— Скажите, спросила посп?шно Анна Васильевна, — говорили про нее тогда что-нибудь такое нехорошее?
— Н?тъ, я не слыхала. Она слыла большою кокеткой, — и только. Женщины съ ней мало дружились, многія ей завидовали. Мужчины влюблялись въ нее толпой и говорили, что она холодная какъ ледъ. Мн?, признаюсь вамъ, во всемъ этомъ жалокъ былъ ея мужъ. Онъ видимо томился и страдалъ этою жизнью. Въ св?т? на него никто не обращалъ вниманія; онъ былъ для вс?хъ мужъ красавицы Лубянской. Но меня, хотя и сама я была молода въ то время, что-то влекло къ нему, и я какъ-то всегда ум?ла отыскивать его мрачную фигуру, в?чно забившуюся въ уголъ и изъ-подъ темныхъ бровей сверкавшую большими грустными глазами. Этотъ челов?къ былъ несчастливъ, — у него это было на лиц? написано.
— Не ум?лъ онъ, не ум?лъ; самъ сгубилъ счастье свое! повторила, вздыхая, Анна Васильевна. Какая разумная голова-то была, а все у него вкось да мимо попадало… Самъ в?дь онъ хот?лъ, самъ просилъ Любочку веселиться, повезъ ее въ этотъ св?тъ вашъ столичный. На балы, да на театры эти пораструсилъ онъ въ пять годковъ вс? т? гроши, что старый батька его — скупой былъ старый, — сорокъ л?тъ по куточкамъ понапрятывалъ. A знаете ли, Софья Михайловна, каково ей жить было, Любочк?? Вы въ гостяхъ ее видали и говорите: не походила она на запуганную женщину. A какъ вернугся они домой изъ гостей, она такъ ужь и знаетъ, такъ и ждетъ. Войдетъ онъ въ ней въ спальню, сядетъ около постели: 'Говори мн?, Любочка, не томи мою душу, кого ты любишь?' Она молчитъ: в?дь и отв?товъ н?тъ на такіе спросы! 'Я знаю', говоритъ онъ опять, а самъ бл?дный, въ лиц? изм?нится, — 'знаю, говоритъ, меня ты не любишь и не любила никогда, — но не для вс?хъ же сердце твое плита могильная! Я все вижу, знаю, говоритъ, въ тебя влюбленъ вотъ тотъ- то, вотъ этотъ, — считать начнетъ, — говори, кого ты любишь, кого?' Глаза у него загорятся, дрожитъ самъ… Любочка сказывала, и страхъ, и жалость на него гляд?ть! A захочетъ она оправдать себя, — и не давай Боже! Вскочитъ, какъ безумный сд?лается. 'Ты обманываешь меня, ты зм?я, кричитъ, изъ рукъ моихъ выскользнуть хочешь!' Другой разъ не выдержитъ она, заплачетъ. Онъ въ ноги ей повалится. 'Скажи, говоритъ, что мн? д?лать, что мн? д?лать! ст?ны разв? головой ломать, чтобъ ты меня полюбила!' 'Другая на моемъ м?ст?', говорила мн? не одинъ разъ Любочка, 'другая бы году въ такомъ пекл? не прожила; а меня, говоритъ, счастливый характеръ мой спасалъ: утру слезы и на завтра опять танцовать ?ду'.
— Я говорю вамъ, у ней сердца н?тъ! пылко воскликнула матушка.
— Послушайте, Софья Михайловна, возразила такъ же живо ея пріятельница, — судите вы ее, какъ себ? хотите, а я вамъ по истин? скажу: Герасимъ Иванычъ мн? по мужу племянникъ родной и жал?ю я его, такъ жал?ю; что и словъ сказать не найду, а только и Любочку я не могу винить! Сами вы сказали, нехорошаго про нее ничего не слышали. Долгъ свой она исполняла. A въ чувствахъ нашихъ одинъ Богъ милосердный судья.
