– Откуда у вас столько мудрости, малышка?
Тана улыбнулась и ощутила необыкновенное тепло, исходящее от него. В чем-то он был очень похож на Гарри, и с острым чувством смущения она осознала, что ее тянет к нему. Будто все ощущения, казалось бы заглохшие после изнасилования, внезапно снова ожили.
– О чем вы сейчас подумали?
Она зарделась и помотала головой:
– Это не имеет отношения к разговору… Извините… Я устала… Вот уж сколько суток недосыпаю…
– Я отвезу вас домой, и вы сможете немного отдохнуть.
Он подозвал официанта, чтобы расплатиться, и, ожидая его, смотрел на Тану, нежно улыбаясь, а ей, никогда не видевшей своего отца, ужасно захотелось, чтобы этот мужчина был Энди Робертсом, а не Артуром Дарнингом, который сквозил в жизни ее матери – то явится, то исчезнет, когда ему удобно. Гаррисон Уинслоу был совсем не такой эгоистичный, в чем хотел убедить ее (да и себя тоже) Гарри. Все эти годы он так ненавидел отца, а сейчас Тана инстинктивно чувствовала, что ее друг очень сильно ошибался, и еще она думала, неужели Гаррисон прав и уже действительно слишком поздно.
– Спасибо, Тана, что поговорили со мной. Гарри очень повезло, что вы с ним дружите.
– И мне тоже повезло с другом.
Он положил двадцатку на стол и снова взглянул на нее.
– Вы единственный ребенок в семье? – Он подозревал это, и она, улыбаясь, кивнула.
– Да. И я никогда не видела отца, он умер до моего рождения, погиб на войне.
Уже десять тысяч раз она произносила эти слова раньше, но сейчас они преисполнились нового смысла. Как и все остальное. Но ей непонятно было, что бы это значило и почему все изменилось. С ней происходило что-то странное, и, сидя рядом с ним, она недоумевала: неужели это из-за усталости? Она позволила ему проводить ее до машины и удивилась, когда он сел вместе с ней, а не просто сказал шоферу, куда ее отвезти.
– Я поеду с вами.
– Право же, в этом нет необходимости.
– Мне сейчас нечего делать. Я приехал сюда ради Гарри и думаю, что ему лучше несколько часов отдохнуть.
Тана согласилась. Проезжая через мост, они толковали о том о сем, он сказал, что никогда прежде не бывал в Сан-Франциско, что ему здесь понравилось, но казалось, что он где-то далеко. Тана предположила, что он думает о сыне, но на самом деле именно ею были заняты его мысли. Когда они приехали, Гаррисон протянул ей руку:
– Увидимся в больнице. Вы можете позвонить в гостиницу, я пришлю за вами машину, если хотите.
Она уже говорила, что мотается туда-сюда на автобусе, и это его очень беспокоило: она такая юная и хорошенькая, мало ли что может случиться.
– Спасибо за все, мистер Уинслоу.
– Гаррисон, – он улыбнулся ей и стал точно как Гарри, когда тот улыбался, не такой озорной, правда, но что-то похожее в нем было тоже. – До встречи. А сейчас отдохните немного.
Он помахал ей, и машина отъехала. Тана поднималась по ступенькам, размышляя обо всем, что было сказано. Как порой несправедлива жизнь! Она заснула, думая о Гаррисоне… о Гарри… о Вьетнаме… и о женщине, убившей себя, и в Танином сне у этой женщины не было лица, а когда она проснулась, в крошечной комнатке было темно, и она резко села и долго не могла успокоить дыхание. Тана взглянула на часы: девять – и подумала, как там Гарри. Она спустилась к телефону-автомату и позвонила. Оказалось, что жар спал, Гарри некоторое время бодрствовал, а теперь опять задремал, но не стал ложиться в постель. Ему еще не давали снотворного и, наверное, пока не будут давать. Вдруг, услышав доносящиеся с улицы колядки, Тана вспомнила, что сейчас Рождество, а Гарри один и нуждается в ней. Она быстро приняла душ и решила нарядиться для него. Надела красивое белое вязаное платье, туфли на высоких каблуках и красное пальто, повязала шарф, который не носила с прошлой зимы, когда была в Нью-Йорке, и думала, что здесь он ей не пригодится. Но почему-то все было таким рождественским, и она решила, что ему это будет важно. Она слегка надушилась, провела щеткой по волосам и поехала на автобусе в город, опять думая о его отце. К больнице, погруженной в праздничный сон, она подъехала в пол-одиннадцатого. На деревьях мигали лампочки, тут и там стояли пластиковые Санта-Клаусы. Но особенно праздничного настроения не чувствовалось, слишком много здесь было горя и безнадежности.
Подойдя к палате Гарри, она тихонько постучала и на цыпочках вошла, ожидая застать его спящим, но он лежал, уставившись в стену, в глазах его блестели слезы. Увидев ее, он вздрогнул и даже не улыбнулся.
– Я умираю, правда?
Она была потрясена его словами, тоном и этим безжизненным взором и, внезапно нахмурившись, подошла к кровати.
– Нет, если, конечно, ты этого не хочешь. – Приходилось быть с ним резкой. – Многое зависит от тебя.
Она стояла очень близко, глядя ему в глаза, а он не пытался взять ее за руку.
– Глупо так говорить. Не моя была идея получить пулю в задницу.
– Конечно, твоя.
Голос ее звучал бесстрастно, и на какой-то момент он почувствовал раздражение:
– И что, черт возьми, это, по-твоему, значит?
– Что ты мог бы пойти учиться. Но ты вместо этого решил поразвлечься. Так что тебе досталась
