– Тебя вполне могли призывать в резерве, как Робенштайна, – предположил Финней.
– Не думаю.
– А как насчет похмельного синдрома? Все знают, сколько мы в Пембрук-Холле пьем.
– Нет.
– Феномен отказа от приема психотропов, – выдвинул новую гипотезу Финней.
– Нет.
– Сдвиг восприятия Куриана?
– Я бы остановился именно на нем, – заметил Финней.
– Запоздалый кризис подростковой асоциальности?
– Вы не понимаете одной простой вещи, – начал я на максимально доступной мне сейчас громкости.
– Знаю! – просиял Финней. – Он хочет чего-нибудь уникального. Такого, чтобы подчеркивало его творческое начало, а может, даже было бы названо в его честь.
– Гениально» – вскричал Спеннер. – Ты такая творческая личность, Боддеккер!
– Heт! – прохрипел я. – Не нужно мне персональное, психическое заболевание, да и ваши тоже не нужны…
– А что же тогда? – озадаченно спросил Финней.
Я набил рот ледяной стружкой и проглотил.
– Хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Этот сценарий, «Стать Дьяволом»… Когда я писал его, то был абсолютно в своем уме, как любой из вас.
– Моральная агнозия! – восхитился Спеннер. – Разве не видишь, он начинает уже сейчас разыгрывать симптомы! Это еще гениальнее…
– Да нет же! – Голос у меня срывался от напряжения. – Ну как вы, идиоты этакие, не вобьете себе в головы? Я прибил эту гребаную собаку нарочно!
Оба старших партнера дружно разинули рты. На миг воцарилась благословенная тишина. Первым опомнился Спеннер.
– Зачем, Боддеккер?
Я проглотил еще льда.
– Потому что хотел навредить Дьяволам. Хотел, чтобы их посадили за решетку или линчевали в Центральном парке! На случай, если вы не заметили – они ужасны. Шайка закоренелых преступников – и стерев записи в досье, вы их не измените и совесть в них не пробудите. Да коли на то пошло, мы лишь сделали их еще хуже, дав им столько денег и возможностей.
Финней покачал головой.
– Ушам не верю.
– И я не верю, когда слушаю вас, – сказал я. – Разве смерть Ранча Ле Роя для вас совсем ничего не значит? Или Чарли Анджелеса? Или Сильвестр?
– Сильвестр покончил с собой, – возразил Спеннер.
– Только потому, что Дьяволы изнасиловали его… Ее. Кем бы он или она тогда ни был. Ответственность за эту смерть на Дьяволах. А как насчет Нормана Дрейна и Гарольда Болла, Билли Хинда и Роддика Искайна? А тот факт, что Дьяволы взяли вполне разумного молодого человека, вроде Грега Замзы, и убедили его прибить мертвую собаку к чьей-то двери? Позвольте мне сказать вам кое-что, джентльмены… Я не вижу особой разницы между тем, что мистер Замза сделал с той собакой, и тем, что Пембрук-Холл последние несколько месяцев делает с потребительской аудиторией всего мира. И за это нас скорее всего следует линчевать в Парке.
У Финнея отвисла челюсть.
– Гарфильдовское навязчивое желание смерти, – только и выговорил он.
Спеннер печально покачал головой.
– Нет, – произнес он. – Боюсь, Боддеккер говорит серьезно.
– Абсолютно серьезно, иди оно все к чертовой матери, – подтвердил я.
Из-за занавески раздался сдавленный возглас:
– Мистер Боддеккер! Вы сказали нехорошее слово!
– Что ж, – сказал Финней. – Если ты видишь ситуацию именно так…
– И просто в шоке оттого, что вы видите ее иначе, – перебил я.
Спеннер покачал головой.
– Боддеккер, если ты намерен и дальше так себя вести, мы просто не можем допустить суда. Стоит тебе сказать судье то же, что ты сказал сейчас нам, – и дело примет действительно плохой оборот.
– И глазом не успеем моргнуть, – подхватил Финней, – как ФБПЖ привлечет к суду ведь Пембрук-Холл по обвинению в преступном сговоре и жестоком обращении с животными. Тогда их уже ничем не унять.
– Значит, у нас нет выбора, кроме как сдать тебя – развел руками Спеннер.
Я одарил его широкой, натянутой улыбкой.
– Спасибочки.
– Таким образом все эти чудовищные показания, которые ты намерен дать, легко спишут на злопыхательство уволенного работника.
– Синдром отложенной мести, – кивнул Финней.
– К несчастью, – признал Спеннер, – поскольку ты получил ранения, еще находясь на службе в Пембрук-Холле, по федеральным законам ты можешь получить рабочую компенсацию в размере восемнадцати месячных окладов.
– Оставьте ваши деньги себе и проваливайте, – сказал я.
Финней и Спеннер слаженно, как единый механизм, захлопнули ноутбуки, отодвинули кресла и удалились – под сопровождение очередной серии ударов, гудков и взрывов от телевизора Весельчака.
Я раздвинул занавески.
– Мистер Боддеккер! – окликнул меня Весельчак. – Ну как гости?
– Отлично, – ответил я, не в силах стереть улыбку с лица. – А теперь разверни-ка телик, чтобы мне было видно, получит ли Бей губы назад.
Я выписался из госпиталя в самый час пик. Никто не ждал меня у дверей, так что я решил прогуляться к подземке пешком, но примерно через квартал совсем выдохся и понял, что до ближайшей станции не доберусь. Я прислонился к столбу и голосовал, пока не поймал велорикшу.
По пути домой я открыл пластмассовый мешочек с личными вещами и вытащил оттуда часы. С момента взрыва у меня накопилось добрых две дюжины сообщений, по большей части – угрозы ФБПЖ. Кроме них – письмо от некоего издателя, интересующегося, не захочу ли я написать для их издательства «Дьявольские мемуары», да еще – от агента по недвижимости, с которой я прежде имел дело, Джен. Судя по всему, сейчас у нее был выставлен на продажу домик подешевле в Лейкхерсте («чуть-чуть подальше Принстона»), и она спрашивала, не пожелаю ли я взглянуть. Это письмо я стер, не отвечая. Самое то, что мне сейчас нужно – жить в месте, известном только тем, что там сгорело в дыму и пламени нечто прекрасное и величественное.
Еще одно сообщение оказалось от Фермана. Ему очень жаль, что я угодил в больницу, и «знаешь, я прощаю, что ты чуть не убил меня». Они с Тараканчиком здорово сдружились, и коли до того дойдет, новый Дьявол даже станет следующим вожаком. «А ведь ничего этого не было б, не заставь ты меня с ним встретиться, а потом и принять в Дьяволы», – добавил Ферман. Затем снова благодарил и просил позвонить, как только выйду – у них с Тараканчиком, мол, возникло несколько отличнейших идей касательно следующих роликов.
Я вздохнул, стер сообщение и печально покачал головой.
Последнее письмо, гневное и печальное было от Дансигер, которая узнала, что меня уволили, примерно за час до моей выписки. Она на чем свет стоит кляла «стариков» и выражала надежду, что когда-нибудь мы еще сработаемся. Я не понял – имеет ли она в виду отношения в профессиональном плане или же в личном – в том, что я потерпел крах, когда она завела роман с Деппом. На сей раз Дансигер не