— Я ее и не виню, но, по всему, что сами же вы разсказываете, нельзя однако думать, чтобъ она страдала избыткомъ этихъ чувствъ, зам?тила насм?шливо матушка.
— Любочка сама знаетъ, сама мн? признавалась, посп?шила отв?чать Анна Васильевна, — когда, говоритъ, это безуміе у него проходило, что можно было съ нимъ тихо говорить, я ему не разъ предлагала: 'послушайте, чего вы хотите отъ меня? Я никого не люблю и вамъ покорна: другаго и требовать отъ меня нельзя; только той любви, которой вы хотите, я и не пойму никогда; видно ужь уродилась я на св?т? такая непонятная. Гд? же мн? взять для васъ того, въ чемъ Богомъ мн? отказано? Вы говорите, мучитесь черезъ меня. Можетъ, это и правда; не знаю изъ-за чего, а вижу только, что изъ-за этого и я покою не им?ю. Позвольте мн? у?хать къ сестр? къ Рындиной; безъ меня вамъ, Богъ дастъ, полегчитъ. Вы, можетъ, еще найдете себ? счастье; вы забудете меня, а можетъ, — что в?дь придумала! — можетъ, говоритъ, еще найдете себ? женщину, которая полюбитъ васъ такъ, какъ вы себ? желаете, а какъ я не ум?ю любить ни васъ, и никого на св?т?'… Такъ н?тъ, не соглашался онъ. Упадетъ въ кресло, закроетъ лицо руками: 'н?тъ, говоритъ, разстаться съ тобой я не могу! видно доля моя ужь такая несчастливая, — пропадать безнадежно у твоихъ ногъ!'…
— Что же тутъ было хорошаго съ ея стороны? воскликнула опять maman. — Это значило подливать масла въ огонь!
Но заступница Любови Петровны продолжала, не отв?чая на это зам?чаніе:
— Видитъ Любочка, точно тоскуетъ онъ, мучится, все держитъ въ голов? своей, что должно-быть она къ кому-нибудь питаетъ страсть. Вотъ она ему разъ: 'Герасимъ Иванычъ, говоритъ, вы челов?къ служащій, занятой, вамъ за мною скучно въ общество ?здить. Хотите, я перестану бывать въ св?т?, скажусь больной, не буду ни души принимать'? Не согласился онъ и на это. — 'Я, говоритъ, жертвъ отъ тебя не приму; что теб? за радость жить съ глазу на глазъ со мной? Я, говоритъ, и такъ уже загубилъ твою молодость'. Что съ нимъ д?лать?… Такъ не одинъ годъ прошелъ. Д?лался онъ, знаете, все хмур?е и хмур?е. Любочка и р?шилась. Стала просить его, что ей ужъ давно на Украину хочется погляд?ть. что это за ?краина такая, что им?ніе у него тамъ хорошее, а они живутъ въ Петербург?, да д?ла свои только поразстроили. Тамъ, говорятъ, и воздухъ хорошъ; Вася нашъ тамъ здоровенькій будетъ. А Вас? тогда шестой годъ пошелъ. и все хворый былъ онъ въ нашемъ Петербург?. Внялъ наконецъ, почуялъ Герасимъ Иванычъ, а самого-то его давно тянуло въ родную сторону; они тогда и прі?хали къ себ? въ село, Горки прозывается; вотъ что теперь Романенковское, отъ васъ верстъ двадцать будетъ, — тогда оно Герасима Иваныча было. Тутъ я съ Любочкой и познакомилась. Годъ ц?лый прожили мы тогда съ ними.
— Скажите, спросила maman, — не сошлись они тогда, не пересталъ онъ ревновать?
— Да къ кому было ревновать ему зд?сь? Къ моему старому разв?? Ей, знаете, зд?сь и было одно ут?шеніе, что прі?детъ ?ома Богданычъ, посм?шитъ ее. Въ Богдановское Любочка не любила ?здить. 'У васъ, говорила, шумно, дядюшка, а я одного покоя ищу'.
