боролся со вшами и клопами, но каждый стремился выразить свое уважение, свою любовь к вождю. Так что я не верю тем нынешним свободолюбам, которые уверяют, что советский народ считал Сталина тираном и извергом. По крайней мере, в Красном Яре народ любил и боготворил Сталина.
Бабушка иногда вспоминала «германскую», даже «японскую» войну, вспоминала, как мужиков «гнали на фронт». По привычке она и сейчас так говорила: «У Анциферовых вчера сына угнали на фронт». И я, юный пионер, сурово поправлял ее: «Не угнали, а мобилизовали в Действующую армию!»
Но однажды, когда я мастерил из газеты стельку для разваливающегося тапочка, бабушка буквально выхватила у меня из рук газету и с каким-то ужасом упрекнула меня:
— Ай не видишь — тут Сталин! Рази можно Сталина — в тапку?!
Я полностью согласился с ее упреком. Сейчас я думаю, что у бабушки для такого испуга имелись совершенно другие причины, чем я предполагал. Но это я думаю сейчас, когда бабушки уже давно нет на свете. А тогда мне стало стыдно, что моя необразованная, темная бабушка оказалась политически грамотнее, чем я, сознательный пионер.
Бабушка и соседки-старушки иногда вспоминали «голодный год», раскулачивание, тяготы жизни довоенной деревни. Я слушал и не понимал, как это в нашей счастливой стране могла быть плохая жизнь. Я допускал в своих полудетских-полурабских размышлениях, что это происходило до того, как Сталин победил всех своих, а значит, наших врагов.
От школьной истории у меня сложилось убеждение, что Сталин много боролся с различными врагами народа, которые всячески вредили ему: с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Но когда Сталин с помощью всего народа победил этих врагов, для всех нас наступила счастливая, радостная жизнь.
И я не понимал бабушку, — у меня просто не сходились концы с концами. Но, как бывает в таких случаях, я не особенно считался с логикой.
Мы с детского сада пели песни о сталинских соколах, о сталинских танкистах. Мы пели: «В бой за Родину, в бой за Сталина!» Мы знали, что наши бойцы идут в бой с возгласом «За Родину, за Сталина!» Когда наш класс приняли в пионеры, я даже немного обиделся в душе: почему нас называют юными ленинцами, а не сталинцами. Утешало меня только то, что «Сталин — это Ленин сегодня». О Ленине я знал немного и не понимал, почему Сталин, который создал нашу партию, организовал революцию, победил в гражданской войне, разгромил всех врагов народа, - почему Сталин так хладнокровно отдает часть своей славы Ленину.
Я искренне не понимал, почему ВКП(б) называется партией Ленина-Сталина, а не просто Сталина, почему мы, пионеры, говорим «За дело Ленина-Сталина будь готов!», почему на гвардейских знаменах изображен Ленин, а не Сталин, почему на лозунгах пишут «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина — вперед...» Вперед, к победе над фашизмом, к победе коммунизма, мы шли, я верил в это, только волей и мудростью Сталина.
На каждом нашем пионерском сборе в классе или в школе один из лучших пионеров вставал и говорил:
- Предлагаю избрать почетный президиум нашего сбора в составе Политбюро ЦК ВКП(б) во главе лично с товарищем Сталиным.
Этот обычай, эта ритаульная фраза не менялись все мои школьные годы. Не знаю, как относились к такому мои друзья-товарищи, но меня охватывал чувство высокой гордости, и я почти наяву видел за нашим обшарпанным школьным столом президиума великого вождя советского народа.
Мы слушали победные реляции, читали в газетах оптимистические статьи, но видели и слышали вокруг менее радостные дела. Враг занял половину страны, мы голодали, ходили в откровенном тряпье, через наше село шли изможденные, смертельно усталые эвакуированные. Наша мать работала, как каторжная, ради куска хлеба, одного куска хлеба на всю семью.
Для меня все было просто, как на черно-белой фотографии. Вероломный враг застал нас врасплох, — в наших мальчишеских играх это считалось смертным грехом, — и наша славная Красная Армия немного отступила, чтобы заманить врага в бескрайние просторы нашей страны и разгромить.
