понадобился бы комплексный номер на несколько комнат. Она была уверена, что рано или поздно найдет возможность каким-то путем компенсировать ему излишние затраты. Полные радости и творческой энергии, оба были готовы с головой окунуться в решение новых задач.
Но задач-то как раз и не было. Заказ на многоцелевой зал, отнявший ранее у Тобиаса уйму времени и сил, достался другой архитектурной фирме. Перестройка, над которой трудился Гюнтер Винклейн, была уже закончена и оплачена – этой суммы фирме хватало, чтобы продержаться еще два месяца. Строительство дома Палленбергов было прервано на зиму, продолжать его предстояло лишь весной. Аналогично обстояло дело с поселком «Меркатор» в Розенгейме.
Новых заказов в перспективе не наблюдалось.
Но начались и еще более серьезные неприятности. Дом на улице Вольфратсхаузерштрассе, построенный для хлебозаводчика по имени Герберт Зибнер, был, правда, готов к эксплуатации осенью, к запланированному сроку, но последняя выплата гонорара еще не производилась. Вместо этого на письменном столе Донаты лежало письмо-рекламация: Зибнер жаловался на недостатки строительства и грозил судебным процессом.
– Что ты будешь делать? – спросил совершенно потрясенный Тобиас.
Она пожала плечами.
– Попытаюсь прийти к полюбовному соглашению.
– Тебе это необходимо?
– Что ты хочешь сказать?
– Действительно ли существуют эти недостатки? И действительно ли они столь существенны, что он имеет право уклоняться от уплаты?
– Ни то, ни другое. Но судебный процесс обойдется дорого, а продлится долго. Придется производить экспертизы и контрэкспертизы, а чем это кончится, никто не знает.
– И Зибнеру это тоже известно; значит, он – жулик!
Как ни расстроена была она сама, но все же невольно улыбнулась его возмущению.
– Он – совершенно нормальный делец. Когда строительство закончено, большинство заказчиков уже не помнят, зачем им вообще потребовался архитектор.
– Это его не оправдывает!
– Конечно, нет. Но объясняет его действия. У того, кто въезжает в новый дом, средства обычно на исходе. Надо платить ипотечные проценты, нужна новая мебель для обустройства.
– Это не может относиться к Зибнеру. Я имею в виду, что у него, наверное, денег куры не клюют.
– Самые богатые люди, дорогой мой, – пессимистически заметила она, – обычно наиболее скупы. А кроме того, не исключено, что Зибнер хочет мне отомстить.
Его темно-синие глаза расширились от удивления.
– Отомстить? За что?
– Первоначально он заказывал просторный чердачный этаж. Но администрация разрешения на это не дала. Он все же хотел добиться своего и уже переманил на свою сторону производителя работ. Но тут быть с ними в одной упряжке я не могла, понимаешь?
– А нельзя было сделать это нелегально?
– Можно было, конечно. Но при приемке работы административными органами это было бы, безусловно, обнаружено и означало бы снос этажа или высокий денежный штраф, а может быть, и то, и другое. Тогда Зибнер разозлился бы на меня еще больше, да при этом еще и пострадала бы моя репутация как архитектора. Так что я попала в переплет. Если хорошо поразмыслить, то я уже тогда чуяла, что на меня надвигается беда.
– Отвратительная история, – сочувственно промолвил он.
– В нашем деле к таким вещам надо привыкать. – Она рассмеялась. – Поразмысли как следует, Тобиас! Может, тебе покажется, что лучше пересесть на другую лошадку.
– Ни за что. – Он хотел ее обнять, но потом удержался от этого, зная, что она не любит фамильярных выходок в рабочее время, хотя именно в этот момент они оставались одни во всем многокомнатном офисе.
Во время разговора они стояли, теперь же она села за свой письменный стол.
Он понимал, что ему пора уйти, но никак не мог на это решиться.
– И ты действительно хочешь уступить?
