– Мне нужно, чтобы рядом со мной кто-нибудь был.
– Я? Или просто кто подвернется?
– Ты, конечно. А предложение переориентироваться? Клянусь Гайей, я бы не предложила этого ни ради кого другого..
– Мне придется вернуться в Пембрук-Холл?
– Боддеккер, дело совсем не в…
– Тогда пусть Левин сам придет ко мне и предложит работу, чтобы я мог отказать ему прямо в лицо. Но не впутывай сюда наши отношения.
– Мне нужно, чтобы рядом со мной кто-то был. – Глаза у нее покраснели, в любую минуту могло начаться извержение.
– А можно мне работать на «Штрюселя и Штраусса». Можно работать на «Мак-Маона, Тейта и Стивенса»? Или, коли на то пошло – можно
– Боддеккер…
Ожидаемый мной поток наконец хлынул. Слезы лились ручьями, по обеим щекам. Хонникер не всхлипывала, не рыдала. Как будто кто-то взял и включил кран. Вся беда в том, что я знал – это настоящие слезы. И мог только вообразить, что она чувствует – не самые приятные ощущения. Мне хотелось лишь одного: подхватить ее на руки, отнести в спальню, бережно уложить в кровать и прошептать слова, которые она так жаждала услышать. «Только ради тебя…»
Я отыскал в больничном пакете носовой платок и протянул ей. Она промокнула лицо.
– Уже поздно, – сказал я. – Тебе лучше идти.
Она невольно шагнула назад, открыв рот от удивления.
– Мне надо складываться, – пояснил я, – Я уезжаю.
– Боддеккер… – Голос ее прервался.
Тщательно следя за тем, чтобы невзначай не коснуться ее, я обошел Хонникер и открыл дверь.
– Уже поздно.
– Слишком поздно?
Я промолчал, все также держа дверь нараспашку.
– Уже слишком поздно, Боддеккер? Ответь мне!
– Тебе лучше идти.
Еще несколько секунд она простояла, замерев на месте. Именно такой я и помню ее по сей день.
– Я не забуду тебя.
– Это хорошо или плохо? – спросил я.
– Узнаешь, – произнесла она – и направилась к двери. Мое сердце сжималось при каждом ее шаге.
Я ничего не мог с собой поделать. Когда двери лифта отворились, я окликнул ее.
– Эй.
Она оглянулась. В глазах вспыхнула надежда.
– Для тебя, – сказался. – Это все для тебя.
И поспешно отступив в квартиру, закрыл дверь, запер ее и привалился к ней спиной, медленно сползая на пол Я крепко-крепко зажмурился и, чтобы дать Хонникер время спуститься в вестибюль и выйти из подъезда досчитал до ста. Потом досчитал до пятисот, чтобы дать ей время поймать велорикшу, а поскольку час был поздний, прибавил до тысячи. Досчитал до двух тысяч, с учетом остановки у винного магазинчика, и наконец дошел до трех тысяч четырехсот двадцати, прикинув, что теперь-то она должна добраться до жилища Бродбент.
Я поднялся и медленно вернулся в гостиную пережрать музыкальные чипы.
Раздался громкий настойчивый стук в дверь.
– Ты верну…
Передо мной стоял коренастый круглолицый мужчина с редеющей шевелюрой.
– Мистер Боддеккер? – произнес он, вопросительно посмотрев на меня.
– Я вас знаю? – Вид у него был смутно знакомый, но я не мог вычленить этого мужчину из дымки имен и лиц последнего времени.
– Меня зовут Рик Араманти, я сержант департамента полиции города Нью-Йорка, участок на Мэдисон- авеню.
Я Шагнул назад, меня разбирал смех.
– Да, я вас помню. Чем могу служить?
Он показал свой значок.
– Можете пойти со мной. Вы арестованы по обвинению в заговоре, преступном намерении и подстрекательстве к жестокому обращению с животными, убийству животных и осквернению смертных останков животных.
Я непонимающе уставился на него.
– Собака была уже мертва, когда мы получили ее.
Араманти поставил меня лицом к стене, обыскал и заковал в наручники. Снова разворачивая к себе, он заметил:
– По-моему, вы правы. Я вас знаю. Так как там насчет рекламы службы знакомств, которую вы собирались выпустить?
– Не прошла, – ответил я.
Когда он выводил меня к ждущему у подъезда велорикше, я разглядел на противоположной стороне улицы несколько знакомых лиц. Увидев, что я смотрю на них, они отвернулись, печально покачивая головами. Их было пятеро: Левин, Харрис, Финней, Спеннер и Хонникер из Расчетного отдела.
В тюрьме оказалось не так уж и плохо. Мне оставили ноутбук, так что я мог читать и писать. Моим соседом по камере стал растратчик, отданный на милость донельзя загруженного и страдающего от непризнанности общественного защитника. У нас с соседом было крайне мало общего.
Что же до остальной части населения тюрьмы, я сделался чем-то вроде знаменитости местного масштаба. Едва уяснив, что собака была уже мертва, когда ее отдали Дьяволам, все принялись осыпать меня вопросами о мире рекламы и о том, какие Дьяволы на самом деле. Пара-другая гангстеров заходила узнать, как бы им заключить контракт с рекламным агентством. Я самым учтивым образом посоветовал начинать с мелких местечковых агентств и постепенно продвигаться наверх.
Единственно, с кем возникли проблемы – это с двумя членами ФБПЖ, дожидающимися отправки в Буффало: они взорвали исследовательский центр, уже почти создавший искусственный аппендикс. При этом бомбисты поджарили нобелевского лауреата и двух его ближайших помощников. Однако власти привели в действие какие-то юридические механизмы и обоих негодяев довольно быстро убрали. Вся эта история заставила меня задуматься: почему же Линду Утконос-Хилл так и не посадили за взрыв в агентстве и дальнейшее подстрекательство к массовым беспорядкам? Я решил, что Пембрук-Холл положил дело под сукно в попытке умилостивить ФБПЖ. Если процессу и дадут ход – то, без сомнения, лишь после слушания моего дела.
Глобальная ирония заключалась в том, что я бы мог в любой момент выйти из тюрьмы. За меня назначили залог, пусть и высокий, но не совсем непосильный. Мне требовалось всего-навсего заложить дом, в который я не успел даже нотой ступить, – и меня бы ждала свобода. Но я категорически не хотел этого делать. Просто не мог. Я столько всего перенес, чтобы начертать на доме в Принстоне свое имя – и ни за что на свете не собирался снова оставаться на мели. Дому придется подождать меня.
Кроме того, оставаясь в тюрьме, я тоже в некотором роде делал заявление и надеялся, что мои бывшие коллеги по Пембрук-Холлу услышат его.
– И наконец, время в тюрьме заставило меня задуматься…
Но дни проходили не только за размышлениями. Пару раз в неделю я встречался с адвокатом и обсуждал процесс, который готовило против меня государство на пару с ФБПЖ. Мы прикидывали, какую помощь могут получить мои обвинители от Пембрук-Холла. Адвокат не проявляла особого энтузиазма касательно шансов на победу, но не была и совсем уж пессимисткой. Поданным последних опросов, ФБПЖ