Почему так далеко заманили врага, и почему так долго его громим — я не думал. Мы живем «ничего себе», как мы писали в письмах. Правда, бывает голодновато и холодновато, но ведь мы должны отдать Красной Армии все, чтобы она скорее разгромила врага. «Все — для фронта, все — для победы!» — мы принимали этот лозунг буквально, не задумываясь над его страшным смыслом.
Мы слышали и читали о полицаях, предателях, власовцах. Да, у нас есть предатели — полицаи, старосты, власовцы, но это недобитые кулаки, и их немного. Наши солдаты иногда попадают в плен, но только когда теряют сознание от ран. Живыми наши не сдаются врагу, последнюю пулю или гранату берегут для себя. Я не раз в мальчишеских мечтах обдумывал, как бросить последнюю гранату, чтобы вместе с собой уничтожить как можно больше врагов.
А пленные вызывали у меня чувство, близкое к брезгливости. Человек сдался в плен фашистам — что может быть омерзительнее?! Пусть он потерял сознание от ран, но он должен был успеть застрелиться, только бы не сдаться в плен. Нет, что касается меня, я живым в плен не сдамся, это я знал точно.
Самое удивительное, - как многого можно достичь самыми простыми средствами. Если человека с рождения убеждать, что он счастлив, он будет считать себя счастливым даже в рабстве.
Я помню свой первый школьный учебник истории, историю мы учили чуть ли не с первого класса. В этом учебнике довоенного издания еще были портреты «врагов народа» — маршала Блюхера и маршала Егорова. Портрета маршала Тухачевского уже не было, — учебник издали после 37-го года. И помню, с какой старательностью я, семилетний октябренок, юный ленинец, вымарывал эти портреты в своем учебнике.
Я сначала пририсовал врагам народа очки, усы и бородки, а потом совсем зачертил их самодельными чернилами из сажи, разведенной в воде. Никто не заставлял меня делать это. Моей рукой двигало уже прочно вошедшее в мою кровь сознание безоговорочной преданности Сталину, сознание патриота Страны Советов.
Я вымарывал портреты врагов народа Блюхера и Егорова, всматривался патриотическим взглядом в лица этих маршалов и искренне удивлялся. Ведь даже по портретам видно, что эти люди – лживые, коварные враги, предатели и шпионы. Уже сама фамилия Блюхер сразу показывает, что это – не наш человек. Как же им с такими откровенно вражескими лицами и фамилиями удалось достичь столь высоких званий?
К несчастью, мы не одни такие. У англичан есть государственная поговорка: Родина – в правом и неправом. В гитлеровской Германии государственный гимн начинался словами:
Deutschland, Deutschland, u¨ber аlles,
U¨ber alles in der Welt!
Что означает: Германия, Германия – превыше всего, превыше всего на свете!
Или возьмите современных фанатиков-исламистов, которые стали ужасом для всего западного мира. Ведь они уверены, что творят благое дело.
Так что воспитание граждан в духе фанатического патриотизма – не исключительная особенность Советской власти. Капля рабской крови имеется в любом человеке независимо от его расы, национальности и гражданства, и если ее вовремя не выдавить, она отравит весь организм и тем скорее, чем питательнее для нее внешняя среда.
В общем, к приему в пионеры я был полностью сформированным патриотом своей страны и считал себя счастливым в своих стеганых доспехах, сшитых бабушкой вручную.
Сейчас мне кажутся смешными изощренные выдумки фантастов, описывающих сложнейшие способы превращения сознательных, разумных существ в бездумных исполнителей воли правителей. Для нас не потребовалось ни хитроумных нейро- и биовоздействий, не понадобились изощренные приемы генной инженерии.
С нами поступили проще, грубее и надежнее. Нам сохранили сознание полностью. Мы оставались людьми с точки зрения анатомии, психологии и физиологии. Чтобы воспитать из нас послушных, безропотных граждан, слепых исполнителей команды, нам просто с самого раннего детства твердили с утра до вечера, изо дня в день о том, что мы — самые свободные в мире люди, что мы — самые счастливые в мире люди, что мы — самые сознательные, самые умные, самые передовые в мире люди.
Нас убеждали в этом песнями, стихами, книгами, газетами, об этом нам твердили по радио. А для