— Это должно было нравиться Лубянскому, зам?тила опять матушка.
— Нравиться? Она зд?сь съ тоски помирала. Разв? онъ этого не видалъ, не понималъ разв?, что не для нашей, по правд? сказать, глухой стороны родилась она такою красавицей и разумницей? Сами знаете, Софья Михайловна, каково, посл? столичнаго св?та, можетъ показаться наше житье деревенское!
Матушка тихо вздохнула. Она, в?рно, вспомнила про молчаливыя батюшкины прогулки изъ угла въ уголъ большой залы…
— Съ сос?дями они знакомства не вели, продолжала Анна Васильевна. — Сынъ ея маленькій былъ, н?мка-нянька не отходила отъ него, съ усердіемъ была женщина; Любочк? и заняться неч?мъ было; т?мъ только и убивала время, что лежитъ себ? на диван?, книжки читаетъ, что привезла изъ Петербурга. Герасимъ Иванычъ тоже весь Божій день сидитъ одинъ въ кабинет?; а выйдетъ — молчитъ, очей не подымаетъ, точно какъ бы сов?стно ему на жену гляд?ть… A какъ пришла еще осень, тяжко загуд?ли в?тры въ степу! Домъ у нихъ, знаете, большой былъ, старый — старый; за Разумовскаго еще д?дъ Герасима Иваныча строилъ. Сидимъ мы другой разъ съ Любочкой, пооб?давши, вдвоемъ; такой страхъ заберетъ, скажу вамъ, такъ тяжко под?лается, какъ передъ часомъ смертнымъ. Гудитъ в?теръ, мететъ подъ окномъ, съ крыши черепицу рветъ, въ трубахъ будто младенца малюсенькаго р?жутъ, воетъ… A то еще двери супротивъ тебя сами собой вдругъ какъ отворятся! A у нихъ, знаете, залъ древній былъ, высокій, а въ немъ темь и мракъ, какъ въ криниц?,- да вдругъ какъ рявкнетъ тамъ, какъ зазвенитъ стекломъ разбитымъ, — и вихремъ у насъ заразъ вс? св?чи загаситъ. Родилась я, знаете, такая глупая, пужливая, зачураюсь со всей силы другой разъ!… A Любочка только см?ется бывало! Наконецъ уже ?ома Богданычъ уговорилъ ихъ пере?хать на зиму въ Богдановское.
— И не жаловалась она никогда на эту жизнь, скажите?
— Видно не знаете вы ея, Софья Михайловна! Любочка умирать будетъ, не пожалуется. Сама она, по своей охот?, не у?хала бы отсюда никогда. Герасимъ Иванычъ пожелалъ Горки продать, съ долгами расквитаться хот?лъ. Любочка долго его даже отговаривала, да давалъ ему Романенко хорошую ц?ну, онъ и продалъ; тогда они и по?хали назадъ.
— Странная она женщина, воля ваша! медленно проговорила матушка.
— Это точно, скажу, странная она, странная! сказала Анна Васильевна, помолчавъ; — ее даже другой разъ понять трудно. A пов?рьте, только лукавства н?тъ въ ней ни на грошъ. Особливо тогда, какъ молоденькая она была, что на думк?, что на сердц?, то у нея и на язык? бывало. По второму разу, какъ познакомились мы, поразсказала она уже мн? всю жизнь свою, съ д?тства малаго. Признаюсь вамъ, Софья Михайловна, заворожила она меня совс?мъ тогда; какъ дочь родную полюбила я ее. A съ другаго боку, знаете, посмотрю на Герасима Иваныча, ажъ въ груди защемитъ. Такъ задаромъ, часто думаю, у обоихъ счастье пропадаетъ. Попробую, думаю, допытать у нея тихимъ разговоромъ: ч?мъ обиженной она себя отъ
