жены и казались бы ей сухою, скучною прозой, отвлекающею его отъ исключительнаго міра любви, въ которомъ она мечтала бы жить, р?шаясь идти за него замужъ. Съ другой стороны, неизысканность его манеръ, непривычка къ легкому, гостинному обм?ну мысли, пренебреженіе къ изв?стнымъ пріемамъ, незнаніе многихъ маленькихъ вещей, по которымъ узнается челов?къ родившійся въ св?т?,- все это говорило бы ей постоянно о недостаткахъ его воспитанія, о м?щанской, на ея глаза, сред?, изъ которой она подняла ее до себя… Она уже одного того не могла бы простить мужу, примолвилъ тономъ насм?шки Фельзенъ, что онъ по-французски говоритъ съ гр?хомъ пополамъ и за столомъ ?стъ
— A по-вашему, позвольте осв?домиться, м?щанскій идеалъ, чтобы женщина была в?рная жена и добрая мать? спросила его Дарья Павловна, со всею, повидимому, ядовитостью, на какую она только была способна.
— A хотя бы и такъ! возразилъ, нисколько не смущаясь, Фельзенъ. — В?рная супруга и доброд?тельная мать — это, конечно, достопохвально и притомъ очень не сложно, и даже весьма выгодно, потому что даетъ такой барын? право быть безгранично довольной собою и безконечно нетерпимой къ другимъ. Но вообразите себ?, еслибы съ т?хъ поръ, какъ міръ стоитъ, вс? женщины до одной были бы нич?мъ инымъ, какъ только в?рными женами и хорошими матерями? В?дь люди въ своемъ развитіи не ушли бы дальше птицъ, потому что и канарейка прекрасн?йшая супруга, и курица образцов?йшая мать!…
Вс? разсм?ялись. ?ома Богдановичъ, въ продолженіе всего этого разговора спавшій безмятежн?йшимъ образомъ на стул?, за которымъ я стоялъ, внезапно встрепенулся и чихнулъ на весь садъ.
Общество окончательно развесел?ло. Сама Дарья Павловна отложила свою досаду на курляндскаго барона и пожелала еще послушать его 'чудачествъ', причемъ въ невинности своей назвала его даже 'краснобаемъ'.
Онъ говорилъ, д?йствительно, бойко и свободно, съ едва зам?тнымъ н?мецкимъ акцентомъ, большимъ одушевленіемъ и необыкновенною разнообразностью отт?нковъ въ интонаціи. Онъ, какъ Саша Рындинъ въ свайку играетъ, каждымъ своимъ словомъ бьетъ прямо въ кольцо, — пришло мн? въ голову это сравненіе, пока я не отрываясь слушалъ его, многаго еще не понимая тогда, негодуя на самоув?ренность и высоком?ріе, которыя такъ и прорывались въ немъ, какъ ни казался онъ любезнымъ и учтивымъ, и чувствуя инстинктомъ, что самое то, что онъ говорилъ, должно было оскорблять многихъ изъ его слушателей. Но онъ говорилъ все это такимъ скользящимъ тономъ, съ такою заманчивою живостью, что т? же слушатели, видимо, увлекались такъ же, какъ и я, этимъ его словомъ, которымъ онъ игралъ такъ легко и красиво, съ такою ув?ренностью, что оно ему никогда не изм?нитъ, что оно всегда смягчитъ, заставитъ простить всякую р?звость въ его осужденіяхъ…
— Еслибъ отъ начала міра, говорилъ онъ, — женщины были бы только в?рныя супруги и доброд?тельныя матери, намъ пришлось бы изъ челов?ческой исторіи вычеркнуть лучшія ея страницы. Начать хоть бы съ того, что тогда не было бы для грековъ ни мал?йшей причины осаждать Трою, а еслибъ они Трою не осаждали, у нихъ не было бы Гомера, съ котораго, учили меня въ школ?, начинается вся европейская культура… Все, ч?мъ люди теперь им?ютъ право гордиться, — мягкость нын?шнихъ нравовъ, челов?чность, поэзія, искусство, — вс?мъ этимъ, несомн?нно, мы въ наибольшей м?р? одолжены вліянію женщинъ. Но это потому-ли, что вообще женщины вс?хъ в?ковъ и странъ были доброд?тельны и чадолюбивы? Мы им?емъ право въ этомъ усомниться… Изв?стно, по крайней м?р?, какія доброд?тельныя жены служили, наприм?ръ, оригиналами для божественныхъ Мадоннъ Рафаэля… Мы знаемъ также, что пока, наприм?ръ въ Германіи, были одн? только добрыя жены и матери, это была нев?жественная страна, съ грубыми нравами, въ то самое время, когда рядомъ съ нею, не безукоризненныя, но очаровательныя женщины Франциска перваго, — безъ которыхъ, говорилъ этотъ историческій обожатель женщинъ, жизнь все равно, что годъ безъ весны, весна безъ розъ, — les precieuses de l'hotel Rambouillet и фаворитки du grand roi готовили для Франціи то первостепенное положеніе, которое и до сихъ поръ признаетъ за нею просв?