– Неплохо, – проговорил кто-то из них.
– Будет над чем поработать, – добавил второй.
Я не преминул спустить их с небес на землю.
– Вы же понимаете, что этот лимонад не будет продаваться, если нам не удастся исправить сложившуюся ситуацию.
– Само собой.
– Да.
– В чем и состоит основная причина этой встречи, – присовокупил Левин. – Кроме того, мы хотим выслушать, что нам скажут представители ФБПЖ.
– Вы же не станете подчиняться их требованиям! – горячо проговорила Харрис.
– Силы небесные, разумеется, нет! – Левин аж передернулся. – Просто хотим посмотреть, не удастся ли пойти на эти требования и обернуть их себе на пользу.
Дверь в конференц-зал отворилась и на пороге появилась Хонникер из Расчетного отдела. Выглядела она – краше в гроб кладут. Прическа в полном беспорядке. Глаза красные и опухшие, лицо бледное, одежда неглаженая. А когда заговорила, я не узнал ее голоса, так тоненько и прерывисто он звучал. От этого у меня просто разрывалось сердце, я чуть не бросился к ней – но меня удержало то же гнусное, завораживающее чувство, что заставляет замедлить шаг, когда проходишь мимо места преступления.
– Прошу прощения, – проговорила она убитым голосом. – Здесь… здесь… представители ФБПЖ.
Левин остолбенело уставился на нее – полагаю, он не меньше меня был шокирован ее видом – и после неловкой паузы наконец велел провести их сюда.
Хонникер вышла и закрыла за собой дверь. Снова воцарилась тишина. Все молча глядели друг на друга, но думали при этом не о ФБПЖ. Потом дверь снова открылась и вошли борцы за права животных, сопровождаемые Мак-Фили из бухгалтерии и Абернати из отдела авторских прав и разрешений. И тут я понял, отчего у Хонникер сегодня такой вид.
Одной из представительниц ФБПЖ была Моллен.
Когда Моллен увидела меня, шаги ее замедлились и она судорожнее вцепилась в слейт, который прижимала к груди. Но быстро оправилась и прошествовала к креслу, предложенному ей Мак-Фили. Она-то как раз выглядела вполне прилично и как нельзя более готовой к грядущему столкновению: черные глаза мрачно сверкают, подбородок упрямо выпячен. Судя по всему, Хонникер пришлось пережить тяжелую и длинную ночь.
Тут мне показалось, что я узнаю еще и пришедшего с ней мужчину. Держался он надменно и самоуверенно, a от его щедро отделанного хромированными застежками кожаного байкеровского прикида так разило каким-то удобрением, что у меня защипало глаза и нос Дойдя до отведенного ему места, мужчина что-то брюзгливо буркнул и уселся, отшвырнув руку Мак-Фили, пытавшегося учтиво придержать кресло.
Третья переговорщица отличалась высоким ростом, болезненной худобой и бледностью. Ввалившиеся глаза, реденькие волосы. Ну точь-в-точь, как у кого-нибудь из Милашек. Одета она была в красно-желтый винил, скрипящий при каждом ее движении, а в руках держала большой черный портфель с голограммой «ФБПЖ». Усевшись, она принялась буравить нас злобными глазами.
– Итак, – начал Мак-Фили, старательно пытаясь скрыть, что эта троица пугает его чуть не до полусмерти, – вот наши гости из Фронта борьбы за права животных. Сегодня мы имеем честь принимать, гм, мисс Моллен Мейсон, их секретаря и специалиста по связям с общественностью. Гм. Возможно, кое-кто из вас уже знаком с мистером Фостером Доликоффом из «Ненавистных». Он их, гм, символ и пришел чисто по-человечески…
– Не по-человечески, – прорычал, прерывая его, Доликофф. – Не будьте видистами.
Мак-Фили откашлялся.
– Мистер Фостер Доликофф, – повторил он. – И наконец, их президент и основатель, мисс… гм… мисс Линда…
– Утконос-Хилл, – подсказала виниловая дама, нетерпеливо закатывая глаза. – Линда Утконос- Хилл.
