не слышалъ меня.
— Не слышалъ, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, устремивъ опять задумчивый взоръ на пылающій каминъ. — Я былъ въ эмпиреяхъ, другъ мой Самми.
— Гд?? — спросилъ Самуэлв, усаживаясь подл? отца.
— Въ эмпиреяхъ, сынъ мой, между небомъ и землею. Я думалъ о ней, Самми.
Зд?сь м-ръ Уэллеръ старшій поворотилъ голову въ направленіи къ доркинскому кладбищу, давая такимъ образомъ зам?тить, что слова его относились къ покойной м-съ Уэллеръ.
— Я думалъ, другъ мой Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, бросая на своего сына выразительно серьезный и глубокомысленный взглядъ, какъ будто въ ознаменованіе, что настоящее его объясненіе, несмотря на видимую странность, исполнено глубочайшей и чист?йшей правды, — я думалъ, Самми, что мн? все-таки очень жаль, что она скончалась.
— Это такъ и должно быть, — отв?чалъ Самуэль. — Я не удивляюсь.
М-ръ Уэллеръ старшій одобрительно кивнулъ головой, затянулся, выпустилъ изъ своихъ губъ облако дыма и опять устремилъ неподвижный взоръ на каминъ.
— Признанія ея были очень трогательны, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ посл? продолжительнаго молчанія, разгоняя рукою сгустившійся дымъ.
— Какія признанія?
— Т?, что она сд?лала мн? въ продолженіе своей бол?зни.
— Что-жъ это такое?
— A вотъ что, сынъ мой. — 'Уэллеръ, — говорила она, — мн? приходитъ въ голову, что я едва-ли добросов?стно выполнила свои супружественныя обязанности передъ тобою. Ты челов?къ простой и добросердечный, и моимъ непрем?ннымъ долгомъ было — устроить твое домашнее счастье. Теперь, когда уже слишкомъ поздно, я начинаю думать, что призваніе замужней женщины состоитъ главнымъ образомъ въ исполненіи разныхъ обязанностей, которыя относятся къ ея собственному дому, и небрежное исполненіе ихъ нельзя оправдывать страстной приверженностью къ религіи, частыми пос?щеніями церквей и часовенъ. Я не обращала должнаго вниманія на свои домашнія обязанности и расточала свои достатки вн? дома, что вело только къ разстройству нашего домашняго счастья и огорчало тебя, Уэллеръ. Теперь поправить этого нельзя; но я над?юсь, Уэллеръ, что ты не помянешь меня зломъ посл? моей смерти. Думай обо мн?, какъ о женщин?, которую ты зналъ прежде, ч?мъ она связалась съ этими людьми'. — «Сусанна», — говорю я, — надобно признаться теб?, другъ мой Самми, что эта р?чь пронзила всю мою голову, въ этомъ я не запираюсь, сынъ мой, — 'Сусанна, — говорю я, — ты была доброю женой, хотя мало- ли что, кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ, и, стало быть, нечего распространяться объ этомъ. Кр?пись и будь мужественна, душа ты моя, и вотъ ты увидишь собственными глазами, какъ я вытолкаю въ зашеекъ этого пройдоху Стиджинса.'- Она улыбнулась при этихъ словахъ, другъ мой Самми, и тутъ же испустила духъ, — заключилъ старый джентльменъ съ глубокимъ вздохомъ.
Посл?довало продолжительное молчаніе. Старецъ раскурилъ новую трубку и погрузился всей душой въ печальныя размышленія, вызванныя посл?дними воспоминаніями.
— Д?лать нечего! — сказалъ наконецъ Самуэль, р?шившись пролить посильное ут?шеніе въ отцовское сердце. — Вс? мы будемъ тамъ, рано или поздно. Это есть, такъ сказать, общій челов?ческій жребій.
— Правда твоя, Самми, правда.
— Ужъ если это случилось, такъ и значить, что должно было случиться.
— И это справедливо, — подтвердилъ старикъ, д?лая одобрительный жестъ. — И то сказать, что было бы съ гробовщиками, Самми, если бы люди не умирали?…
Выступивъ на огромное поле соображеній и догадокъ, внезапно открытыхъ этой оригинальной мыслью, м-ръ Уэллерь старшій положилъ свою трубку на столъ, взялъ кочергу и принялся разгребать уголья съ озабоченнымъ видомъ.
Когда старый джентльменъ быль занять такимъ образомъ, въ комнату проскользнула веселая и зоркая леди въ траурномъ плать?, кухарка ремесломъ, которая все это время суетилась въ отдаленномъ апартамент? за буфетомъ. Бросивъ н?жную и ласковую улыбку на Самуэля, она остановилась молча за спинкой кресла, гд? сид?лъ м-ръ Уэллерь, и возв?стила о своемъ присутствіи легкимъ кашлемъ; но такъ какъ старецъ не обратилъ ни мал?йшаго вниманія на этотъ сигналъ, она прокашлянула громче и сильн?е:
— Это что еще? — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, опуская кочергу и посп?шно отодвигая кресло. — Ну, чего еще надобно?
— Не угодно-ли чашечку чайку, м-ръ Уэллеръ? — спросила веселая леди вкрадчивымъ тономъ.
— Не хочу, — отв?чалъ м-ръ Уэллеръ довольно грубо и брезгливо. — Убирайтесь… знаете куда?
— Ахъ, Боже мой! Вотъ какъ несчастья-то перем?няютъ людей! — воскликнула леди, поднимая глаза кверху.
— Зато ужъ не будетъ авось другихъ перем?нъ: до этого мы не допустимъ, — пробормоталъ м-ръ Уэллеръ.
— Въ жизнь я не видывала такой печали! — проговорила веселая леди.
— Какая тутъ печаль? — возразилъ старый джентльменъ. — Все авось къ лучшему, какъ сказалъ однажды мальчишка въ школ?, котораго учитель выс?къ розгами.
Веселая леди покачала головой съ видомъ собол?знованія и симпатіи и, обращаясь къ Самуэлю, спросила: неужели отецъ его не сд?лаетъ никакихъ усилій надъ собою?
— A я вотъ и вчера, и третьяго дня говорила ему, м-ръ Самуэль, — сказала сердобольная леди, — что, дескать, печалиться не къ чему, м-ръ Уэллеръ, и горемъ не воротишь потери. Не унывайте, говорю, и пуще всего не падайте духомъ. Что д?лать? Мы вс? жал?емъ о немъ и рады Ботъ знаетъ что для него сд?лать. Отчаяваться еще нечего: н?тъ такихъ напастей въ жизни, которыхъ бы нельзя было поправить, какъ говорилъ мн? одинъ почтенный челов?къ, когда умеръ добрый мужъ мой.
Кончивъ эту ут?шительную р?чь, сердобольная леди прокашлялась три раза сряду и обратила на м- ра Уэллера взглядъ, исполненный безконечной преданности и симпатіи.
— А не угодно-ли вамъ выйти отсюда вонъ, сударыня? — сказалъ старый джентльменъ голосомъ р?шительнымъ и твердымъ. — Ч?мъ скор?е, т?мъ лучше.
— Извольте, м-ръ Уэллеръ, — отв?чала сердобольная леди. — Я говорила вамъ все это изъ сожал?нія, сэръ.
— Спасибо, тетушка, спасибо, — отв?чалъ м-ръ Уэллеръ. — Самуэль, вытури ее вонъ и запри за нею дверь.
Не дожидаясь исполненія этой угрозы, сердобольная леди стремительно выб?жала изъ комнаты и захлопнула за собою дверь. М-ръ Уэллеръ старшій вытеръ потъ со своего лба, облокотился на спинку креселъ и сказалъ:
— Надо?ли, проклятыя! Вотъ что, другъ мой Самми; останься я зд?сь еще на одну только нед?льку, эта женщина силой заставитъ меня жениться на себ?.
— Будто бы! Разв? она такъ влюблена въ тебя? — спросилъ Самуэль.
— Влюблена! Какъ не такъ! Просто блажитъ, чортъ бы ее побралъ. Сколько ни гони ее, она все увивается зд?сь, какъ зм?я. Будь я запертъ въ патентованномъ браминскомъ сундук?, она въ состояніи вытащить меня даже оттуда, Самми.
— Неужели! Что-жъ она такъ льнетъ?
— A вотъ поди ты, спрашивай ее, — отв?чалъ м-ръ Уэллеръ старшій, разгребая съ особенной энергіей уголья въ камин?. — Ужасное положеніе, другъ мой Самми! Я принужденъ сид?ть y себя дома, словно какъ въ безвыходной тюрьм?. Лишь только мачеха твоя испустила духъ, одна старуха прислала мн? окорокъ ветчины, другая горшокъ съ похлебкой, третья собственными руками приготовила мн? кипятку съ ромашкой. Б?да, да и только! И в?дь вс? он? вдовицы, Самми, кром? вотъ этой посл?дней, что принесла ромашку. Это — одинокая молодая леди пятидесяти трехъ л?тъ.
Самуэль бросилъ, вм?сто отв?та, комическій взглядъ. Старый джентльменъ между т?мъ, снова вооружившись кочергой, ударилъ со всего размаха по углямъ, какъ будто онъ собирался поразить ненавистную голову какой-нибудь вдовы.
— Я чувствую, Самми, что одно мое спасеніе — на козлахъ, — зам?тилъ старецъ.
