картофельный салат, булочки и чашка кофе.
— Очень хорошо! — снисходительно заметил Хал. — Это даже лучше, чем бифштекс с картофельным пюре!
Не предлагая помочь, Хал наблюдал, как сторож освобождает перед ним место на столе для подноса. Затем он удалился, и Хал приступил к трапезе.
Хал уже доедал, когда начальник охраны вернулся и с озабоченным видом уселся на вращающийся стул. Дожевывая последние куски, Хал поглядывал на него и улыбался.
— Коттон, — сказал он, — вы знаете, что по манерам за столом судят о воспитании. Вы заметили, что я не сунул салфетку за ворот, как какой-нибудь Алек Стоун?
— Все понятно! — ответил Джефф Коттон.
Хал положил вилку и нож рядышком на тарелку.
— Ваш человек забыл принести чашку с водой, чтоб ополоснуть пальцы. Ладно, не беспокойтесь! Можете позвонить ему, пусть забирает поднос.
Начальник охраны воспользовался собственным голосом вместо звонка; на зов явился сторож.
— К несчастью, — сказал Хал, — когда ваши люди позавчера обыскивали меня, они выронили мой кошелек, и у меня нет мелочи дать на чай официанту.
«Официант» подарил Хала таким взглядом, словно собирался укусить его, но начальник ухмыльнулся.
— Ступай отсюда, Гас, и закрой за собой дверь! — приказал он.
Хал снова вытянул ноги и устроился поудобнее.
— Признаюсь, мне гораздо приятнее быть вашим гостем, чем арестантом.
Снова наступило молчание. Потом заговорил Коттон:
— Я беседовал с мистером Картрайтом. У меня нет возможности определить, что в ваших рассказах вранье, а что правда, но одно мне ясно: вы не шахтер. Может, вы из какой-то новой породы агитаторов, но провались я на этом месте, если мне когда-нибудь приходилось встречать хоть одного агитатора с манерами светского молодого человека. Готов поверить, что вы из богатого дома, но если так, зачем было затевать всю эту кутерьму? Никак не пойму!
— Скажите, Коттон, — спросил Хал, — вы когда-нибудь слышали такое выражение: ennui[13]?
— Да, но вы, пожалуй, слишком молоды для этой болезни.
— Предположим, что я наблюдал других в этом состоянии и решил испробовать иной образ жизни…
— Но если вы тот человек, за кого вы себя выдаете, почему вы не в университете?
— В университет я вернусь осенью, я на последнем курсе.
— Где вы учитесь?
— Все еще не верите? — улыбнулся Хал.
И с той бесшабашностью, какую можно наблюдать лунными ночами среди богатой молодежи в университетских городках, он вдруг запел:
— Это песня какого университета? — спросил Коттон.
А Хал продолжал петь:
— Ну теперь я знаю! — обрадованно сказал начальник охраны, когда концерт окончился. — А много еще там таких, как вы, в университете Харригана?
— Небольшая группа, но, чтобы поднять шум, нас хватит.
— И вам нравится вот этак проводить каникулы?
— Это не каникулы. Это — летняя практика по курсу практической социологии.
— Ах, так! — невольно улыбнулся начальник охраны.
— Весь прошлый год мы разрешали профессорам политической экономии пичкать нас теориями. Но мне все-таки казалось, что некоторые теории противоречат фактам. И я подумал: «Дай-ка я сам проверю!» Вы, вероятно, знаете, все эти крылатые словечки; индивидуализм, laissez faire [14], свобода заключать договора, право каждого человека работать на кого он хочет. А здесь вы ясно видите, к чему сводятся эти теории: начальник охраны с жестокой ухмылкой на лице и с пистолетом у пояс, готов нарушить любой закон, не успеет только губернатор его подписать.
Внезапно начальник охраны почувствовал, что ему надоела светская болтовня. Он вскочил со своего места, решив положить этому конец.
— Извините, молодой человек, давайте перейдем с вами к делу!
22
Коттон прошелся по комнате, потом шагнул к Халу и остановился. В том, как он стоял, засунув руки в карманы, было некоторое изящество, даже изысканность, совершенно неуместные при его профессии. «Красивый дьявол! — подумал Хал. — Хоть у него и рот злющий и физиономия истасканная!»
— Молодой человек, — начал Коттон, опять принимая благодушный вид, — я не знаю, кто вы, но вам пальца в рот не клади! Смелости у вас хоть отбавляй, и вы мне нравитесь. Поэтому и согласен прекратить дело и дать вам возможность закончить университет.
Хал старался разгадать, что прячется за мнимым благодушием противника.
— Коттон, — сказал он, — вы мне поточнее объясните ваше предложение. Значит, мне не придется говорить, что я взял эти деньги?
— Нет. Мы вас избавим от этого.
— И вы не упечете меня в тюрьму?
— Нет. Я и не собирался. Я просто хотел вас припугнуть. Единственное, о чем я вас прошу, — уезжайте отсюда, чтобы здешний народ поскорее все забыл.
— Но на что мне это нужно. Коттон? Если б я хотел удрать, я мог бы это сделать в любое время за последние два — два с половиной месяца.
— Да, разумеется, но положение изменилось. Если б не мое доброе отношение к вам…
— Бросьте эти сказки про доброе отношение! — воскликнул Хал. — Вам надо избавиться от меня, и вы не хотите скандала. Но ничего не выйдет — пусть вам это и не снится!
Пораженный начальник охраны уставился на Хала:
