не будетъ см?яться надъ моими стихами; онъ, я вижу, тоже любитъ, что и я люблю, и ненавидитъ то же'… Фельзенъ и за нимъ Любовь Петровна невольно вспоминались мн? при этомъ, но я моталъ головой, по старой привычк?, чтобъ отогнать докучную мысль, и принимался опять думать о Вас?.
Между т?мъ надежда скоро увид?ть его уменьшалась для меня съ каждымъ днемъ. Сношенія наши съ Богдановскимъ какъ будто совершенно прекратились. Матушка не сдержала об?щанія, даннаго ею ?ом? Богдановичу: ей было не до вы?здовъ. Дни проходили за днями; ни Анна Васильевна, ни Вася не прі?зжали въ Тихія Воды.
Изъ города наконецъ пришло письмо, но не отъ батюшки, а отъ его камердинера, и содержало невеселыя изв?стія: у батюшки открылась подагра. 'Хоша господинъ докторъ', писалъ грамот?й москвичъ- камердинеръ. 'никакой въ томъ опасности не находятъ, а очень мучительно, потому главное безпокойно: у насъ въ дон? перед?лка идетъ, стучатъ, и хоча баринъ въ верхнемъ этаж? им?ютъ пом?щеніе. а въ нижнемъ этаж? стукнутъ долотомъ въ ст?ну, а у барина въ ног? отдаетъ…'
Матушка перепугалась страшно.
— Сестрица, я завтра въ городъ ?ду! сказала она. дочитавъ письмо и утирая слезы, которыя такъ и текли у нея по лицу.
Тетушка Фелисата Борисовна тотчасъ же окрысилась и фыркнула въ отв?тъ, что ни за что не останется одна въ деревн?.
— Зд?сь тебя не то выл?чить, зав?щанія-то теб? некому будетъ написать! (Она каждый день пугала матушку чаяніемъ своей близкой кончины.) Я по?ду съ тобою въ городъ.
— A д?тей кому я пов?рю? слабо возражала на это растерявшаяся матушка.
— Футы, душно, смерть моя! закричала разгн?ванная тетушка, срывая чепчикъ съ головы. — Кому д?тей пов?рить! Что же? прикажешь мн? изъ-за твоихъ д?тей умирать безъ призр?нія? Вези ихъ съ собой въ городъ!
— Вы слышали, у насъ тамъ перестройка. Гд? мы тамъ вс? пом?стимся?
— Бери Настю, а мальчиковъ оставь съ французомъ.
— Онъ боленъ, онъ того и гляди сляжетъ, говорила матушка въ раздумьи.
— A я ему не л?карь! р?зво отв?чала Фелисата Борисовна. — Чьими молитвами сама живу, не знаю!
И безъ дальн?йшихъ объясненій ушла въ свою комнату и приказала укладываться немедленно. Она до самой ночи просид?ла на чемодан?, охая и шпыняя своихъ горничныхъ, которыхъ держала ц?лое стадо.
Б?дная матушка р?шительно не знала, что д?лать и на что р?шиться.
Молчаливо и грустно сид?ли мы вечеромъ за чаемъ, какъ вдругъ послышался подъ окнами стукъ подъ?зжавшаго экипажа и всл?дъ зат?мъ въ столовую вошла совершенно неожиданно Анна Васильевна.
Сердце у меня такъ и запрыгало. Я кинулся къ дверямъ. Но Анна Васильевна была одна.
Ее встр?тили громкими, радостными криками.
— Добрый вечеръ, добрый вечеръ, милые вы мои, торопливо отв?чала она, обнимая каждаго поочередно.- A не видала же я васъ, не видала дней столько, что и счетъ потеряла. Забыли, разлюбили вы насъ, Софья Михайловна. Ну, да Богъ вамъ проститъ! Вижу, живеньки вы, здоровы вс?, я и тому рада…
— A у васъ что д?лается, Анна Васильевна? спросила maman.
— A у насъ что? отв?чала вздохнувъ ея пріятельница.- A у насъ все одно: была ярмарка, ярмарка и по сейчасъ: одинъ съ м?ста, другой на м?сто. Сегодня я ужь не утерп?ла, ?ом? Богданычу своему говорю: какъ себ? хотишь, а я въ Тихія Воды по?ду, Софью Михайловну пров?дать. Взяла да и у?хала, вотъ на-же имъ вс?мъ! домолвила она, засм?явшись своимъ внезапнымъ добрымъ см?хомъ, при которомъ какъ-то необыкновенно мило ежилось ея маленькое, худощавое и н?сколько бол?зненное лицо.
— И какъ хорошо сд?лали! сказала матушка, ц?луя ее:- а не то, я такъ бы и у?хала, не простившись съ вами.
— A куда это, куда? спросила съ безпокойствомъ Анна Васильевна.
Maman передала ей про бол?знь батюшки, про свое затрудненіе.
— Ахъ, Боже мой миленькій! чего же вы затрудняетесь? По?зжайте завтра съ Настей и сестрицу забирайте съ собою, а Бориса и Леву я заберу…
— Вы? добрая моя!…
Матушка даже покрасн?ла отъ удовольствія. Видно было, что эта мысль не приходила ей въ голову и что она очень обрадовалась предложенію своей пріятельницы.
— A вы что думали? молвила см?ясь Анна Васильевна. — Заберу обоихъ и по?демъ, а вернетесь, представлю назадъ ц?лыхъ и здравыхъ… Какъ Вася мой будетъ радъ! обратилась она ко мн?:- онъ тебя очень полюбилъ, Боренька; когда у?зжала я, приб?жалъ ко мн?: тетушка, говоритъ, Бориса отъ меня поц?луйте покр?пче.
Я весь гор?лъ отъ радости.
— Ты радъ, я знаю, шепнула мн? на ухо Настя, — faire le grand gareon въ Богдановскомъ… Гадкій!
И она такъ больно ущипнула меня за локоть, что въ другое время я бы непрем?нно вскрикнулъ. Но я не чувствовалъ ни боли, ни упрековъ сов?сти въ эту минуту. Я думалъ только: 'наконецъ-то судьба соединяетъ насъ; одну только ночь переспать, и мы будемъ вм?ст? съ Васей!'
— И не думайте, не горюйте! говорила т?мъ временемъ Анна Васильевна задумавшейся матушк?. — Завтра рано вм?ст? и вы?демъ вс?. Съ Богомъ по?зжайте себ? въ городъ, а я съ мальчуганами вашими до дому; въ одинъ часъ и по?демъ. Пошлите, прошу, сейчасъ въ Богдановское, чтобы меня сегодня не ожидали. Я у васъ ночую! заключила она р?шительнымъ тономъ.
Она, видимо, расхрабрилась, наша добрая Анна Васильевна, и очень выросла въ собственномъ мн?ніи съ т?хъ поръ, какъ р?шилась 'взять да и у?хать' отъ гостей своихъ.
Лева ликовалъ и то-и-д?ло кидался обнимать старую свою пріятельницу-баловницу.
Въ половин? десятаго его услали по обыкновенію спать.
— Настя, Борисъ, и вамъ пора! сказала матушка. — Завтра надо подняться пораньше.
Мы простились.
Едва усп?лъ я ступить въ большую неосв?щенную гостиную, по пути въ мою комнату, какъ услышалъ голосъ Анны Васильевны:
— До смерти люблю вашего Бориса, говорила добрая женщина матушк?,- славный онъ у васъ такой…
— Ахъ, добрая моя, посп?шно заговорила за ней maman, — насчетъ Бориса у меня къ вамъ будетъ просьба.
'О чемъ это?' подумалъ я съ удивленіемъ, безсознательно замедляя шаги.
— Мг Керети боленъ, продолжала матушка. — Я не знаю право, какъ быть; нельзя и требовать теперь, чтобъ онъ в?чно былъ при д?тяхъ, а между т?мъ я бы не желала, чтобы Борисъ, въ особенности, слишкомъ разс?евался. У васъ всегда такая пропасть народу…
— Какъ въ Ромнахъ на ярмарк?, домолвила съ какою-то покорностью и вздыхая, Анна Васильевна. — Знаю я, знаю; что будете съ моимъ ?омой д?лать! — Впрочемъ насчетъ вашего Бориса не безпокойтесь. Я его съ французомъ наверху пом?щу, подл? Герасима Иваныча; тамъ они и будутъ жить рядомъ съ Васей, и учиться могутъ вм?ст?, изабавляться… Вотъ еще скажу вамъ, Софья Михайловна, золотой мальчикъ этотъ Вася Лубянскій! Я такъ рада, что привезу ему завтра товарища! A то в?дь день ц?лешенькій одинъ съ отцомъ убогимъ…
— A Любовь Петровна не съ мужемъ? живо спросила матушка.
Анна Васильевна не сейчасъ отв?чала.
— Н?тъ, наверху ей м?ста мало и встаетъ она поздно. Она внизу живетъ, въ павильон?…
— Ну, и т?мъ лучше! проговорила матушка такъ тихо, что я едва разслышалъ.
Но пріятельница ея громко и вопросительно проговорила:
— Т?мъ лучше?
Матушка, въ свою очередь, не торопилась отв?чать.
— Вы не см?йтесь, добрая моя, начала она наконецъ, слегка заикаясь, — я это, думая о Борис?,
