– Мне его представили как журналиста.
– Макс был блестящим журналистом, но он может стать кем хочет и быть там, где хочет. Нынешний Макс – это человек периода после холодной войны. Американцам нужен был некто хорошо знающий Россию. По существу, им был нужен русский, который производил бы впечатление американца. А Макс именно такой. Почему он интересовался тобой?
– Не знаю, – Аркадий разыскал водку, притаившуюся за бутылкой «бурбона».
«Зачем люди пьют? Француз, итальянец, испанец – для успеха в любовных делах. Англичанин – чтобы расслабиться. Русские откровеннее, – подумал Аркадий. – Они пьют, чтобы напиться». Именно этого ему и хотелось в данный момент.
Людмила была тут как тут. Она возникла из дыма, глядя во все глаза, и спрятала его стакан.
– Все валят на Сталина, – сказала она.
– Вряд ли это справедливо, – Аркадий пошарил между бутылками и ведерком со льдом в поисках другого стакана.
– Все параноики, – сказала она.
– Я в том числе, – стакан исчез.
Людмила понизила голос и заговорщически пророкотала:
– Знаете ли вы, что Ленин жил в Мюнхене под фамилией Мейер?
– Нет.
– Знаете ли вы, что царя расстрелял еврей?
– Нет.
– Все плохое, чистки и голод, вершилось руками окружавших Сталина евреев, чтобы истребить русский народ. Он был пешкой в их руках, козлом отпущения. Как только поднял руку на врачей-евреев, тут ему и наступил конец.
Стас в свою очередь спросил Людмилу:
– А ты знаешь, что в Кремле ровно столько уборных, сколько в Иерусалимском храме? Подумай над этим.
Людмила ретировалась.
Стас налил Аркадию.
– Интересно, донесет она об этом Майклу или нет? – он обвел комнату горящим злым взглядом, не оставляя никого без внимания. – Сброд.
Разгорелись споры. Аркадий уединился на лестничной площадке с таким же мизантропом – немцем лет двадцати с небольшим, с бегающими глазами, который, как и пристало интеллектуалу, был одет в черное. Ниже, на ступеньках, рыдала девица. «Ни одна порядочная русская вечеринка не обходится без споров и без девицы, рыдающей на лестнице», – подумал Аркадий.
– Жду, когда можно будет поговорить с Ириной, – сказал немец по-английски, с некоторым трудом подбирая нужные слова.
– Я тоже, – сказал Аркадий.
Последовало молчание, вполне устраивавшее Аркадия. Потом парень выпалил:
– Малевич бывал в Мюнхене.
– Ленин тоже, – добавил Аркадий. – Или Мейер?
– Художник.
– А-а, художник. Тот самый Малевич, художник русской революции, – Аркадий чувствовал себя несколько глупо.
– Между русским и немецким искусством существуют традиционные связи.
– Существуют.
«Кто станет с этим спорить», – подумал Аркадий.
Паренек рассматривал свои обкусанные до мяса ногти.
– «Красный квадрат» символизировал конец искусства.
– Правильно, – Аркадий одним глотком выпил полстакана водки.
Парень вдруг прыснул, словно вспомнил что-то забавное.
– В 1918 году Малевич сказал, что футбольные мячи запутанных веков сгорят в искрах кипящих световых волн.
– Кипящих световых волн?
– Кипящих световых волн.
– Потрясающе, – Аркадию захотелось узнать, что пил Малевич.
Ирина почти не оставалась одна, и Аркадий никак не мог подойти к ней. В то время как он лавировал между беседующими, его захватил Томми и подвел к висящей на стене огромной карте Восточной Европы с обозначенными свастиками и красными звездами позициями немцев и русских накануне гитлеровского вторжения.