щенный міръ… Въ той же Германіи умственное возрожденіе связывается съ исторіей изв?стныхъ въ начал? нын?шняго в?ка салоновъ Берлина и Дрездена, опять-таки съ именами умныхъ, образованныхъ, прелестныхъ женщинъ, съ вліяніемъ на великихъ писателей, поэтовъ, мыслителей того времени. Были-ли вс? эти женщины хорошія жены и матери? Можетъ быть — да, можетъ быть — н?тъ, — какое намъ до этого д?ло! Он? заслужили признательность посл?дующихъ покол?ній т?мъ, что сод?йствовали движенію впередъ челов?ческой мысли, вдохновляли лучшихъ ея представителей, поддерживали ихъ въ борьб?, отстраняли отъ нихъ удары судьбы или принимали ихъ на свою голову вм?ст? съ ними. Не будь ихъ, сколько бы духовныхъ потерь понесло челов?чество! Можно себ? представить, еслибы, наприм?ръ, Гете въ продолженіе всей своей жизни не зналъ другихъ женщинъ, кром? почтенной супруги своей, которая все свое время проводила на кухн?, а супруга называла не иначе какъ Herr Geheim-Rath?… Или, еслибъ авторъ Манфреда или Чайльдъ-Гарольда безпрекословно подчинялся ревнивымъ требованіямъ почтенной леди Байронъ и въ угоду ей прожилъ в?къ свой въ разоренномъ своемъ замк?, въ созерцаніи ея достоинствъ? В?дь, надо полагать, въ этихъ доброд?тельныхъ рамкахъ не созданы были бы ни Чайльдъ-Гаролъдъ, ни Манфредъ, ни Фаустъ, ни Эгмонтъ, ни Римскія элегіи… Спрашивается, вознаграждены-ли бы мы были за такой колоссальный проб?лъ т?мъ, что госпожа фонъ-Гете и леди Байронъ никогда, сколько намъ изв?стно, не изм?няли своимъ супругамъ и усердно нянчили своихъ д?тей?… Я однако вс?мъ, кажется, надо?лъ своею пропов?дью, — прервалъ себя Фельзенъ, окидывая взглядомъ безмолвно слушавшее его общество.
Но не то сказывали его глаза, недолго, но глубоко остановившіеся на Любовь Петровн?. 'Что мн? до того, поймутъ или не поймутъ меня эти темные, нев?жественные люди, сказывали они, — я говорю для тебя, для тебя одной!'
— Вашу пропов?дь я понимаю такъ, заговорила опять Дарья Павловна, — что вы для женщины не признаете мы: супружескаго, ни материнскаго долга?
— A ты бы шла себ?, Галечка, робко р?шилась наконецъ проговорить Анна Васильевна, давно уже, съ тревогой въ глазахъ, сл?дившая за впечатл?ніемъ, какое производили на дочь слова 'ехиднаго н?мца, прости Господи!'
Галечка вспыхнула, взглянула на мать, но, не противор?ча, встала, поц?ловала ей руку и ушла въ сопровожденіи своей гувернантки. Черезъ н?сколько минутъ я услышалъ, какъ надъ террасой, во второмъ этаж?, щелкнула задвижка и отворилось настежъ одно изъ оконъ ея комнаты: она слушала оттуда…
— Я или очень дурно говорю по-русски, возражалъ т?мъ временемъ Фельзенъ, — или вы на меня р?шительно клевещете, сударыня. Ничего подобнаго я не говорилъ и въ мысли не им?лъ. Ко всякому долгу я отношусь съ подобающимъ уваженіемъ, — но позволю себ? думать, что призваніе женщины не можетъ быть опред?ляемо исключительно обязанностями: жены и матери. Женщина, — и голосъ его зазвучалъ звонч?е прежняго, — совершенн?йшее созданіе Божіе; не даромъ, учитъ насъ Библія, является она посл?днею въ ряду Его твореній…
— Браво! воскликнулъ Трухачевъ.
Другіе офицеры подхватили и зааплодировали Фельзену.
— Ум?ете подольститься! грозя ему пальцемъ, жеманно улыбалась Дарья Павловна.
— Ну-жь и командуютъ он? нами! отозвался ?ома Богдановичъ, потирая себ? шею:- н?тъ, скажу вамъ, горше начальства бабьяго.
— A безъ нихъ было бы такъ горько, что и жить бы не стоило, сказалъ Фельвенъ съ легкимъ вздохомъ, какъ бы давая разум?ть, что онъ эту горечь испыталъ на самомъ себ?. — Женщины вплетаютъ небесныя розы въ земную жизнь, сказалъ одинъ великій поэтъ *). И въ самомъ д?л?, я обращаюсь сказалъ онъ улыбаясь, — во вс?мъ одного со мною пола лицамъ, зд?сь находящимся: пусть каждый припомнитъ изъ своего прошедшаго, кому въ жизни обязанъ онъ былъ своими лучшими, счастлив?йшими минутами, кому…..
*) Sie flechten und webeu
