отдельных дивизионов и батальонов. Это подтверждает, что несмотря на крайне тяжелую для Красной Армии стратегическую обстановку в целом, Г.К.Жуков под Ельней получал немалое пополнение!
За месяц лобовых атак под Ельней 103 мд потеряла почти весь штатный состав, и ее в конце августа сформировали в третий раз, теперь снова как 103 стрелковую, - тоже полного штатного состава. В нее входили три стрелковых полка: 583-й, 688-й и 746-й, тот самый, саратовский, который я не мог обнаружить тридцать лет! А ведь из ЦАМО мне много лет не раз сообщали, что документов 746 стрелкового полка в архивах нет! Оказывается, документы все-таки есть, да не про нашу честь. Кроме трех стрелковых полков в 103-ю сд этого, уже третьего формирования вошли два артиллерийских полка: 271-й пушечный и 476-й гаубичный, а кроме них еще 9 самостоятельных дивизионов и батальонов. Это уже больше, чем нормальная стрелковая дивизия штатного состава. Несмотря на огромные наши потери, Г.К. Жуков под Ельней продолжал получать серьезные пополнения. Видимо, Сталину крайне нужна была хоть какая-то победа над немцами.
30 августа 103 сд третьего формирования пошла на генеральный штурм Ельни, и за неделю в ней от 14,5 тысяч человек штатного состава осталось всего 1743 человека. Саратовский 746 полк именно здесь принял свое боевое крещение. Сколько человек осталось в нем после освобождения Ельни, мне неизвестно, но во всей 103 сд уцелел один человек из девяти, остальные восемь погибли или пропали без вести. Так что, у моего отца был всего один шанс из девяти остаться в живых при победном штурме Ельни. В сентябре дивизию пополнили, но она погибла почти полностью в Вяземском котле.
После выхода из окружения генерала Биричева с частью штаба и со знаменем, 103-я дивизия была сформирована в четвертый раз, и она уже под командованием генерал-майора Я.Д.Чанышева продолжала участвовать в Московской битве до 27 декабря 1941 года. Мне, к сожалению, не удалось проследить ее боевой путь в ноябре-декабре, но, скорее всего, в конце декабря от нее опять почти ничего не осталось и ее снова отвели в тыл на переформирование, уже пятое.
На этот раз ее формировали в Забайкальском военном округе, и, видимо, 103 сд пятого формирования оставалась там до конца войны. Эта дивизия превзошла даже печальный «рекорд» своей родной 24-й армии. Она за каких-то полгода формировалась заново пять раз! Получается, что за вычетом небольших перерывов для очередного нового формирования, 103 сд с трагическим постоянством каждый месяц теряла практически весь свой штатный состав. Боюсь, что для Красной Армии это не исключение.
Чуть позже «группы Ершакова» почти в том же районе, на подходах к Вязьме, только к северо-западу от нее, погибли почти полностью еще две большие группировки окруженных войск Красной Армии. Это «группа Лукина» и «группа Болдина». На командующего 19 армией генерал-лейтенанта М.Ф.Лукина Верховное Главнокомандование РККА любезно возложило обязанности руководить всей окруженной под Вязьмой группировкой советских войск. Скорее всего, такой приказ генералу Лукину отдал все тот же энергичный представитель Ставки Г.К.Жуков. Неизвестно, получил ли генерал Лукин этот приказ, но в любом случае такой приказ оказался заведомо невыполнимым. После освобождения из плена в 1945 году генерал Лукин с ампутированной ногой получил тюремный срок. Отправить безногого калеку на лесоповал не решились даже наши советские, самые справедливые в мире судьи.
Заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант Болдин с небольшим отрядом вышел из окружения. Это, не считая К.К.Рокоссовского, кажется, единственный генерал армейского уровня, который сумел вырваться из кровавого котла, и которого Жуков оставил в живых. Правда, Рокоссовский со своим штабом армии выходил из окружения по приказу Конева до того, как немцы захлопнули «котел», когда сплошного фронта окружения еще не существовало.
Болдину же пришлось прорывать и внутренний фронт окружения у Вязьмы, и внешний у Можайска. Кстати, Болдин написал довольно подробные мемуары о боевых действиях Красной Армии в начальном периоде войны именно в полосе действий Западного фронта. Однако о Вяземском котле в его опубликованных воспоминаниях цензура не пропустила ни единого слова. Официальная история Великой отечественной войны не знает никакого Вяземского котла.
