Облаченная в винил предводительница ФБПЖ задрала голову и снова завыла:
– Этого мало!
– Эй, – возразил Спеннер, – мы свернули рекламу, мы собираемся извиниться и пообещали больше никогда так не делать. Что вы еще хотите?
– Денег! – вскричала она. – Нашу школу! Рекламную кампанию! Наказания гнусных преступников! Мы не можем уйти отсюда, не добившись всего этого!
– Прошу прощения, – вмешался в разговор Мак-Фили из бухгалтерии, – но до меня только что дошло, что из-за стола переговоров вы уходите» добившисьвыполнения ваших требований на сорок три процента. Весьма, весьма достойный результат.
– В самом деле? – завопил Фостер Доликофф. – А мы хотим выполнения всех пунктов!
– Судя по всему, вы просто не понимаете, как ведутся переговоры, – сказал Абернати. – Вы приходите к нам с требованиями. Мы выполняем те, что можем. Вы уходите, имея при себе больше, чем имели, приходя. Вот как ведутся дела в этом мире.
Левин отворил дверь и широким жестом намекнул троице борцов за права животных, что пора выметаться. Моллен пожала плечами, взяла свой слейт и вышла. Доликофф последовал ее примеру пару секунд спустя, также неопределенно пожав плечами.
– Вы получили свой шанс, – прошипела Утконос-Хилл. – Вы позорите мать-землю, что родила вас. И вы заплатите за это! Вы будете платить, платить и платить. А когда решите, что больше вам платить уже нечем, заплатите снова. Но мы не остановимся! Не остановимся, пока не польем наши розы вашей кровью!
Доликофф со смущенной ухмылкой снова зашмыгнул в комнату, схватил Утконос-Хилл за руку и поволок ее прочь. Левин тотчас же закрыл за ней дверь.
Хотчкисс надул щеки и выдохнул.
– А что, неплохо прошло, да?
Я покачал головой.
– Если ты думаешь, что все закончилось, ты просто дурак.
Левин выглянул в щелку.
– Они уже в лифте.
Он повернулся к нам, беззаботно насвистывая.
– Ну конечно же они снимут нас с крючка, – сказал Абернати. – Разве ты не слышал? Мы выполнили почти половину их требований! И это очень здорово, потому что эти типы из ФБПЖ бывают страшно упрямыми.
– А вам не кажется, что они могут заупрямиться из-за того, что получили только половину того, что требовали?
– Это как посмотреть, – заявил Абернати. – Стакан наполовину пуст или наполовину полон?
– Они добились важных вещей, – согласился Финней.
– Согласен, – кивнул Спеннер. – Они выиграли идеологическую битву.
– Что для нас не менее замечательно, – проговорил Абернати. – Это единственная область, на которой мы можем позволить себе проиграть.
– Не знаю, – с сомнением произнесла Харрис. – По-моему, Боддеккер прав.
Следующие пару недель нам лучше следить за тем, что у нас за спиной. Эти люди непредсказуемы.
– Вздор! – отрезал Левин. – Увидев в печати наши Извинения, они возликуют. Для них это будет огромной победой и они выжмут из нее все.
Он довольно закудахтал.
Я покачал головой.
– У меня сложилось четкое ощущение, что эти ребята стремятся к большему…
Дверь открылась и на пороге появилась бледная и Усталая Хонникер из Расчетного отдела.
– Кто-нибудь удосуживался посмотреть в окно? – с величайшим отвращением в голосе осведомилась она.
Ближе всех к окну стойл Спеннер. Он поглядел на улицу.
– Фанаты вернулись.
Я подошел к нему. Он был совершенно прав. У парадного входа снова толпился народ.
– Кажется, Тараканчик им и правда пришелся душе, – заметил, в свою очередь, Финней.
Хонникер закатила глаза.
– Это не фанаты. Это манифестанты. Они хотят наколоть на шесты головы и прочие части Дьяволов в отместку за собаку.
– Да не может быть! – возмутился Хотчкисс. – Гребаная шавка была…
– Знаем! – закричал я.
– Как мило со стороны этой Утконосихи привести с собой несколько сотен ближайших друзей, – проворчал Левин.
– Вот гнусная старая корова! – выругался Аберната. – Я-то думал, мы заключили сделку.
– Заметьте, я не твержу: «А что я говорил», – сказал я.
Харрис кивнула.
– Надо придумать способ выкрутиться, и побыстрее. Идеи есть?
– Давайте отправим вниз съемочную группу, если сможем сейчас найти, – предложил я. – Если начнутся беспорядки, заснимем их и используем для пропаганды. Будем тушить огонь огнем.
– Гениально! – похвалил Левин.
– Вот прямо сейчас и займусь, – оказал я, направляясь к двери.
– Нет, – возразила Харрис. – Вы нужны нам здесь.
Она подала знак Хонникер из Расчетного отдела, которая кивнула и вышла.
– Нам понадобятся наши адвокаты, – произнес Абернати.
– Пожалуй, лучше мне позвонить им лично, – решил Левин и тоже вышел.
– Еще надо провести срочную рабочую встречу, – продолжал я. – Лучший способ придумать выход – мозговой штурм.
– И еще – усилить охрану здания, на случай, если они решат штурмовать, – добавила Харрис. – Спеннер, созывайте встречу. Финней, попробуйте подергать за нужные ниточки и побыстрее взять напрокат наряд полицейских.
Оба кивнули и исчезли.
– Какая-нибудь из новостных программ, – сказал я. – Вызвать сюда съемочную группу на цеппелине. Нам со всей определенностью потребуется поддержка средств массовой информации.
– Чудесная идея! – горячо одобрил Мак-Фили. – Надо как можно сильнее подпортить им рейтинг.
– У меня есть свои связи в «Эй-Би-Си-Дисней», – сказала Харрис, направляясь к двери. – Постараюсь поскорее вернуться. Боддеккер, пока составьте хоть какой-нибудь общий план.
– Я справлюсь, – пообещал я. Харрис кивнула и вышла. Я повернулся к Мак-Фили, Абернати и Хотчкиссу: – Ну, ребята, вы знаете ФБПЖ лучше, чем кто-либо из нас. И что нам теперь делать?
– Мы добились определенного взаимопонимания, – заявил Абернати, нервно глядя вниз на толпу. – А они нарушили слово.
– Да они и не собирались его держать. – Мак-Фили уселся за стол. – Привели с собой толпу, чтобы при любом развитии событий устроить большое представление. Если выйдет по-ихнему, трубить во всю мочь о полной и безоговорочной победе над алчными торгашами. А если не выйдет, предать нас анафеме и устроить добрую старую манифестацию протеста.
– Как оно и произошло, – добавил Абернати.
Хотчкисс принялся нервно вышагивать взад-вперед по комнате.
– Нельзя забывать одно важное обстоятельство. Речь идет о ФБПЖ. Их никто не любит.
– По результатам опроса, проведенного сегодня утром, их любят двадцать пять процентов опрошенных, – заметил Мак-Фили.
– Это потому, что им удалось найти, кого выставить в еще более худшем свете, чем они сами, – объяснил я. – И этими кем-то стали мы.
Хотчкисс запихнул руки в карманы.
