«прослойку интеллигенции», а КПСС все-таки считалась партией рабочего класса и примкнувшего к нему трудового, то есть, колхозно-совхозного крестьянства. Единоличников и частников в партию вообще не принимали. Прием же интеллигентов в КПСС жестко лимитировался. Для приема в партию одного интеллигента надо прежде принять не менее двух рабочих от станка или крестьян от сохи.
К интеллигентам тогда относились все ИТР, и я прекрасно знаю, к каким ухищрениям прибегали парткомы на наших предприятиях, чтобы принять в партию передового мастера, инженера или научного сотрудника. Где набрать столько рабочих в каком-нибудь НИИ, чтобы вручить партбилет всем достойным ИТР? Поэтому в «рабочие» зачислялись лаборантки, вахтеры, телефонистки, уборщицы и т.д., и т.п.
Но таких «рабочих» можно при желании найти в НИИ, на заводах и в солидных организациях. А откуда взять необходимое количество «рабочих» в каком-нибудь театре, в редакции, в филармонии, в книжном издательстве, в союзе профессиональных писателей или художников? Вот и получалось, что актеры, певцы, музыканты, преподаватели ВУЗов, торговцы, работники пищепрома и снабжения, писатели, художники и поэты при всем своем горячем желании могли получить вожделенный партбилет только чудом. Большинство их оставались беспартийными, им предоставлялась полная свобода скрипеть зубами от зависти к своим более пройдошливым коллегам, которые исхитрились получить партбилет.
А сейчас этот жесткий лимит на прием интеллигентов в КПСС выдается такими беспартийными свободолюбами за собственную высокую принципиальность. Мол, мы уже тогда знали! Мы уже тогда боролись! Чепуха и еще раз чепуха. Все они в те годы были точно такими же прилежными рабами советского общества, как я и как миллионы нормальных советских людей. Иначе кто же в те годы создавал все бесчисленные произведения литературы и искусства, прославляющие Сталина, Хрущева, Брежнева и коммунизм?
Другое дело, что у этих прозорливых и несгибаемых нынешних «антикоммунистов» очень гибкая совесть. Ради славы и популярности они отрекутся от родной матери.
Мой отец
«И делал я благое дело
Среди царюющего зла».
Н.А.Добролюбов. «Памяти отца».
Много лет я пытался найти своего отца, пропавшего без вести рядового красноармейца Ивана, обнаружить его след, поклониться его могиле. За много лет поисков я узнал очень немногое, узнал всего два официальных факта, да и те вызывают у меня некоторые сомнения. Я узнал, что моего отца при призыве в армию зачислили в 746-й стрелковый полк, и что от 103 дивизии, в которую будто бы входил этот полк, в ЦАМО не осталось якобы никаких сведений за 1941 год.
Но мой поиск оказался не напрасным. Из разрозненных, малозначащих фактов, из обрывочных воспоминаний я сумел восстановить образ человека, давшего мне жизнь, сумел заново обрести своего отца, пусть посмертно.
Теперь я знаю о нем многое. Мой отец – искренний, увлекающийся, упорный человек со щедрой душой. В его груди билось верное, горячее сердце. Он любил людей и не помнил обид. Он любил свою малую родину, засушливую степь саратовского Заволжья, постоянно сжигаемую горячими суховеями из далеких Кара-Кумов. Он хотел, чтобы его земляки-хлеборобы, малограмотные, но усердные труженики, поскорее увидели новую, счастливую жизнь.
Мать сохранила часть отцовских документов, несмотря на все тяготы военной и послевоенной жизни. Среди этих немногих документов есть характеристики на моего отца. Все до одного эти официальные документы написаны выцветшими чернилами на пожелтевших страничках, вырванных из школьных тетрадей. Но там стоят подписи официальных лиц, скрепленные казенными печатями.
