– Знаете, если немного обождать, все это само собой взлетит на воздух.
– Именно так говорили и про ураган Зельда, – мрачно промолвил Мак-Фили.
– Мак-Фили прав, – согласился я. – Надо вести себя так, будто мы проводим кампанию для какого-то товара, которому крупно не везет.
– Головидения, – проронил Абернати, не отводя взгляда от окна.
– Хуже, – покачал головой я. – Так что нам делать? Хотчкисс?
– Ну ладно, – он остановился. – Я знаю что делать! Я справлюсь!
Тогда заткнись и делай, – отрезал Мак-Фили.
– Ха! – вскричал Хотчкисс, обличающе показывая на Мак-Фили. – Я кое-что придумал! Такое что никому другому и в голову не пришло! – Он развернулся ко мне. – Даже нашему местному гению! Почему бы не спросить Дьяволов, что они собираются сделать во искупление этого отвратительного злодеяния?
Отражаясь от стекла, голос Абернати звучал как-то металлически.
– А что, если они захотят содрать с Боддеккера шкуру живьем за такой сценарий?
– Не, это мы законным протестом не сочтем, – возразил Хотчкисс. – Они были в восторге от сценария. Даже Грегу Замзе понравилось. Они так и жаждали его еще приукрасить. Слава небу, шавка попала им в руки уже мертвой.
– А с чего ты вообще решил, будто Дьяволы собираются выступить с какой-нибудь соответствующей демонстрацией покаяния? – поинтересовался Мак-Фили.
– Они и не собираются, – заверил я. – По крайней мере не как группа. Может быть, сам по себе Тapaканчик еще и сподобился бы, если в нем осталось что-то человеческое. Но как группа – никогда.
– Хорошая была идея, – вздохнул Мак-Фили.
– Но Хотчкисс прав, – продолжил а.
– Я прав?
– На все сто. Должно хотя бы казаться, что Дьяволы добровольно выступили с извинениями – над этим и надо работать. Нужен сценарий.
– Они ни за что не согласятся, – предрек Мак-Фили.
– Как миленькие сделают все, что мы велим, – возразил я, – потому что мы – Пембрук-Холл.
– Ну ладно. Ладно. – Хотчкисс опять принялся расшагивать по комнате. – Дайте подумать.
В дверь громко и настойчиво застучали. Я открыл и разинул рот от удивления.
– Весельчак? Что ты здесь делаешь?
Весельчак схватил меня за руку и потянул за собой в коридор. Его брови были насуплены от тревоги, а глаза налились слезами.
– Мистер Боддеккер, – плачущим голосом начал он. – Это так ужасно. Я должен был вас предупредить. Но с вами все хорошо. Все хорошо.
Я заглянул в конференц-зал. Хотчкисс все так же расхаживал взад-вперед, размахивая руками, и что-то громко говорил, как будто диктовал Абернати.
– Ничего не понимаю. Что стряслось?
– Я тут слышал звериную леди, ну ту, с острыми зубами. Она сказала, вам плохо придется, а я подумал, о небо, только не это, я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось, ведь вы мой друг и покупаете все мои…
– Весельчак, со мной все в полном порядке. Просто они обозлились, потому что не вышло по- ихнему.
– Но они говорили о…
– Весельчак! – закричал я. – Все в порядке. Люди, когда злятся, частенько говорят невесть что, а потом ничего такого не…
– Эй!
Это был Хотчкисс. Я сделал шаг назад, чтобы заглянуть в дверь. Он размахивал черным портфелем.
– Похоже, мисс Уткозад забыла свою сумочку.
В горле у меня пересохло. Из портфеля донесся какой-то треск.
– Жалкие человекоцентристские наземноживущие! – раздался надтреснутый голос, в котором отдаленно узнавался голос Линды Утконос-Хилл. – До последнего вздоха наших животных тел мы будем бороться за то, чтобы не позволить вам жить с вашим непростительным грехом, состоящим в эксплуатации, порабощении, унижении и уничтожении невинных созданий Гайи!
В желудке у меня перевернулось. На миг я подумал – не эти ли слова слышал Пэнгборн в последний миг жизни перед тем, как…
– Бомба! – закричал Весельчак. – Она говорила о…
– Хотчкисс! – Я повернулся, чтобы броситься в комнату, но что-то не пускало меня, тянуло назад.
– Так умрите, зачумленные издержки эволюции, безмозглые пузыри протухшей протоплазмы!
Я отчаянно вырывался, но что-то обхватило меня поперек туловища, утягивая подальше от малого конференц-зала.
А потом все вдруг стало слепяще белым и на краткий миг абсолютной тишины я взлетел в воздух.
Глава 12
Конец света
От Мак-Фили осталась только нижняя половина туловища и ноги, защищенные массивным мраморным столом конференц-зала. Абернати вышвырнуло в окно и падение его могла бы смягчить толпа манифестантов, если бы их не разогнали обломки камней и осколки стекла, летящие с тридцать девятого этажа.
А Хотчкисс… Бедный Хотчкисс! Должно быть, ему повезло сильнее всех. От него не нашли ни клочка тела по которому можно было бы опознать – если не считать нескольких случайных кусочков ДНК, размазанных по обугленным стенам комнаты.
Если вы слышали отчеты о взрыве в новостях, то, безусловно, помните, что жертв оказалось больше трех. Это потому что стену конференц-зала вышибло в коридор и там задавило двух работников секретариата й художника из группы Бродбент. Кроме того, нескольких человек из толпы манифестантов побило и порезало падающими обломками кирпича и осколками стекла – общим счетом вышло шесть убитых и одиннадцать раненых. Если в отчетах вам встречались большие цифры, значит, туда присчитывались еще и погибшие во время начавшихся после взрыва беспорядков, затеянных борцами за права животных. Но я уже не считаю их непосредственными жертвами теракта в Пембрук-Холле.
Я стал одним из раненых. Когда портфель Линды Утконос-Хилл взорвался, Весельчак швырнул меня на пол и закрыл своим телом, так что я отделался лишь порезами, синяками, ожогами да парой треснувших ребер. Весельчаку повезло меньше: его так нашпиговало осколками, что он напоминал дикобраза. Но он был крепок и благополучно перенес операцию. Через тридцать шесть часов его брат притащил ему запас того белого материала, что добывал из своих завалов, и Весельчак спокойно занялся производством динозавров самого что ни на есть свирепого вида.
Первого из них получил я. Я настоял на том, что если уж лежать в палате на двоих, то пусть моим соседом будет Весельчак. Он настолько проникся этим проявлением дружбы – в сущности, таким пустяком, учитывая, что он-то и спас мне жизнь, – что попытался отдать жестяного монстра даром. Но я все-таки всучил ему деньги.
Следующую неделю я провел, болтая с ним и
Финней со Спеннером стояли, глядя на присланные мне цветы.
– «Маулдин и Кресс», – сказал Спеннер, сверившись с табличкой на одном из цветочных горшков. – Пусть и не пытаются переманить тебя.
– Ну, вряд ли, – просипел я. Голос у меня никак не восстанавливался – я здорово надышался дымом. – Это от Рингволд.
– Рингволд. – Глаза у Финнея сверкнули. – Насколько я помню, весьма себе…