Разрозненные группы окруженцев еще долго из последних сил пробивались из котла на восток, к своим. С каждым часом их становилось все меньше. Но оставшиеся в живых продолжали рваться к Москве. Они не знали, что их ждет там, за линией фронта, на родной советской земле.
Вот командир 17 дивизии народного ополчения (дно) из «группы Лукина» полковник П.С.Козлов вывел из окружения остатки своей дивизии. За этот подвиг героя-полковника по приказу командующего Западным фронтом Г.К.Жукова расстреляли. Он реабилитирован лишь в 2005 году. Это – комментарий к словам энциклопедии «Великая отечественная война» о том, что «часть войск прорвалась из окружения и влилась в ряды защитников Москвы».
Вот 38 сд из «группы Ершакова» при прорыве у деревни Костери полегла почти полностью. Прорыв не удался, и командир 38 сд полковник Кириллов с остатками солдат организовал партизанский отряд, чтобы продолжать бить врага и пытаться прорваться к своим. Он вышел к своим в начале 1942 года. По приказу командующего Западным фронтом Г.К.Жукова его расстреляли. Реабилитирован ли комдив-38, полковник Кириллов, мне не известно. Это комментарий к словам той же энциклопедии о том, что «нек-рые части и подразделения вели партиз. действия в тылу врага».
Чем можно объяснить многочисленные расстрелы командиров и генералов Красной Армии, даже тех, кто проявил героизм и вырвался из окружения? Сейчас многие свободолюбы выдают это за следствие жестокости и античеловечности тоталитарного коммунистического режима. Их расстреливали за дезертирство, за добровольную сдачу в плен, за пособничество фашистам, за неисполнение боевого приказа, за оставление позиций без приказа, за отдачу преступного приказа и так далее, и тому подобное.
Но я, как дилетант, могу предположить и другую причину таких расстрелов. Для этого достаточно вспомнить Нюрнбергский процесс над фашистскими главарями. Многих из них приговорили к смертной казни и повесили. Однако приговорили к смертной казни и повесили далеко не всех крупных фашистов, многим сохранили жизнь, им дали лишь сравнительно мягкие тюремные сроки и возможность писать мемуары.
Есть основания полагать, что международный военный трибунал в Нюрнберге разделил всех подсудимых на две категории. Если фашист, военный преступник вроде фельдмаршала Паулюса или того же генера-полковника Гудериана «осознавал» преступность своих действий, признавал преступность фашистского режима, осуждал его античеловечность, отрекался от фашистской идеологии и клялся, что он «больше не будет», - ему сохраняли жизнь.
Но если подсудимый не раскаивался, не просил прощения, а настаивал на том, что фашизм – прогрессивное учение, что они, фашисты, выполняли благородное дело очищения человеческой расы от «культуроразрушающих» наций вроде евреев и цыган, что они спасали мир от угрозы коммунистического порабощения, что на СССР они напали лишь для предупреждения внезапного удара Красной Армии, - таких безжалостно вешали. Дабы другим неповадно было возрождать фашистскую идеологию, фашистские организации и порочить членов антигитлеровской каолиции.
И кажется мне, что с «провинившимися» командирами и генералами РККА советский трибунал поступал по точно такой же логике. Тех из них, кто «осознавал» свою вину, полностью раскаивался в своих преступлениях, признавал мудрость Верховного Главнокомандования Красной Армии, торжественно обещал искупить свои ошибки кровью, - тех щадили и многих оставляли в прежних должностях и званиях, а кое- кого даже повышали.
Но если генерал или командир Красной Армии, вырвавшийся из Вяземского котла, не только не осознавал свою «вину», но еще и обвинял в гибели сотен тысяч красноармейцев и командиров некоего представителя Ставки, отдавшего непродуманный, панический, преступный приказ на поспешный отход окруженных войск, - таких безжалостно расстреливали. И, надо думать, с особой свирепостью расправлялся с такими «правдолюбами» сам виновник разгрома окруженных войск под Вязьмой. Дабы другим неповадно было сомневаться в его полководческих талантах и воинской непогрешимости.
Из огромного множества военных мемуаров лишь в одной книге, кроме воспоминаний московских ополченцев, я прочитал беспристрастное, хотя и очень лаконичное описание того, что происходило с советскими войсками в Вяземском котле в октябре 1941-го года.
В.А. Белявский, бывший начальник оперативного отдела штаба, а затем начальник штаба 45-й кавалерийской дивизии, в своих воспоминаниях «Стрелы скрестились на Шпрее» пишет о своем скорбном
