маршал и дипломат. Посол в Санкт-Петербурге (1792—1807, 1810—1811). Близкий друг Жозефа де Местра.
5
6
29 НОЯБРЯ (11 ДЕКАБРЯ) 1803 г.
<. .) Не опасайтесь моих секретов, ибо таковых у меня нет. Что же касается мнений, то Боже упаси меня скрывать их; напротив, именно они и есть тот ключ, который открывает для меня все двери. Как-то случилось мне быть в одном обществе и сидеть рядом с секретарем французского посольства г-ном де Райневалем '; разговор зашел о французской революции и содеянных ею злодеяниях. Я сказал: «Простите, но на что же вам жаловаться? Разве вы совершенно ясно не сказали Богу: „Ты нам не нужен, прочь из наших законов, из наших установлений, из наших школ!'? И что же? Он ушел со словами: „Делайте все сами' Вот и получилось то, что вы видели, особливо это милое царствование Робеспьера2. Ваша революция, милостивый государь, есть лишь великое и страшное поучение, с которым Провидение обратилось к человечеству. Оно двоякое; во-первых:
1793 г. Руководитель Комитета Общественного Спасения. После переворота
1794 г. казнен.
1 КАВАЛЕРУ де РОССИ
29 МАРТА (10 АПРЕЛЯ) 1804 г.
<...) Вы, конечно, уже знаете о невероятном злодеянии Бонапарта в Германии1. Я умоляю и заклинаю Его Величество быть осторожнее. Ныне деятельны одни лишь разбойники. Что касается вашего вопроса, не думаю ли я, что нет особых оснований для страха, скажу пока в двух словах: я боюсь только стр-аха и ненавижу только са^у ненависть.
Когда я читаю в одном из писем ваших, что Король принял X** со всеми приличествующими знаками внимания, внутренний голос, опережая разум, говорит мне: «Так значит, Его Величество вытол^рл его пинками вон?» <. .)
В ночь с 14 на 15 flfcpTa 1804 г. вторгшийся на территорию Бадена французский отряд захватил принца дома Бурбонов герцога Энгиенского. Он был привезен в Венсенский замок, предан военному суду и 21 марта расстрелян, хотя не обнаружилось никаких' улик его причастности к заговору против Наполеона.
18 (30) АПРЕЛЯ 1804 г.
<...) если я не ошибаюсь, омерзительное убийство герцога Энгиенского 1 много ускорит ход событий. Всеобщее негодование достигло апогея. Обе Императрицы2 в слезах, Великий Князь3 взбешен, столь же глубока и скорбь Его Императорского Величества. Никого из французской миссии не принимают и не разговаривают с ними.
В тот вечер, когда получилось ужасное известие, г-жа д'Эду- виль4 осмелилась приехать к князю Белосельскому, где присутствовало более шестидесяти персон. После ледяного приема ее оставили на отдаленном ото всех диване в обществе ее кузины, которая живет вместе с нею, и никто к ним не подходил. Это было недурное зрелище. Наконец, после довольно длительного ожидания, она уехала ранее чем за час до ужина, обратившись к своей кузине: «Поехали, я вижу, что обе мы зачумленные». Когда они уходили, никто не сказал им ни слова. Император надел траур. На уведомительных билетах написано: «Обер-церемониймейстер честь имеет сообщить дипломатическому корпусу, что при Дворе объявлен семидневный траур по Его Высочайшей Светлости герцогу Энгиенскому». Такой же билет был послан Эдувилю, как и во все остальные посольства. Сегодня панихида по герцогу в католической церкви; будут здешние дамы и английская посланница. Мне еще не приходилось видеть столь единодушного и решительного изъявления чувств. Конечно, г-н Кавалер, это ужасное и зверское преступление, которое может быть искуплено лишь на эшафоте; но если я не заблуждаюсь, оно принесет и немало пользы. <...)
2
3
4
5
10. Г-же ТЕРЕЗЕ де КОНСТАНТЕН1
8 (20) МАЯ 1804 г.
<...)' А пока я нахожусь среди всего, что есть самого величественного во всей вселенной. Роскошь и пышность сей страны не поддаются описанию; самое великое у нас кажется здесь бесконечно малым. Если бы я стал рассказывать тебе о здешних ценах, ты побледнела бы от ужаса. Ограничусь лишь предметами роскоши: пара туфель хорошей работы стоит 8 рублей (один рубль ра- зен приблизительно 3 французским ливрам и 10 су); не столь изящные можно купить за 5; локоть французского драпа 24 рубля; самый обыкновенный парик 12 рублей; учителя рисования, танцев и т. п. — 5 рублей за урок, а самые лучшие до 8 и 10. У меня служит благородный лакей; он берет уроки французского языка у какого-то мошенника, который знает не более его самого, по 1 рублю за урок; правда, позволяет он себе это лишь раз в неделю. Я же плачу ему 18 рублей каждый месяц и столько же достойному его сотоварищу, 40 — камердинеру, не считая множества подарков, без которых меня обворовывал бы какой-нибудь плут. Что ты скажешь о таком хозяйстве, дитя мое? Может быть, ты думаешь, что я обладаю правом попросить одного из этих господ подмести у меня в комнате или вынести накопившийся сор? Отнюдь нет, моя драгоценнейшая. Я не удержал бы их и двух дней, если бы позволил себе подобные вольности: такими делами занимается мужик, который спит на полу у двери, как собака; а мой,