Она надела сине‑белое платье с плиссированной юбкой, расчесала и высушила волосы, оставив их распущенными, потом подошла к окну и выглянула в сад. Свинцовые тучи закрыли все небо, ветер раскачивал деревья, дождь яростно хлестал, и на дорожках уже образовались маленькие озерца. За садом сквозь дождевую завесу смутно виднелся темный лесной массив. Элизабет стало холодно, и ее передернуло, когда она невольно вспомнила прикосновение ледяных губ Ива де Лаваля. Почему он так поцеловал ее? Тогда она восприняла это как намеренное оскорбление, которым он демонстрировал свою неприязнь и презрение, но теперь ей показалось, что за его холодностью кроется пламя страсти, и трепет пробежал по ее телу.
Он был женат на девушке, которая – это было очевидно – страстно любила его; зачем же тогда он поцеловал ее? Чтобы она не сомневалась, как сильно он презирает ее? Он сказал так мало, но каждое слово, тщательно выбранное, холодное как лед, врезалось в память. Что таилось подо льдом?
Этот лед, похоже, был всего лишь тонкой корочкой, скрывающей неведомое. Один неверный шаг, и ты провалишься в бездонную пучину – она содрогнулась от этой мысли.
Он был другом Дэмиана. Что он слышал о ней, что Дэмиан успел рассказать ему? Было неприятно, что посторонний человек мог слышать искаженную версию того, что на самом деле произошло между ними. Она легко могла представить себе, как бы Дэмиан описал ее, он не польстил бы ей, ведь ревность сделала его жестоким.
Ив не поверит ей, осмелься она заговорить об этом, – он будет верить тому, что сказал ему Дэмиан. Элизабет подозревала, что частично его неприязнь к ней питалась из подсознательного чувства вины, оттого что уцелел именно он. Угрызения совести, как бросил он ей с издевкой этим утром. И она вздрогнула – его слова попали в цель; он был прав, конечно, но теперь, когда она все обдумала, она поняла, что его обвинение направлено и на него самого. Они живы – а Дэмиан мертв. Ведь смерть имеет страшную власть над живыми.
Тедди Хетфорд прибыл ровно в час. Дождь прекратился, но небо было хмурым, тучи нависали над лесом, и воздух был пропитан влагой.
– Я захватил с собой сапоги! – сказал он, как только Вики открыла ему дверь, и девушка скорчила гримасу.
– Вам они, несомненно, пригодятся, все тропинки в лесу залило.
– Такая незначительная вещь, как дождь, не остановит меня, – сказал Тедди со счастливым выражением на лице, и Вики ответила ему ироничной усмешкой.
– Хорошо, когда тебя что‑то захватывает, да?
– Вам стоит как‑нибудь самой попробовать, по крайней мере жизнь никогда не будет скучной, – возразил Тедди.
– Дети, дети! – вмешалась, смеясь, тетушка Флер. – Идите обедать, пока дело не дошло до драки.
– Превосходно! Всегда мечтал о домашней пище – я ведь живу на одном хлебе и сыре, потому что не умею готовить, – как бы извиняясь, произнес он.
– Не умеете готовить? – спросила Вики, удивленно вскинув брови. Элизабет рассмеялась.
– Вики встречается только с теми, кто умеет готовить, – пояснила она, но тут же прикусила язык, заметив свирепый взгляд сестры.
– Собираетесь сделать мне предложение? Тогда мне следует одолжить у кого‑нибудь поваренную книгу.
– Очень смешно! – покраснев, фыркнула Вики. – Моя сестра часто торопится с выводами, – заметила она.
– О, это меняет дело, – произнес Тедди с облегчением, накладывая анчоусы. – Так уж получилось, но я старомоден и всегда делаю предложения сам.
– Это всего лишь шутка, – проговорила она в свое оправдание, на что Вики сердито хмыкнула.
После обеда они отправились в лес. Небо прояснилось, но ветер все еще завывал, как раненый зверь. С деревьев падали крупные капли, Элизабет было холодно, она никогда не увлекалась ботаникой. С гораздо большим удовольствием она посидела бы дома, но перспектива остаться наедине со своими мыслями ей не улыбалась.
Она отстала от остальных, когда те, о чем‑то увлеченно беседуя, удалились в заросли папоротника. Элизабет бесцельно прошла несколько шагов, желая всей душой оказаться сейчас где‑нибудь в другом месте. Неожиданно она увидела, что вышла на берег реки, и Бог знает куда все делись – она едва слышала их голоса. Элизабет рассеянно поглядела на мутно‑зеленую воду, в которой после бури плавали сломанные ветки и сбитые ветром листья. Она отвела глаза от реки и поймала себя на том, что невольно взор ее обратился на крепость Дэмиана.
Это было очень старое сооружение, потемневшее сейчас от дождя и мерцавшее свинцово‑синим блеском в неярком солнечном свете. Элизабет медленно направилась к ней и застыла, увидев хлопавшую на ветру дверь.
Жил ли здесь кто‑нибудь? Дэмиан мало что рассказывал о себе, о своей семье, он тщательно избегал расспросов Элизабет. Ей и в голову не приходило, что его крепость могла отойти кому‑нибудь по наследству. Все, что он имел, насколько она знала, была эта самая крепость, в которой он жил, и его картины. Если какие‑либо из его работ не были проданы после его смерти, они имеют большую ценность.
Она стояла, глядя в открытую дверь и пытаясь заметить какие‑либо признаки жизни. Но оттуда не доносилось ни звука. Помедлив немного, она подошла с опаской к двери.
– Здесь есть кто‑нибудь? – позвала она, и звук ее голоса разнесся под сводами винтовой лестницы, ведущей в комнаты на втором этаже, который Дэмиан оборудовал себе под жилье.
Первый же этаж он использовал как склад. Крепость была построена столетия назад, сначала здесь была мельница, затем хранились снасти, когда в реке было много рыбы и местные жители занимались рыболовством; а в восемнадцатом веке здесь помещался оружейный склад, который однажды ночью взорвался, пробив огромную брешь в стене. Дэмиан использовал крепость как дом и студию, увеличив окна, чтобы было больше света.
Никто не ответил ей. Она позвала опять – на этот раз по‑французски, – и вновь молчание было ей ответом. Постояв немного, она нерешительно вошла внутрь и тихонько поднялась по лестнице. Она не могла не поддаться искушению вновь увидеть дом Дэмиана.
Воздух был сырым, каменные стены, долго не просыхающие после дождя, были скользкими на ощупь. Старая веревка, продетая в крюки в стене, служила вместо перил винтовой лестницы. Ее шаги звучали непривычно громко в этой тишине. Дверь наверху тоже была открыта.
– Эй, здесь есть кто‑нибудь? – крикнула Элизабет, и ее голос гулко разнесся по помещению, как это бывает в пустых домах, где уже долго никто не живет.
