– Так вот оно, – сказал Харбисон;
– Мы считаем, тебе требуется помощь, – закончила Дансигер.
– Мой феррет! – возопил я.
– Твоему феррету и полагалось отправить сценарий в ту базу, – согласился Гризволд.
– Но он вовсе не предназначался для потребителя! – закричал я. – Поверьте! Я просто спекся, пытался вроде как выпустить пар. – Я обвел их взглядом. Кажется никто не купился. – Ну ладно. Это было нечто вроде воплощения желаний; я вовсе не собирался предавать его гласности. Я велел феррету стереть его. Наверное чертова железяка перепутала команду.
– Суть в том, – возразила Дансигер, – что ты вообще доверил это компьютеру…
– Ну ладно, ладно. – Я вытянул руки умиротворяющим жестом и снова сел. – Позже буду говорить с вами об этом, сколько захотите. Посчитаете нужным – хоть в «Транс-Майнд» схожу и переделаюсь. Но первое и главное, что мне надо – это приказать феррету отозвать сценарий, пока «старики» не увидели…
Раздался негромкий стук. Дверь медленно приотворилась, и в нее просунулась голова Хонникер из Расчетного отдела.
– У нас тут рабочая встреча, – сказал я.
– Замечательно, – отозвалась она. – Тут как раз одному человеку очень надо поговорить со всей группой сразу.
И без малейшей улыбки и помпы впустила в комнату какого-то мужчину в строгом деловом костюме. А сама удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь.
– В чем дело? – осведомилась Харбисон.
– Вы – творческая группа под руководством Боддеккера, агентство «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис»? – важно вопросил мужчина:
– Я Боддеккер, – ответил я. – А это мои коллеги.
Пришедший поставил на стол ноутбук, открыл его и откинул экран, чтобы можно было читать стоя.
– Я пришел сюда от имени «Этических решений», дабы передать вам последнее слово Роберты Жаклин Сильвестр, известной так же как Роберт Джон Сильвестр.
– О нет, – выдохнула Дансигер, обмякая в кресле. Я вскочил на ноги.
– Надо остановить ее!
Незнакомец покачал головой.
– Все уже свершилось. Мисс Сильвестр покинула Земную Зону сегодня, в четыре часа четырнадцать минут утра.
Гризволд покачал головой. Харбисон и Мортонсен плакали.
– Итак, если позволите, – произнес представитель «Этических решений», – последнее слово Роберты Жаклин Сильвестр, известной так же как Роберт Джон Сильвестр. – Он откашлялся, прочищая горло. – «Дорогие мои друзья и коллеги. Вам известно, что жизнь моя была исполнена мук и терзаний, но я твердо знала, что всегда могу положиться на вас, хотя порой мы и не ладили».
Харбисон с рыданиями упала на грудь Мортонсен. Я повернулся к Дансигер и положил руки ей на плечи.
– «Я часто испытывала моменты колебаний и нерешительности в личной жизни, но, думаю, вы согласитесь: делала для Пембрук-Холла все, что могла. У меня нет друзей вне работы, а если бы были, я бы постаралась выбрать таких людей, как вы».
Дансигер накрыла мои руки своими. Она вся дрожала, и я крепче сжал ее плечи.
– «Однако есть раны, от которых даже друзья не в состоянии защитить, с которыми даже друзья не способны помочь справиться. Именно так и случилось со мной. Сегодня рано утром я претерпела насилие, пережить которое было бы трудно любой женщине. Что до меня, то это событие лишь напомнило, сколь никчемно мое существование. Я металась между полами, не обретая утешения и отрады ни в одном из них. Я могу выбрать один из них – и стать хищником, что мне глубоко противно. Или выбрать другой и стать добычей. И вот, побывав добычей – и жертвой, – я понимаю, что не могу быть счастлива ни в каком состоянии. Поэтому мой выбор – прекратить свое существование.
Так не горюйте обо мне, потому что я наконец превращусь в ничто – в состояние, в котором мне, наверное, и следовало бы находиться с самого начала.
