[37]
Текст РР, 136, с особой настойчивостью подчеркивает этот аспект, когда взгляд проходит через увеличенное стекло авторучки: 'Внутренний праздник для бытия… видимость за пределами взгляда, и если мы доберемся до нее через линзу или виньетку, то для того, чтобы… поставить взгляд в скобки… бытие навязывает себя с изобильной безмятежностью…'.
[38]
Согласно Хайдеггеру, Lichtung есть Открытость не только для света и зримого, но также и для голоса и звука. То же самое и у Мерло-Понти, 201–202. Фуко отвергает эти сцепления в целом.
[39]
К примеру, не существует, такого 'объекта', как безумие, на которое было бы нацелено 'сознание'. Однако безумие рассматривается разнообразными способами, и к этому разнообразию добавляется разнообразие высказываний, в зависимости от эпох и даже порогов одной и той же эпохи. Видят не одних и тех же безумцев, а высказываются не об одних и тех же болезнях. Ср. A3, 45–46/34-35.
[40]
Наиболее яркую картину этой битвы Фуко обнаруживает у Бриссе: 'Он пытается вернуть слова породившим их шумам и возвратить на сцену жесты, натиск и буйство, которые образуют собой нечто вроде ничего уже не говорящего герба'. (ЛГ, XV).
[41]
'Все мое становление как философа было обусловлено чтением Хайдеггера. Но я признаю, что Ницше одержал над ним победу…' (Les Nouvelles, p. 40).
[42]
У Ренана интересно то, что 'Молитва на Акрополе' представляет 'греческое чудо' непременно в связи с воспоминанием, а воспоминание — в связи с не менее основополагающим забвением в структуре времени как скуки (идти окольным' путем). Сам Зевс определяется через складку: он породил Мудрость, 'после того, как замкнулся в самом себе (буквально: свернулся в самом себе — прим. перев.) и глубоко вздохнул'.
[43]
Ср. Dreyfus et Rabinow, p. 332.
[44]
Эти три «проблемы» Фуко явно перекликаются с тремя кантовскими вопросами, см. ИУ, 12–19 и Dreyfus et Rabinow, p. 307 — где Фуко выражает восхищение Кантом за то, что тот поставил вопрос не только об универсальном субъекте, но еще и о том, 'кто мы такие в данный конкретный исторический момент?'.
[45]
Если почитать некоторые статьи, то можно подумать что события 1968 года происходили в головах парижских интеллигентов. Следует напомнить, что они стали продуктом долгой череды событий во всем мире и целого ряда течений международной мысли, которые уже привязывали возникновение новых форм борьбы к появлению новой субъективности, пусть хотя бы в виде критики централизма и 'качественных' (то есть касающихся 'качества жизни') протестов. Среди мировых событий можно вкратце упомянуть югославский эксперимент по самоуправлению, 'Пражскую весну' и ее подавление, войну во Вьетнаме, алжирскую войну и проблему подпольных организаций, равно как и симптом появления 'нового класса' (нового рабочего класса), нового сельскохозяйственного или студенческого синдикализма, центров так называемой институциональной психиатрии и педагогики… В сфере теоретической мысли следует, наверное, вернуться к Лукачу, чья 'История и классовое сознание' уже ставила вопрос о новой субъективности; затем вспомнить Франкфуртскую школу, итальянский марксизм и первые ростки автономии (Тронти), околосартровские размышления о новом рабочем классе (Горц) и такие группы, как 'Социализм или варварство', 'Ситуационизм', 'Коммунистический путь' (в частности Феликс Гваттари и 'микрополитика желания'). Течения мысли и события непрестанно накладывались друг на друга. После 1968 года Фуко лично начинает заниматься вопросом о новых формах борьбы (вместе с 'Группой информации о тюрьмах' и борьбой заключенных за свои права) и в период написания НН разрабатывает 'микрофизику власти'.Он вынужден был радикально переосмыслить роль интеллигента и заново сжиться с ней. Затем он в свою очередь дойдет и до вопроса о новой субъективности, информацию о которой он будет обрабатывать, начиная с ВЗ и вплоть до ИУ, на этот раз, в связи с американскими студенческими движениями протеста. О ср. анализ Фуко в: Dreyfus et Rabinow, 301–303. Интерес же Фуко к новым формам коллективов и сообществ, несомненно, был очень глубоким.
[46]
Ср. nv, 15. Наиболее глубокое исследование о Фуко, об истории и ее условиях принадлежит Полю Вейну: 'Фуко революционизирует историю' в кн.: 'Как пишут историю' (Veyne Р. Foucault revolutionne 1'histoire // Commet on ecrit 1'histoire, Ed. du Seuil, в частности, проблема 'инвариантов').
[47]