Рядом со мной раздался какой-то сдавленный звук. Скосив глаза, я увидел, что Хотчкисс пытается сдержать смешок.
Обойдя вокруг стола, Мак-Фили представил всех пембрук-холльцев. Когда очередь дошла до меня, Линда Утконос-Хилл оскалилась и зашипела. Едва ли. это было бы так страшно, не обнаружь я, что все ее зубы заточены в острые клинышки.
Покончив с представлениями, Мак-Фили сказал:
– Поскольку инициатива этой встречи исходила именно от ФБПЖ, думаю, будет лишь справедливо, если мы предоставим им право начать беседу.
Наша сторона разразилась нестройным хором «совершенно верно» и «согласен».
Члены ФБПЖ переглянулись, и Фостер Доликофф поднялся с места, бряцая заклепками.
– Свиньи! – возопил он. Но потом словно бы вдруг передумал. – Нет. Прошу прощения. Сказать так – значит оскорбить ни в чем не повинных умных и добрых животных. Точно так же не могу назвать вас шакалами или карпами. Равно как и червями, ибо черви лишь исполняют предначертанное им Гайей, сиречь поедать и обгладывать все мертвые останки, поднимающие такую вонь на поверхности этой планеты. Собственно, если вас и можно с чем-то сравнить, так именно с гниющими, зловонными омерзительными кусками распадающейся мертвечины, вот с чем. Вы все… – Он замер, обводя нас убийственным взором. Глаза его сузились.
– Да? – поинтересовался Левин. – Что же мы?
Доликофф был потрясен.
– Вы все, гм, гниющие, зловонные, омерзительные куски мертвечины. – Взор певца лихорадочно заметался по комнате. – Пища для червей! – триумфально прокричал он. – Вот что вы все! Пища для червей! – Он оглянулся на Линду Утконос-Хилл. – Только и это тоже оскорбление славным… э-э-э… беспозвоночным, которые делают лишь то, что заповедано им делать Гайей, то есть подчищать все… – Он облизал губы. – Гм, гниющие… э-э-э… зловонные… э-э-э…
– Фостер, – произнес Левин самым отеческим тоном. – Пусть мы насквозь прогнили и воняем, но все равно остаемся той рукой, которая вас кормит.
– Я решительно отвергаю вашу гнусную корпоративную… э-э-э… пустозвонную…
– Если мы столь оскорбляем ваши чувства, вы вольны заключить контракт с любым другим агентством. А если нет – почему бы вам не заткнуться и не дать слово вашим спутницам? Тем временем будем ожидать появления в вашем следующем альбоме нового хита «Пища для червей».
– Возмутительно, – заявил Доликофф. – Безобразно. В высшей степени нестерпимо…
Линда Утконос-Хилл закатила глаза.
– Ради Гайи, Фостер, заткнись и сядь. А то ведешь себя как какой-нибудь человек.
– Мерзко… – Голос Доликоффа наконец-то затих.
Когда певец сел, Харрис поглядела на него:
– Чудесная куртка. Настоящая кожа?
– Да, – просиял Доликофф. – А что?
Харрис пожала плечами.
– Так я и думала.
– Если не возражаете… – Мисс Утконос-Хилл поднялась на смену Доликоффу. – Вот в чем все дело. Вы повинны в смерти и страданиях одного из невинных созданий Гайи…
– Собака была уже мертва, когда попала к нам, – выпалил Хотчкисс.
Утконос-Хилл злобным шипением заставила его замолчать.
– Вы спустили с цепи смертоубийственного кровожадного демона! – Она перешла на крик. – ГОРЕ! – Все аж подпрыгнули. – То-то и оно. ГОРЕ! Вам всем! Ибо на улицах воцарилась анархия и ни одна дверь не будет спасена от посягательств человекоподобных и наземноживущих, выступивших в жестокий поход против самых невинных созданий этого увечного мира. – Она вскинула руки и издала протяжный звериный вой. – Сейчас, пока мы тут с вами разговариваем, двери этого мира оскверняются собакой и кошкой, агнцем и козлищем, цыпленком и голубем, точно готовясь к непристойному и кощунственному пасхальному
