Иной раз мне приходила в голову мысль: а что бы я делал без своего золотого дракона?
Кинрю снял с пальца кольцо, то самое, с выдвигающейся спицей. Одним движением руки он приоткрыл дверь, которая мне представлялась вратами к свету. Под светом я, разумеется, понимал искомую мною истину.
Дверь отворилась, и мы вошли.
Матвей снимал роскошную трехкомнатную квартиру, обставленную по последнему слову моды немного тяжеловесной мебелью. Я и сам понятия не имел, что собираюсь найти в этих палатах, обустроенных хозяином в стиле ампир. Однако принялся за обыск с особой тщательностью. Я и не надеялся обнаружить здесь утерянную переписку, но уповал на то, что мне удастся отыскать в этом обиталище покойного шулера какой-нибудь намек на то, в каком направлении двигаться дальше.
Кинрю взял на себя спальню, Заречный - гостиную, а я принялся за кабинет, который, как я полагал, представлял наибольший интерес. Из всех трех комнат он был обставлен наиболее просто. У самого окна, занавешенного темной гардиной, стояла конторка, заменяющая собою письменный стол. Перед кивотом с образами раскачивалась лампада. Я невольно перекрестился и пробормотал почти про себя:
'Господи, помилуй всех днесь представших перед тобою!'
Я зажег свечу и взялся за конторку, вытряхнув на паркетные полы содержимое ее ящиков. Однако ничего представляющего интерес мне обнаружить не удалось, хотя я и с интересом проглядел несколько крапленых колод. Тут же была и шкатулка с деньгами и драгоценностями. Я удивился, что она находилась не под замком. Но при ближайшем рассмотрении оказалась, что сумма в шкатулке просто мизерная, да и украшения не представляют особой ценности. Тогда я подумал, что Матвей, скорее всего, хранил свои средства где-нибудь в Коммерческом банке. Никаких дневниковых записей, на которые, я все же втихомолку надеялся, среди бумаг Гастролера отыскать, увы, так и не получилось. Счета да векселя! В точности так же, как и в рундуке у предателя! В общем, ничего более или менее занимательного, только кипсек неприличного содержания, дорогой гравированный альбом.
Обыскав комод и книжные полки я покинул кабинет и вернулся в гостиную, где орудовал Виктор. Однако таким делом мой друг занимался впервые и с непривычки робел. Это новое занятие казалось ему не особо пристойным. В этот момент он как раз корпел над огромным настенным медальоном, из которого выглядывала лохматая голова медвежьего чучела. Заречный снял голову со стены и собрался приступить к осмотру ее внутреннего содержания.
- Как успехи? - осведомился я.
Виктор оторвался от своего увлекательного занятия и повернулся лицом в мою сторону.
- Никак, - пробормотал он, нахмурившись. - Сыщик из меня никудышный. Да еще бы знать, что мы ищем!
- Увы, - я развел руками. Заречный и не представлял, в каком затруднительном положении я находился. Мы вместе продолжили осмотр медальона, но так ничего и не нашли.
Из спальни возвратился Кинрю, потирая запотевшие руки.
- Симпатичненький будуарчик, - изрек он, состроив уморительную гримасу.
- Что-нибудь нашел? - поинтересовался я.
- Совершенно ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к нашему делу, - ответил он. - Не обессудьте, Яков Андреевич!
Итак, я должен был констатировать, что взломанная дверь вовсе и не скрывала за собой никакого света.
Мы более или менее привели все в порядок, водворив потревоженные вещи на их места, загасили все свечи и направились к выходу. Но удача подстерегала нас, кто бы мог подумать, на лестнице.
Я услышал какой-то шум и сделал знак своим товарищам затаиться у двери. Кто-то поднимался к черному ходу. Поначалу нас это сильно встревожило, все-таки, как ни крути, неприятно быть застигнутым кем-то на месте преступления, особенно когда тебя в любой момент могут заподозрить в убийстве.
Человек приближался, сердце у меня в груди забилось сильнее. Кинрю весь обратился в натянутую струну. Японец мог всего одним точным движением руки заставить любого человека на несколько минут потерять сознание. Интуитивно я почувствовал, что он именно это и собирается сделать.
Человек приближался, и я уже ощущал его дыхание. У меня возникла шальная мысль: а вдруг это он - убийца, клятвопреступник?! Через несколько мгновений мне суждено было убедиться, что я ошибся.
Человек даже не успел понять, что с ним происходит, как его накрыла какая-то шустрая тень, и он отключился, в один миг оказавшись на холодных ступенях. Но холода он так и не ощутил! Кинрю затащил незваного гостя за дверь.
- Посветите, - попросил он меня, и я направил луч света от фонаря в лицо незнакомцу.
- Не может быть! - изумился я.
Этот человек волею судьбы оказался мне известен. Я видел перед собою петербургского шулера Станислава Ксешинского, собственною персоной, с которым мне неоднократно доводилось встречаться. Мне и в голову не могло прийти, что он мог быть сообщником покойного ныне Воротникова. А если это и в самом деле так, то он вполне мог оказаться посвященным в его дела. Вот это удача так удача!
- Вы его узнали, Яков Андреевич? - догадался Кинрю. - Что это за тип? - осведомился он.
- Яков, кто бы мог подумать, с людьми какого сорта ты водишь знакомства?! - изумлялся Заречный, поправляя мундир.
- Да, - я не стал отрицать. - С этим человеком мне в недавнем прошлом приходилось встречаться. - Это карточный шулер.
- Как, опять?! - воскликнул Заречный. - Мне это уже начинает надоедать!
- Не удивительно, что в квартире мерзавца мы встречаем ему подобного, - рассудительно заметил Кинрю, пожимая плечами.
Заречный был вынужден молча с ним согласиться.
- Его зовут Станислав Ксешинский. Надеюсь, что он сможет пролить свет на некоторые интересующие меня вопросы, - добавил я.
Человек понемногу начинал приходить в себя. Его ресницы дрогнули, щеки порозовели. Потом он издал едва различимый для слуха стон и, наконец, приоткрыл глаза.
- Что происходит? - спросил Ксешинский, едва приходя в себя. Матвей! - позвал он тоненьким голосом и сделал попытку встать.
- Да нет здесь никакого Матвея! - воскликнул я.
- Кольцов? - изумился шулер и стал кулаками тереть глаза, словно не веря в мое существование.
- Как видишь, - ответил я.
- Как? - Станислав присел на полу и во все стороны закрутил большой головою. Цилиндр с нее свалился на узорчатые плиты паркета. - Что с Матвеем? - забеспокоился он.
- А я и не знал, что вы с ним не разлей вода! Меньше хлопот бы было! - воскликнул я. - А что это ты за своего дружка так встревожился? Или он в опасности?
- Ну, не зря же вы, Яков Андреевич, здесь околачиваетесь, раздраженно сказал Ксешинский. - А это еще кто? - он указал пальцем в сторону Кинрю и Заречного.
- А это мои друзья, - объяснил я Станиславу.
- Где Матвей? - вновь поинтересовался он.
- В аду, вероятно, - жестко ответил я. И даже при свете фонаря стало заметно, как побледнело его лицо и нервно заходили желваки на скулах.
- Это правда? - дрожащим голосом спросил Ксешинский. - Так, значит, он его все-таки настиг, - пробормотал еле слышно Станислав.
- Кто он? - насторожился я, предчувствуя, что дело, наконец, двинулось с мертвой точки.
- Это не имеет значения. - Ксешинский снова попробовал встать, но Кинрю придержал его за плечо.
- Еще как имеет, - проговорил он негромко.
- Так вы его разыскиваете? - в глазах у Станислава блеснула догадка.
- Мы ищем человека, по настоянию которого Матвей Воротников из господина Строганова деньги вытягивал, - ответил я.
- Я так и знал, - сказал Ксешинский, изобразив из себя провидца, что это все добром не кончится.