– Не сразу. Таким акулам надо сначала показать зубы. Прежде всего я потребую выплаты гонорара и дам ему понять, что даже судебный процесс мне нипочем. Ну, а теперь пришли сюда госпожу Сфорци.
Жаль, что не вышла в свет ее статья о доме на улице Вольфратсхаузерштрассе в «Немецком Строительном журнале». Ее содержание, несомненно, побудило бы Зибнера гордиться своим домом. Доната в какой-то мере и на это рассчитывала. Сооружение было достаточно интересным. Она осветила в статье главные моменты и описала строительство в деталях, но рукопись ей вернули с пометкой: «К сожалению, для публикации не подходит». Такого с ней еще не случалось, и она заподозрила, что причиной отклонения могли быть перемены в ее жизни. Во всяком случае, тот редактор журнала, с которым она имела дело, был закоснелым старым холостяком, от которого вполне можно было ожидать подобного чистоплюйства.
Доната не собиралась выставлять себя на смех, врываясь в его кабинет, протестуя и требуя объяснений. Но уж когда-нибудь где-нибудь этот доктор Грааф встретится ей на узенькой дорожке, и придется ему держать ответ за подлость. На это у нее решимости хватит.
С Тобиасом она об этом не говорила.
Лучом света в эти дни разочарований показалось посещение офиса супружеской четой Штрутцингер. Он, старший учитель полной средней школы, лет пятидесяти, и она, едва ли моложе, унаследовали небольшой участок земли в одной деревне Верхней Баварии. Решив строить там дом, они выбрали для консультаций и планирования архитектурную фирму Донаты Бек, потому что случайно жили поблизости, на улице Шлирзеештрассе.
Донате пришлось приложить усилия, чтобы не показать слишком явно, как она рада потенциальному заказу. Состоялся обычный первоначальный разговор. Она изготовила эскиз в соответствии с пожеланиями и представлениями будущих клиентов. Дом должен был состоять из двух квартир. Первый этаж предназначался для супругов, второй – для их уже взрослого сына, который поселился бы здесь сначала один, а потом, возможно, и с женой. Доната намекнула, что молодой паре, вероятно, было бы удобнее жить внизу, тем более что нельзя ведь исключать и «благодати деторождения». Но, поняв, что учитель хочет избежать подъемов по лестнице, она сразу же переменила курс. А как Штрутцингеры будут впоследствии делить дом между старшими его обитателями и семьей сына, это ведь, в конце концов, только их дело.
Доната съездила с ними на осмотр участка застройки. Он был мал, но имел очень высокую ценность благодаря близости к Мюнхену. Окружающие дома носили явно выраженный сельский характер, и Донате стало ясно, что следует приспосабливаться к этому стилю, чтобы получить разрешение на строительство. Чета Штрутцингер была с этим вполне согласна.
Затем заказчиков пригласили в совещательную комнату офиса. Госпожа Сфорци и Вильгельмина подготовили стол с напитками. Пришел также Тобиас, Доната его представила. Он держал наготове портфель с заполненными бланками «Заказов архитекторам и инженерам», положив его перед собой на стол.
Но в тот момент, когда он уже хотел было его открыть (это был «магический момент», как называли его между собой Доната и Артур Штольце), супруги начали о чем-то перешептываться между собой.
Доната почуяла неладное и взглядом предупредила Тобиаса. Он убрал руку с замка портфеля.
Учитель выпрямился на своем стуле.
– Полагаю, мы все же должны еще раз продумать все это дело, – объявил он, ничуть не смущаясь.
– Людям нашего круга приходится строить дом только раз в жизни, не так ли? – добавила его жена.
– Совершенно верно, – ответила Доната, чувствуя, что попытки уговора здесь бесполезны.
Тобиас собрался было протестовать, но затем все же благоразумно счел за лучшее держать язык за зубами.
– Как хорошо, что вы это понимаете! – с облегчением воскликнула госпожа Штрутцингер.
– Да, это так. Хотя я очень сомневаюсь в том, что другой архитектор сделал бы эту работу лучше