«15 июня 1933-го года. Головищенский сельсовет Дергачевского района Нижнее-Волжского края. № 86. СПРАВКА. Дана Федину Ивану Федоровичу в том, что он действительно работал учителем Головищенской Ш.К.М. в 1932-33 учебном году по дисциплинам обществоведения, истории, географии, литературы, естествознания, а также работал председателем кустового комитета Рабпрос. Председатель сельсовета, секретарь».
«17 июня 1933 года. ОТЗЫВ. Выдан настоящий президиумом Головищенского сельсовета учителю Ш.К.М. Федину Ивану Федоровичу в том, что по линии своей основной работы в школе т. Федин И.Ф. проявил максимум энергии и внимания к возложенной на него культмассовой работе на селе. А именно: член редколлегии колхозной стенгазеты, культурник в производственной бригаде колхоза во время сева, прорабатывал в бригадах решения партии и правительства, боролся за выполнение плана мобилизации средств, по засыпке семян, за трудовую дисциплину в колхозе. А также вел непримиримую борьбу с вылазками классового врага. Все возложенные на него работы выполнял аккуратно. Председатель, секретарь, подписи, печать».
К сожалению, я не знаю, для чего отцу потребовались эти характеристики. Я вообще почти ничего не знаю, как жил мой отец до встречи с моей матерью. Впрочем, о жизни матери до этой встречи я тоже очень долго не знал почти ничего. Не буду настаивать, но, по-моему, такое небрежение к своим предкам очень характерно для многих из нас.
Мать сохранила удостоверение о том, что отец в 1931 году, на 20-м году жизни, окончил Пугачевский педагогический техникум. Удостоверение - на гербовой бумаге, по форме и размеру оно похоже на мой школьный аттестат зрелости. Заполнен он от руки, как и мой школьный аттестат. Там перечислены все дисциплины, которые отец изучал в техникуме, и заключение:
«На основании существующего положения о педтехникумах о квалификации оканчивающих студентов квалифицируется работником массовых полит-просвет учреждений».
Уцелело еще несколько справок, выданных отцу.
«23 июля 1935-го года. Березовский сельсовет Пугачевского района Саратовского края. СПРАВКА. Выдана гр-ну села Березова Чапаевского района Федину Ивану Федоровичу в том, что он рожден в 1911г. 1 июня месяца. Настоящая выдана за неимением свидетельства о рождении. Председатель и секретарь Березовского сельсовета Пугачевского района Саратовской области».
«5 февраля 1941-го года. СПРАВКА. Дана настоящая Федину Ивану Федоровичу в том, что он действительно работает учителем при Н. Покровской С.Ш. Справка дана для получения паспорта». Справка подписана директором и счетоводом Нижнепокровской средней школы Перелюбского района Саратовской области.
Из этой справки я понял, что до войны паспорта не выдавали не только колхозникам, но и сельским учителям. Мои родители, как крепостные, фактически были приписаны к своему колхозу, совхозу, району без права выбора другого места жизни и работы. Но это их сильно не беспокоило. Они, молодые комсомольцы, с энтузиазмом строили светлое будущее советского народа и всего человечества.
Я не знал, как и когда встретились мои родители. Немного сглаживает стыд за небрежение к их памяти только то, что среди моих читателей вряд ли многие знают это о своих родителях. Я никогда не расспрашивал мать об этом. Но она сама однажды рассказала немного о своей встрече с моим будущим отцом. Рассказала не мне. Рассказала моей жене Валентине Николаевне, которую полюбила, как родную дочь.
Мой отец и моя мать встретились в 1933-м году, когда вместе учились в Дергачах на районных курсах подготовки учителей семилетних школ. Отцу только что исполнилось 22 года, мать – ровно на пять месяцев моложе. Вспыхнула любовь с первого взгляда. Отец привел свою избранницу в общежитие, где жил с товарищами, и объявил:
- Вот моя жена.
Сокурскники выгородили молодым угол в комнате. Через некоторое время влюбленные оформили брак. В положенный срок родилась моя старшая сестра.
Мать при нас не часто вспоминала о нашем отце, об их семейной жизни, о своей жизни до встречи с
