– Это не так.
– Нет, это так. – Она пыталась выскользнуть из его объятий, но он стиснул ее еще крепче. Он изучал ее из‑под полуприкрытых век темными блестящими глазами. – Когда я впервые увидел вас в дверях квартиры Энн, принял вас за миниатюрную девушку. Молодую и наивную, несмотря на замужество. Я ведь думал, что вы – жена моего погибшего брата. Потом… потом я узнал, что вы ее сестра, причем старшая, и вообще человек, с которым считаются даже в жестком мире рекламы.
– Жак…
Проигнорировав ее протест, он продолжил – голосом таким же низким, но с новой ноткой, которая сразу лишила Сэнди самообладания:
– Вы – женщина, делающая карьеру, твердая и неумолимая. Потом я узнал, что вы тигрица, которая отчаянно защищает своего тигренка, в данном случае сестренку. И еще я узнал, что после смерти родителей вы пожертвовали всем ради нее. Хотя никто не осудил бы вашего желания закончить образование и вообще заботиться в первую очередь о себе.
– Послушайте, все это в прошлом, может, мы все‑таки поднимемся наверх? Вы, кажется, хотели показать мне остальную часть дома, – бормотала Сэнди, чувствуя, что от его близости совсем лишается сил.
– Дальше я увидел вас такой, какой вы пересекли порог замка: хладнокровной белокурой англичанкой, гордой и высокомерной.
– Жак, пожалуйста…
– Как раз когда я решил, что вы в самом деле такая, какой хотели казаться мне, – холодная и отстраненная, – я вдруг узнаю, что вы были замужем, что этому мужчине вы собирались посвятить жизнь, но овдовели.
– Прекратите! – Теперь ей наконец удалось вырваться из его тисков.
– И уже потом я увидел еще одну сторону натуры этой малютки, ворвавшейся в мою жизнь, как ракета. Ее страстность… силу, в которой, однако, есть боль.
– Жак, я не хочу продолжать этот разговор. – (На сей раз он замолчал, увидев ее лицо, белое как бумага.) – Я не собираюсь обсуждать это с вами.
– А с Жан‑Пьером? Вы стали бы это обсуждать с мужчиной вроде него?
– С Жан‑Пьером? – На секунду она растерялась: она давно забыла о нем.
– Да, я увидел с ним… другую Сэнди, вы с ним смеялись, смотрели на него так… – Жак помедлил, подыскивая слова, – так, как раньше ни на кого не смотрели.
– Он забавный, только и всего.
Сэнди все еще не могла поверить в то, что обсуждает с Жаком подобные вещи. В последние три года жизни ее главной задачей было держать окружающих мужчин на расстоянии вытянутой руки как минимум. А получилось, что она ведет среди ночи откровенные разговоры в доме человека, с которым познакомилась всего несколько дней назад. Он же упрямо лезет к ней в душу!
Сэнди вдруг ожег страх – будто удар в солнечное сплетение. Стало ясно, что она для него нечто вроде приза, которого он добивается, и что едва она ослабит оборону, как он вовлечет ее в бурный, но краткий роман, после чего бросит. Он забудет о ней, как только она уедет из Франции. И вернется в объятия преданной Моники. А она, Сэнди, будет несчастной и раздавленной.
Нет, сказала она себе, я этого не допущу. Это же зависит от меня! Большинство мужчин берут то, что им предлагают. А я не буду предлагать!..
– Сэнди…
– Кажется, вы привезли меня сюда, чтобы показать дом. Вот и покажите. – Теперь не нужно было говорить притворно‑холодным голосом, это получалось само собой.
Но Жак выпрямился, протянул к ней руки и, снова обняв, стал целовать исступленно, жадно, с какой‑то яростью. Она же, как и раньше, несмотря на свой страх и сомнения, отвечала на его поцелуи. Не в силах определить, что с ней творится, Сэнди, когда Жак касался ее, чувствовала неодолимое желание. Настолько сильное и всепоглощающее, что она не могла с ним бороться. Такого не было даже с Айаном.
– Ты такая красивая, такая красивая… – слегка отстранившись, произнес он мягким, хрипловатым голосом, и дрожь, возникшая в ее теле, как будто передалась ему. Но в следующую секунду Сэнди решила, что обманулась. – Я так хочу тебя, – сказал Жак, – что подниматься в спальни просто опасно. Понимаешь? Сейчас нам это не подойдет. Но если попытаемся разговаривать, мы снова начнем воевать. Значит, и это не подходит.
– Ну вот, опять ты хмуришься. Ма cherie, нам придется над этим поработать. Но чем бы заняться сейчас? Сейчас мы, пожалуй, искупаемся. Должен признаться, что я пошел на хитрость: спросил у Энн, любишь ли ты воду, и Энн сказала, что ты плаваешь как рыба. Пруд у меня большой, вода в нем теплая, и вообще это будет восхитительно.
В его глазах снова мелькнула хитринка, но Сэнди не отреагировала. Этот разговор вел ее к состоянию истерики, от ласк Жака она слабела, тело ее становилось мягким и дрожало, как желе. А он? Он оставался холодным, насмешливым, даже циничным. Тот же светский хлыщ, что и раньше. Это оскорбляло больше всего. И только подтверждало подозрения Сэнди, что она игрушка в его руках, развлечение на короткий срок.
Несколько секунд они смотрели друг на друга в напряженном молчании. Потом она произнесла:
– У меня нет купальника.
– Это не проблема. Лично я не обращаю внимания на такие пустяки, когда купаюсь дома.
– А я обращаю, – сказала Сэнди с вызовом. Она вспомнила великолепное, покрытое бронзовым загаром и капельками воды мужское тело – каким видела его в тот день утром, у пруда в замке, и лицо Сэнди вспыхнуло.
– Эх вы, англичане… – Жак покачал головой. – Вы такие консерваторы и так стесняетесь того, чем наградил вас Господь. Но я – я этого не стесняюсь. Осуждаешь меня, маленькая сирена? Значит, ты не хочешь оказаться в воде свободной? А так приятно плавать голышом. Никогда не пробовала.
– Мне и не хотелось пробовать.
– Тогда мы найдем тебе длинную‑предлинную, до колен, футболку. Договорились?
– Не надо.
– А ты решись. Мне так этого хочется. Пожалуйста, Сэнди… – Он стоял неподвижно, глядя сверху вниз на миниатюрную, своевольную женщину.
Пожалуй, не слова его, а тон сломил сопротивление Сэнди. Он говорил, что увидел много сторон ее натуры, сейчас происходило обратное: она видела то, чего не замечала в нем раньше. Перед ней был мальчик, очень ее просивший… Пусть и великан ростом в шесть футов с лишком. Но просил он так мягко, что отказать ему у Сэнди не было сил.
– Ну… – Поколебавшись, Сэнди сказала бесшабашным тоном:
– Ну разве что один разок. Только дайте мне какую‑нибудь футболку.
Они прошли через небольшую столовую и вышли во внутренний дворик – патио, вымощенный камнем. Со всех стен свешивались красно‑коричневые керамические горшки и корзинки, заполненные пышно разросшимися цветами. Дальше Сэнди увидела зеркало пруда, мягко освещенное ночным небом. Щелкнув несколькими выключателями, Жак залил пруд ярким электрическим