Что же до тех, кто в конце концов подтолкнул меня к этому шагу, я не знаю, восхвалять или проклинать их. Жестокость, проявленная по отношению ко мне, была ужасна и нестерпима. Она отняла у меня что-то, чего никогда уже не обрести вновь. Зато мне даровали просветление, коего достичь ранее никогда не удавалось, и привели к покою нынешнего решения.
Для меня справедливости более не существует, но я предоставляю вам самим, исходя из своих понятий о ней, решить, что надлежит предпринять. Я уже не услышу ничьих аргументов. Если вы возжелаете правосудия, чтобы хоть как-то облегчить свое горе, вам надо знать лишь одно:
«Их было четверо».
У меня затряслись руки. Дансигер сильнее сжала их, а представитель «Этических решений» закрыл ноутбук.
– Если вы пожелаете отдать дань уважения мисс Сильвестр, ее останки будут доступны для лицезрения в течение ближайших сорока восьми часов в специальном отделении нашей фирмы в Эмпайр-Стейт- биллинг. И позвольте также выразить свои глубочайшие соболезнования.
Он взял ноутбук и двинулся к двери.
– Убирайтесь! – завопила Харбисон. – Вот отсюда!
Она принялась выкрикивать ему вслед самые грязные ругательства. Представитель «Этических решений» невозмутимо, не выказывая и тени обиды, дошел до двери и тихо прикрыл ее за собой.
– Гнусные маленькие ублюдки, – пробормотала Дансигер.
Я поглядел на Гризволда. Впервые в жизни я видел его бледным и потрясенным. Он резко поднялся, захлопнув ноутбук, и оставил его лежать на столе.
– Ну все. Я здесь больше не работаю. Ты не виноват, Боддеккер. Эти гады разрывают нас на части, губят нас, а «старики» и видеть ничего не желают, ослепленные цифрами в графе доходов. А я не хочу пополнить собой их статистику. Ничего личного, Боддеккер, но, кажется, настало время мне пойти домой и засесть за роман.
Он вышел за дверь.
– Гризволд! Гризволд! – закричала ему вслед Мортонсен. – Пожалуйста, не уходи!
Я опустился на колени и развернул к себе кресло Дансигер.
– Мы должны свалить их. Все это зашло слишком далеко.
По щекам Дансигер, оставляя черные дорожки туши, катились Слезы. Она попыталась вытереть их.
– Все это зашло слишком далеко уже давно. Mне было стыдно за себя.
– Это прощальное послание, – сказал я. – Оно, да еще то, что Сильвестр ударила Шнобеля на вечеринке, – думаю, мы вполне можем возбудить дело. Они сделали это в отместку за Шнобеля. А если принять во внимание еще и досье Фермана, где отмечено, что он был главарем шайки, мы сможем их поджарить, Дансигер. Сможем – и поджарим.
– У Фермана в досье нет никаких записей о преступной деятельности, – всхлипнула Дансигер.
– Да есть же, – удивился я. – Я сам видел…
– Дансигер остановила меня, приложив руку к моему лицу.
– Вчера Ферману исполнилось восемнадцать. Его досье очистили от всех прошлых записей.
– Нет. – Я поднялся. – Не так быстро.
А в следующий миг я уже бежал. Из комнаты для совещаний, по коридору к лифтам, вогнал «ключ года» в щель с такой силой, что не знаю, как он не сломался. Пока лифт ехал вниз, я бил руками по стенам в бессильной ярости, проклиная Френсиса Мак-Класки, Малкольма Джорджсона, Питера Свишера и Руди Пирпойнта. Потом мчался из вестибюля, игнорируя охранников и Весельчака, пробивался через толпу «Теч-бойз» и фанатов Дьяволов. Бежал по улице, пока не закололо в боку. Помахал велорикше, упал на сиденье, велел отвезти меня в Манхэттенское отделение полиции. Ворвался туда и потребовал встречи с сержантом Араманти, который как раз проводил экскурсию для стайки третьеклассников.
– Кажется, я вас уже видел, – сказал он, когда я, запыхавшись, наконец предстал перед ним.
