знать, как надо, очень надо, все равно не знаю, разве что _там_ скажут… главное, все надо увидеть собственными глазами… а они болят, потому что я смотрю на то, чему нет названия, и смотреть туда нельзя, а я все равно смотрю, и глаза вытекают из глазниц, и оттуда ползут черви, длинные и тонкие… нет, это змеи, клубки ужасных шевелящихся, извивающихся змей, они везде, заполняют черепную коробку… ах да, у меня же нет черепа… змеи ползут, ползут, все глубже и глубже, и кусают сердце… яд проникает во все клетки, которые еще остались… сердце бьется из последних сил, потом разбухает и взрывается, как термический заряд… красная кнопка… КНОПКА… и яма, нет, воронка с оплавленными краями, и глаза, глаза на дне ее, их взгляд пронизывает насквозь и кричит… я не понимаю, как можно _кричать взглядом_, но, оказывается, можно, и я тоже кричу, и падаю в эту воронку, но Дан подхватывает и выдергивает, как из той дыры на Андалуре, и говорит: на, хлебни, это спирт, и спирт течет внутрь, смешиваясь с ядом, который уже там, и ничего не происходит, боль не утихает, потому что яд сильнее, сильнее… Пора заканчивать сеанс, он больше не выдержит, откуда-то пошел прорыв негативной силы… Кто это говорит?.. это мы, мы, тебе надо просыпаться, иначе ты умрешь, я уже и так умер, давным-давно, возле ямы… или воронки… в которой не было ничего… Все, все, конец! — кричит кто-то, и вдруг начинается стремительный полет-падение в бездну, он все ускоряется, а вокруг паутина из серебристых и черных нитей, и по ним в разных направлениях идут люди, множество людей, и все они в масках, и маски снимать нельзя, но эти люди игнорируют запрет и снимают их, одновременно, как по команде того, кто сверху дергает за веревочки… неужели он таки существует, тот, кто дергает за веревочки?.. а откуда-то появляются мириады зеркал, реальность дробится в них, и мириады сорвавших маски теней смотрят в зеркала, нельзя, кричу я, НЕЛЬЗЯ!!!
И тут наступает смерть.
10
Боль была рядом, но как бы вне его. Она сидела очень близко, и он знал, что она очень близко, совсем рядом, но пока он не шевелился, боль тоже сидела спокойно, но стерегла каждое его движение. И стоило ему хоть чуть-чуть шевельнуться, как она молниеносно делала выпад, и миллионами раскаленных игл пронзала его тело и студенисто колыхающийся мозг. Но боль сигнализировала, что он жив, и это было главным, а все остальное — второстепенным, и даже эта нечеловеческая боль, потому что должным образом настроенное сознание может преодолеть и победить любую боль.
Далеко не сразу и не полностью, но Рангар это сделал, и боль отступила, но по-прежнему подстерегала в засаде. И чтобы закрепиться на отвоеванной территории и заставить боль отступить еще дальше, он приподнялся на локте и огляделся, до крови прокусив губу и едва удержав рвущийся из груди стон, ибо боль не собиралась сдаваться и бросила в бой все свои резервы.
У Рангара потемнело в глазах, но он все же рассмотрел, что лежит на циновке из душистых трав в совершенно пустой комнате с голыми белыми стенами и потолком, а рядом на такой же циновке сидит седой старик, одежду которого составляла лишь простая полотняная накидка. И лишь живым огнем сверкавший на его груди символ Лотоса в обрамлении венка хрустальных листьев — знак, который, как уже знал Рангар, мог носить только один человек на всем Коарме, — подсказал ему, кто сидит рядом. Совсем не пронзительным и огнистым, а мягким, мудрым и чуть грустным взглядом Верховный Маг Лотоса смотрел на Рангара. И голос его не гремел и не рокотал, а звучал тихо и чуть надтреснуто, когда он увидел, что Рангар очнулся:
— Я знаю, что вам сейчас очень больно, Рангар Ол. Конечно, я бы мог уменьшить и даже вообще снять боль… но от этого значительно снизится эффект от проведенного сеанса. Некоторое время вы должны будете оставаться наедине с собой, бороться с болью… и вспоминать.
Рангар напрягся. Голова его была будто стянута огненным обручем, и в ней царило странное ощущение гулкой, болезненной пустоты, причем пустота была осязаемой, почти плотной, как жидкость, и резким движением ее, казалось, можно расплескать. Делать этого, однако, очень не хотелось, потому что при этом в мозгу будто взрывалось что-то, и обжигающая боль пронизывала все его существо. «Вакуум- термитный заряд», — вспомнил он, и раскаленный обруч так сдавил голову, словно стал короче на несколько сантиметров. «Сантиметр, сантиметр, — пронеслось в голове Рангара, — это сотая часть метра, единицы длины в моем мире». Стена в памяти по-прежнему стояла, но в некогда прочном монолите образовались мелкие и крупные трещины.
— Пошли трещины по стене? — словно прочитав его мысли, спросил Верховный Маг.
Рангар не удивился, что тот
— Сейчас я расскажу то, что увидел и смог понять, — произнес Верховный Маг. — Прежде всего вы — иномирянин, Рангар Ол. Это уже ясно. И прибыли сюда, как сами это представляете, с другой грани Кристалла, который в вашем воображении есть модель Мироздания. Кстати, наши представления о нем… достаточно близки к вашим, скажем так, но мы как бы смотрим с другой стороны. Впрочем, речь не об этом. На вашей родине произошла некая глобальная катастрофа… суть ее я уловить не смог… и что-то очень плохое случилось с вами лично. Эти события разъединены как во времени, так и в пространстве, и в то же время их связывает нечто… и вновь я не понял, что именно. Если же говорить об эмоциях, то они гораздо ярче, острее и болезненнее, когда воспоминания касаются вашей личной трагедии. Увы, и на сей раз я спасовал перед ее точным смыслом… там что-то было связано с взрывом и гибелью любимого вами человека, причем вы с отчаянием и яростью вините в происшедшем себя… но тут образы и эмоции достигают такой пронзительной силы и яркости, что перехлестывают через болевой порог восприятия, и я, например, ощущал все как хаос из боли и жутких образов, причем кто-то или вы сами, а может, и то и другое вместе, наложили мощный запрет на эту тему… но как раз с этим связано ваше пребывание здесь, и цель, о которой вы так часто пытались вспомнить, разрушив запрет… но этого вам так и не удалось.
— Но хоть что-то?.. — с трудом шевельнул губами Рангар.
— Что-то, бесспорно, удалось. С помощью священного Лотоса и нашей вы смогли-таки преодолеть несколько барьеров и запретов, но этот оказался наиболее сильным. Кроме всего прочего, у меня сложилось впечатление, будто бы кто-то упорно и умело уводил ваши мысли и ассоциации с опасного пути…
Альвист Элгоэллас эль-Тайконд еще что-то говорил, но Рангар уже спал, измученный болью, и она во сне отступила, и снились ему яркие, цветные сны из прошлой жизни, и вопреки логике свершившегося были они полны оптимизма и радости…
Он все забыл, проснувшись, но осталось удивительно чистое и светлое мироощущение, состояние редчайшее, когда кажется, что ты един с миром и мир един с тобой, и вокруг благоухают дивные цветы, и дорога, по которой идешь, усыпана лепестками, и вот-вот случится что-то непременно хорошее, и глаза любимой, напротив, лучатся любовью и радостью, и ты смотришь в них и тонешь в щемящем океане беспредельного счастья… Он не мог сказать, случалось ли с ним такое в прошлой жизни, скорее всего нет, всегда что-нибудь мешало… но уже в теперешней это было впервые, точно.
И еще произошло немаловажное: боль, отступив во сне, так и не вернулась. Зато возвратились силы, и ему даже показалось, что их стало больше, ибо бурлили они в нем, как соки в просыпающемся весной дереве.
Рангар, Фишур, Тангор и Тазор сидели в недоброй памяти ресторане, однако настроение у всех четверых было превосходное. Они выбрали этот ресторан по настоянию Рангара, словно желавшего подчеркнуть этим свое полное выздоровление и восстановление душевных и физических сил. Легко усматривался в этом и вызов, который бросал Рангар ополчившимся против него силам. «Плевать мне, знаете ли, на вас, — излучала вся его фигура, — мне весело и я отдыхаю, где и как того хочу». Мажорное настроение передалось и его друзьям. Только Фишур с некоторой озабоченностью переваривал слова Рангара о том, что он, Рангар, ожидал несколько большего от визита в Храм Лотоса. Пожав плечами, Фишур проворчал:
— Не вижу повода для особого веселья, Рангар, кроме как твоего чудесного исцеления. Главного ты ведь так и не добился, и стена в памяти уцелела.
Рангар весело расхохотался, давно не чувствуя себя так хорошо и непринужденно.
