вовсю напирали на выставленные заграждения.
Дежурный у двери дома Роя придирчиво осмотрел нас.
– Кто вы такие?
Я назвал ему наши имена.
– Мы из Пембрук-Холла.
Он вытащил слейт, сверился с ним и шагнул прочь, пропуская нас к двери.
– Все верно.
– Я успела разглядеть его список, – с гордостью заявила Хонникер. – Кроме нас двоих там никого и нет.
Палец ее потянулся к кнопке звонка, но я уже постучал. Дверь открыл очередной коп.
– Да?
– Они из Пембрук-Холла, – сообщил тот, что стоял позади нас.
Полицейский в дверях учтиво кивнул и позволил нам войти. Изнутри все дышало таким уютом, что сердце у меня сжалось. Куда ни глянь – всякие безделушки и плакатики этого пыльного оттенка, который зовется «милым синеньким», со всевозможными изречениями наподобие «Дом – это место, где можно облизывать тарелки» или «Как воротишься домой, на душе теплеет». Милые синенькие гусыни в шляпках и фартучках раскатывали скалками тесто и пекли пироги, другие милые синенькие гусыни в платьицах из милого синенького ситца вышивали милые синенькие пледы. Даже ковры и обивка на мебели были того же самого оттенка. Я покосился на Хонникер из Расчетного отдела и увидел, как она передернулась. По-моему, вовсе не от того, что мы вошли в дом покойника.
Лысоватый мужчина с длинными поникшими усами вышел навстречу и обменялся с нами рукопожатиями.
– Я Кларенс Мак-Лелланд, – уклончиво представился он. – Назначен полномочным представителем семьи Ле Рой.
«Надо было прихватить с собой Мак-Фили или по крайней мере кого-нибудь с юридическим образованием», – размышлял я, пожимая ему руку, но быстро отвлекся, когда Хонникер представила нас и провела в столовую, где мы встретились с заплаканным и всхлипывающим семейством Ле Роев.
Мистер и миссис Ле Рой оказались типичной американской четой, справившей серебряную свадьбу в прошлом июне. Оба явно страдали от ожирения и выглядели супругами, зовущими друг друга «мамуля» и «папуля», а Ранча и его братьев и сестер – «малой» и «малая», если, конечно, у Ранча были братья и сестры. Они сидели рядом друг с дружкой у длинного конца стола, держась за руки и переплетя пальцы в неразрывном пожатии. А когда один говорил, другой глядел ему в глаза и время от времени кивал, словно подтверждая, что слова эти рождены их общим союзом. От этого зрелища я почувствовал себя распоследним псом, вторгающимся в чужое горе с какими-то жалкими деньгами.
Потом я перевел взгляд на жену Ранча, Лоррейн. Ее нельзя было назвать красивой, как, скажем, Хонникер из Расчетного отдела, зато она обладала свеженькой мордашкой типичной «девушки-из- соседнего-дома». Она тоже была слегка толстовата, словно тело еще не пришло в норму после недавних родов. Особенно пухленьким казалось лицо, впрочем, возможно, это-то как раз объяснялось двадцатью четырьмя часами непрерывных слез. Она сидела во главе стола, скрестив руки на груди и всей своей позой безмолвно давая понять: что бы мы ни говорили, она и слушать не хочет. Ребенка нигде видно не было, и я не стал спрашивать. Я знал: если увижу его, мне станет еще хуже.
Кларенс Мак-Лелланд уселся напротив Лоррейн, предоставив нам с Хонникер садиться напротив родителей Роя. Мак-Лелланд представил нас, сказав в заключение:
– Они из Пембрук-Холла и хотят обсудить с вами кое-что насчет Ранча и трагической случайности, оборвавшей его жизнь.
От этих слов меня аж затошнило.
– Вы имеете в виду, – сказала Лоррейн Ле Рой, – что они пришли сюда, чтобы снять с себя какую бы то ни было ответственность, верно? А с чего бы еще они прикатили сюда так быстро? Тело Ранча даже остыть не успело.
– Миссис Ле Рой, – неловко начал я, – позвольте заверить вас…
Ошибка! Лоррейн пронзила меня убийственным взглядом.
– Выведите их отсюда, мистер Мак-Лелланд.
Тот посмотрел на нее.
– Лоррейн, мне кажется, ради себя и Ранча-младшего вы должны выслушать этих людей.
– Я не хочу видеть их здесь! – страстно произнесла Лоррейн.
– Поймите, мы вовсе не обязаны были приходить, – вежливо заметила Хонникер из Расчетного отдела.
– Тогда уходите.
– Моя коллега имеет в виду, – вмешался я, – что мы представляем здесь Пембрук-Холл и потому, хотя ваш супруг погиб в результате трагической, – на этом слове я поперхнулся, – случайности, мы все же в определенной мере чувствуем свою ответственность, поскольку именно мы запустили цепочку событий, которая привела к его смерти.
– Да что вы? – саркастически протянула Лоррейн. – Лоррейн, душечка, – вступила мамуля Ле Рой, – давай выслушаем, что нам могут сказать эти люди.
Она поглядела на папулю Роя. Тот кивнул.
Лоррейн тоже кивнула.
– Ну ладно. Ради вас.
– И маленького Ранча-младшего, – сказал папуля Рой.
– И маленького Ранча-младшего, – снизошла она.
Я откашлялся и чуть-чуть поерзал на сиденье, стараясь устроиться немного удобнее. Ничего не вышло.
– Мы понимаем всю зыбкость вашего положения. Собственно говоря, именно поэтому в первую очередь мы и наняли мистера Ле Роя. Он обладал талантом, который требовался для нашей рекламы, и мы знали, что средства, заработанные им на съемках, помогут развитию его бизнеса. Но теперь движущая сила этого бизнеса исчезла, оставив Лоррейн и Ранча-младшего без поддержки и опоры.
– Кроме, разве что, совсем крошечной страховки, – добавила Хонникер из Расчетного отдела.
– Как вы узнали… – выпалила мамуля Ле Рой, но папуля Рой сжал ее руку, а Кларенс Мак-Лелланд покачал головой.
– Вполне обоснованное предположение, – пояснила Хонникер.
– Всем известно о процессе против агента Ранча еще по годам «Малыша Нарко», – сказал я. – И нам кажется, что после смерти Ранча суд будет склонен отложить дело в дальний ящик, а то и вообще закрыть.
– Пытаетесь запугать моих клиентов? – ощерился Кларенс Мак-Лелланд. – Уж коли на то пошло, гибель Ранча лишь придала этому делу срочности.
– Вы адвокат со стороны Роя? – спросила Хонникер из Расчетного отдела.
Мак-Лелланд посмотрел на Ле Роев.
– Да.
– И сколько получаете за участие в процессе возмещения убытков?
– Я работаю на сдельной основе.
– Но вы ведь получите свой процент, если сумеете добиться возмещения, верно? Так сколько же?
– Это не ваше…
– Пятьдесят пять процентов, – произнес папуля Ле Рой и поглядел на мамулю. Та кивнула.
– Интересная выходит ситуация, – заметила Хонникер, – потому что, если вы принимаете наше предложение, весьма вероятно, суд уже не склонен будет проявить особую щедрость, даже если и решит дело в вашу пользу, верно?
– Моя главная цель – помогать клиентам, – напыщенно заявил Мак-Лелланд. – В этой сессии я выступаю адвокатом на общественных началах.
– Но если бы мы не пришли сегодня, вы бы скорее всего подали на нас в суд за преступную безответственность. Верно?
