 ПРИЛОЖЕНИЕ К ОФИЦИАЛЬНОЙ ДЕПЕШЕ
28 ОКТЯБРЯ (9 НОЯБРЯ) 1812 г.
<. .) В течение сего достопамятного 1812 года русские заслужили ту славу, для которой неприменимы такие слова, как
Что касается собственно смелости, независимо от военного искусства, я не думаю, чтобы русский солдат имел себе равных, и уж во всяком случае никого нет лучше него. Полагаю, и в этой войне французский солдат никогда не мог устоять в единоборстве с ним. (...)
6 ПРИЛОЖЕНИЕ К ОФИЦИАЛЬНОЙ ДЕПЕШЕ
10 (22) НОЯБРЯ 1812 г.
<...) Наполеон дал 6.000 рублей одному русскому, который имел подлость за сии деньги снять крест с главы Ивана Великого Крест сей отправили в качестве трофея в Париж. Но мне рассказали, что на омерзительного сего смельчака сразу же возле колокольни напали грабители и не оставили ему ни копейки. <...)
7 ПРИЛОЖЕНИЕ К ОФИЦИАЛЬНОЙ ДЕПЕШЕ
13 (25) НОЯБРЯ 1812 г.
<...) Страдания, выпавшие на долю французов, не поддаются описанию^ Истинная правда, что они едят человеческое мясо, его находили в карманах у пленных. Генерал Корф 1 видел трех французов, которые жарили человека: он сообщает об этом в собственноручном письме, доступном здесь для прочтения каждому желающему. Подтверждает сие и сам Император.
Итак, завершается сей великий акт трагедии: вскоре увидим мы следующий. Это все, что я могу в спешке написать вам, поелику бегу сейчас в собор на самый справедливый из всех благодарственных молебнов.
Ней2 убит. Пленено 12 генералов. Число погибших достигает 40.000. <...)
1
2
145. ГРАФУ де ФРОНУ
17 (29) ДЕКАБРЯ 1812 г.
<.-..) Я не сомневаюсь, что Его Величество с интересом прочтет следующее письмо брата моего Ксавье как очевидного свидетеля и притом иностранца, не склонного даже к малейшему преувели чению.
«Вильна, 9/21 декабря. Я не в состоянии описать тебе ту дорогу, которой я проехал. Трупы французов загораживают путь, и весь тракт на протяжении от Москвы до границы (около восьмисот верст) похож на непрерывное поле сражения. Когда подъезжаешь к деревням, большею частию сожженным, зрелище еще ужаснее. Скученные груды тел в домах, многие совсем обгоревшие, так как сии несчастные уже не имели сил выйти наружу. Я видел дома с 50 и более трупами, среди коих трое-четверо еще живых, раздетых до рубашки, и это при одиннадцати градусах мороза. Один из них сказал мне: „Сударь, вызволите меня отсюда или убейте. Меня зовут Норман де Флажеак1, я такой же офицер, как и вы'. Однако не было никакой возможности помочь этому человеку. Ему дали одежду, но пришлось оставить его в сем ужасном месте. Некий граф Берзетти2 из Турина назвался моим родственником и просил о помощи. Я дал ему лошадь и казака для охраны, но отряд пленных уже ушел; не знаю, что с ним было дальше (хотя я