управлявшая хозяйствомъ 'Голубого дикобраза'.
— Очень хорошо, сударыия, — отв?чалъ Самуэль. — Прикажите мн? дать полбутылки коньяку, тепловатой водицы кружку, да еще чернильницу съ хорошими чернилами. Слышите?
Отдавъ это приказаніе, Самуэль Уэллеръ зас?лъ въ особую каморку, куда немедленно принесли ему и тепловатую водицу, и коньякъ, и оловянную чернильницу съ песочницей изъ такого же металла. Первымъ его д?ломъ было расчистить маленькій столикъ передъ печкой, такъ, чтобы не осталось на немъ ни мал?йшихъ сл?довъ хл?ба или соли. Потомъ онъ бережно развернулъ золотообр?зную бумагу, осмотр?лъ перо, попробовалъ его на своемъ ногт?, засучилъ обшлага своихъ рукавовъ, согнулъ локти и приготовился писать.
Д?ло изв?стное, что начертаніе письма — трудъ весьма не легкій для т?хъ людей, которые не им?ютъ постоянной привычки обращаться практически съ перьями и бумагой. Теорія калиграфіи, которой они придерживаются, необходимо требуетъ, чтобы писецъ склонилъ свою голову на л?вую сторону, привелъ свои глаза по возможности въ уровень съ самой бумагой, и складывалъ напередъ своимъ языкомъ буквы каждаго слова, выводимаго перомъ. Вс? эти способы, безспорно, сод?йствуютъ весьма много къ составленію оригинальныхъ произведеній, но за то, въ н?которой степени, замедляютъ усп?хъ писца, и Самуэль Уэллеръ провелъ бол?е часа надъ своимъ маленькимъ посланіемъ, не смотря на то, что планъ былъ заран?е составленъ въ его умной голов?. Онъ вымарывалъ, призадумывался, зачеркивалъ, писалъ снова и ставилъ огромныя точки среди самыхъ словъ, такъ что смыслъ ихъ, н?которымъ образомъ, исчезалъ въ обильномъ количеств? чернилъ. При всемъ томъ, д?ло уже подвигалось къ концу, когда дверь отворилась и на порог? каморки появилась дюжая фигура старика.
— Здравствуй, Самми, — сказалъ старецъ.
— Здравія желаемъ, старичина, — отв?чалъ Самуэль, укладывая свое перо. — Ну, что, какъ поживаетъ мачиха?
— Такъ же, какъ и прежде. Ночь провела спокойно; — но поутру принялась опять блажить, какъ будто окормили ее дурманомъ, — отв?чалъ м-ръ Уэллеръ старшій.
— Стало быть, ей не лучше? — спросилъ Самуэль.
— Хуже, любезный другъ, — отв?чалъ отецъ, покачивая головой.- A ты что под?лываешь, Самми?
— Было д?льцо, да покончилъ, — сказалъ Самуэль, запинаясь немного. — Я писалъ.
— Это я вижу, — возразилъ старикъ. — Къ кому бы это?
— Угадай самъ, почтенн?йшій.
— Не къ женщин? какой-нибудь, я над?юсь?
— Почему же и не къ женщин?? — возразилъ Самуэль. — Завтра Валентиновъ день, и я, съ твоего позволенія, пишу прив?тствіе своей Валентин?.
— Что? — воскликнулъ м-ръ Уэллеръ, пораженный очевиднымъ ужасомъ при этомъ слов?.
— Прив?тствіе къ Валентин?,- что ты вытаращилъ глаза, старичина?
— Эхъ, ты, Самми, Самми! — сказалъ м-ръ Уэллеръ тономъ упрека. — Не думалъ я, не ожидалъ и не гадалъ. Сколько разъ отецъ твой толковалъ о порочныхъ наклонностяхъ молодыхъ людей? Сколько разъ я трезвонилъ теб? по ц?лымъ часамъ, желая вдолбить въ глупую твою голову, что такое есть женщина на б?ломъ св?т?! Сколько разъ старался запугать тебя прим?ромъ твоей безпардонной мачихи! Ничего не пошло въ прокъ, и ты глупишь по-прежнему, какъ безсмысленный младенецъ. Вотъ тутъ и воспитывай своихъ д?тей! Эхъ, Самми, Самми!
Эти размышленія, очевидно, залегли тяжелымъ бременемъ на чувствительную душу добраго старца. Онъ поднесъ къ губамъ стаканъ своего сына и выпилъ его залпомъ.
— Чего-жъ ты раскудахтался, старикъ? — спросилъ Самуэль.
— Да, любезный, плохо тутъ кудахтать на старости л?тъ, когда, такъ сказать, единственный сынъ, единственное д?тище готовится пепломъ уб?лить с?дую твою голову и свести тебя до преждевременной могилы. Эхъ, Самми, Самми!
— Ты никакъ съ ума рехнулся, старичина!
— Какъ тутъ не рехнуться, когда тащитъ тебя въ западню какая-нибудь кокетница, a ты себ? и въ усъ не дуешь! Ужъ если р?чь пойдетъ о твоей женитьб?, я долженъ вырыть себ? заживо могилу и растянуться во весь ростъ. Пропалъ ты, дурень, охъ, пропалъ ни за грошъ!
— Успокойся, почтенный родитель: я не женюсь, если ты не дашь особыхъ разр?шеній. Велика лучше подать себ? трубку, a я прочитаю теб? письмецо. Ты в?дь дока насчетъ этихъ вещей.
Успокоенный какъ этимъ отв?томъ, такъ и перспективой насладиться сосаніемъ трубки, м-ръ Уэллеръ позвонилъ и, въ ожиданіи трубки, скинулъ съ себя верхній сюртукъ, зат?мъ, прислонившись спиною къ камину, выпилъ еще стаканъ пунша и, повторивъ н?сколько разъ ут?шительныя для родительскаго сердца слова сына, онъ обратилъ на него пристальные взоры и сказалъ громкимъ голосомъ:
— Катай, Самми!
Самуэль обмакнулъ перо въ чернильницу, чтобы д?лать исправленія по зам?чаніямъ своего отца, и началъ съ театральнымъ эффектомъ:
— 'Возлюбленное…'
— Постой! — воскликнулъ м-ръ Уэллеръ старшій, дернувъ за колокольчикъ.
Въ комнату вб?жала служанка.
— Два стакана и бутылку ут?шительнаго съ перцомъ!
— Очень хорошо, м-ръ Уэллеръ.
И черезъ минуту трактирная д?вушка воротилась съ ут?шительной влагой.
— Зд?сь, я вижу, знаютъ вс? твои свычаи и обычаи, — зам?тилъ Самуэль.
— Какъ же, любезный, я бывалъ зд?сь на своемъ в?ку, — отв?чалъ старикъ. — Отваливай, Самми!
— 'Возлюбленное созданіе', — повторилъ Самуэль.
— Да это не стихи, я над?юсь? — спросилъ отецъ.
— Н?тъ, н?тъ, — отв?чалъ Самуэль.
— Очень радъ слышать это, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Поэзія — вещь неестественная, мой милый. Никто не говоритъ стихами, кром? разв? какихъ-нибудь фигляровъ, передъ т?мъ, какъ они начинаютъ выд?лывать разныя штуки передь глупой чернью, да еще разв? мальчишки кричатъ на стихотворный ладъ, когда продаютъ ваксу или макасарское масло. Порядочный джентльменъ долженъ презирать стихи, любезный другъ. — Ну, отчаливай.
И, высказавъ эту сентенцію, м-ръ Уэллеръ закурилъ трубку съ критической торжественностью. Самуэль продолжалъ:
— 'Возлюбленное созданіе, я чувствую себя просверленнымъ…'
— Нехорошо, мой другъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, выпуская облака. — Какой демонъ просверлилъ тебя?
— Н?тъ, я ошибся, — зам?тилъ Самуэль, поднося къ св?ту свое письмо. — «Пристыженнымъ» надо читать, да только тутъ заляпано чернилами. — 'Я чувствую себя пристыженнымъ'.
— Очень хорошо, дружище. Откачивай дальше.
— 'Чувствую себя пристыженнымъ и совершенно окон… — Чортъ знаетъ, что тутъ такое вышло, — проговорилъ Самуэль, напрасно стараясь разобрать каракульки на своей бумаг?.
— Всмотрись хорошенько, мой милый, — сказалъ отецъ.
— Всматриваюсь, да ничего не разберу. Чернила, должно быть, гадкія. Вотъ только и осталось, что «н», да «м», да еще 'ъ'.
— Должно быть — «оконченнымъ», — ' подсказалъ м-ръ Уэллеръ.
— Н?тъ, не то, — возразилъ Самуэль. — «Оконтуженнымъ». — Вотъ такъ!
— Ну, это не совс?мъ ловко.
— Ты думаешь?
— Никуда не годится. Стыдъ съ контузіей не склеится, — отв?чалъ м-ръ Уэллеръ глубокомысленнымъ тономъ.
— Ч?мъ же мн? зам?нить это слово?
— Ч?мъ-нибудь по-н?жн?е… Вотъ увидимъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, посл? минутнаго молчанія. —
