Забытый вопрос

и чистымъ звукомъ. Онъ смолкъ. Понесся новый оглушительный гулъ возгласовъ, рукоплесканій. Бол?е вс?хъ тормошится Дарья Павловна: она кинулась въ Фельзену, схватила его руку об?ими своими руками и, приподымая свои круглыя плечи, откидываетъ назадъ голову, чтобы ближе взглянуть ему въ лицо, и лепечетъ что-то быстро, оживленно, восторженно, Фельзенъ только улыбается и кланяется и, видимо, старается скор?е уйти отъ нея, — но она не выпускаетъ его руки изъ своихъ и продолжаетъ болтать; ея черные глаза такъ и горятъ, а б?лые зубы то-и-д?ло сверкаютъ изъ-подъ ея большихъ, полныхъ губъ, словно готовится она загрызть счастливаго п?вца въ избытв? своего восторга, Но вотъ поручикъ Трухачевъ еще разъ является на помощь товарищу: онъ подходитъ къ Дарь? Павловн? и передаетъ ей какую-то просьбу, — о ней говорятъ его умоляющій видъ, его почтительно изогнувшаяся спина и выразительныя движенія его рукъ, — онъ то простираетъ ихъ въ румяной дам?, то прижимаетъ въ собственному сердцу. Дарья Павловна не согласна исполнить просьбу Трухачева: она самымъ р?шительнымъ образомъ мотаетъ головой и машетъ руками. Фельзенъ свободенъ — и сп?шитъ, осторожно скользя между наставленными стульями, скрыться подал?е отъ всякихъ изъявленій и рукожатій, несущихся къ нему на встр?чу. Трухачевъ, съ своей стороны, не унываетъ, — онъ мигомъ собралъ вокругъ себя вс?хъ своихъ товарищей, — и уже ц?лая толпа обступаетъ румяную даму, ц?лая толпа въ эполетахъ движетъ руками, то вскидывая ими къ ней, то нажимая ихъ въ мундирнымъ пуговицамъ, со стороны сердца. Уже явственно слышатся и голоса, сливающіеся въ выраженіи одного общаго желанія:- изъ Москаля изъ Москаля-Чаривника!

— Такъ, такъ, изъ Москаля! кричитъ во всю глотку ?ома Богдановичъ, и принимается, въ общей пот?х?, приплясывать и притопывать посередь залы:

   — За Тетяну сто кивъ давъ,
   Бо Тетяну сподобавъ,

подп?ваетъ при этомъ онъ, подмигивая и д?лая ручкой Дарь? Павловн?. Румяная дама не упорствуетъ дол?е, — она хохочетъ и направляется въ фортепіано. Булкенфрессъ, поправивъ очки на носу, прелюдируетъ, каррикатурно барабаня въ басу, и Дарья Павловна поетъ любимую во всей нашей сторон? п?сенку изъ Москаля-Чаривника

   Ой, не звиткель віе витеръ,
   Звиткиля мн? треба,
   Выглядаю миленького
   Зпидъ чужого неба,

Трухачевъ держитъ об? руки на отлет? и бьетъ ладонями по воздуху тактъ:

   — Кажи, зирки, кажи, ясныи,
   Где винъ проживае…

подхватываетъ онъ, молодецки махнувъ товарищамъ, и куплетъ заканчивается уже хоромъ. Дарь? Павловн? стоитъ только начать, а тамъ ее отъ фортепіано не оттащишь; это вс? знаютъ. За первымъ куплетомъ идетъ второй, третій, за п?снью новая п?сня. Дарья Павловна поетъ пріятнымъ, мягкимъ голосомъ и почти исключительно одн? малорусскія п?сни, которыя передаетъ она съ большимъ мастерствомъ, со всею задушевностью и простодушіемъ народнаго украинскаго нап?ва. Слушаешь Дарью Павловну, — и словно не она поетъ, а какая-нибудь черноокая дивчиночка, стерегущая своихъ овечекъ подъ жидкою т?нью вербы, или св?жая молодица за веретеномъ, на порог? хаты, въ тотъ часъ, когда вечерніе лучи льются золотымъ дождемъ на нее, и на ея б?лую хату, и на яблоню, повисшую надъ ними шатромъ, и на жмурящагося на солнц? п?гаго барбоса, единственнаго слушателя св?жей п?вуньи… Вс? столпились вокругъ Дарьи Павловны. Анна Васильевна пыталась было отвлечь на минуту ?ому Богдановича; ей, видимо, хот?лось передать что-то ему, но онъ только рукой ей махнулъ, — вздоръ-молъ! Это она обо мн? безпокоится, милая, — безпокоится, что вся эта музыка и шумъ мн? спать не дадутъ;- она н?сколько разъ подымала глаза на наши окна, но я погасилъ св?чу для большей предосторожности, — снизу ничего у насъ увид?ть нельзя, — и вопросительно переводила ихъ на Керети. Керети понялъ, но остался глухъ, какъ и ?ома Богданычъ. — Не безпокойтесь, онъ спитъ какъ убитый, il dort comme une souche, говорила въ отв?тъ ей его улыбка, при чемъ, для скор?йшаго объясненія, онъ поднесъ руку въ щек? и закрылъ на мгновеніе глаза. Почтенному наставнику моему, очевидно, нисколько не хочется покинуть веселое общество, въ особенности только-что вошедшую въ залу миссъ Пинкъ, для того, чтобы б?жать на верхъ справиться, спитъ или не спитъ ce polisson de Boris. Онъ преудобно ус?лся подл? молодой англичанки, и то сіяющее отъ удовольствія, то одол?ваемое см?хомъ лицо ея свид?тельствуетъ, что 'вытравное' старика Опицкаго им?етъ способность удвоивать любезность ея собес?дника.

Баронъ Фельзенъ воспользовался удобною минутой и подс?лъ къ дивану, на которомъ пом?щалась Любовь Петровна. Что говоритъ онъ ей, — что отв?чаетъ она ему? Сначала веселые оба, выраженіе ихъ лицъ изм?няется постепенно: она перестала улыбаться, голова ея склонилась, глаза ея видимо изб?гаютъ встр?чи съ его глазами; р?чь его, напротивъ, становится оживленн?е, настойчив?е, судя по его взволнованнымъ движеніямъ, не смотря на его зам?тное стараніе сдержать себя, на его опасеніе быть подслушаннымъ, — онъ постоянно оглядывается, онъ, кажется, бол?е всего боится близкаго сос?дства Анны Васильевны. Но Анна Васильевна, случайно или нарочно, с?ла въ нимъ спиной и слушаетъ, какъ и другіе, Дарью Павловну, — ему нечего опасаться, и онъ уже весь отдается говорящему въ немъ чувству, губы его запекаются отъ волненія, — онъ постоянно отираетъ ихъ платкомъ, — онъ все ближе наклоняется къ ней, и рука его, показалось мн?, хочетъ дотронуться до ея руки. Она быстро отдернула эту руку, — безъ перчатки, я это зам?тилъ, — и съ испугомъ взглянула на него; она заговорила въ свою очередь, но слова ея не уб?ждаютъ его; видно, онъ слушаетъ ее нетерп?ливо, съ язвительною улыбкой, онъ постоянно прерываетъ ее.

И она снова опускаетъ голову, и ея б?лая, длинная рука съ сверкающими на ней кольцами принимается съ какимъ-то судорожнымъ движеніемъ перебирать концы ея пунцовыхъ лентъ. — Ей жаль его, но она не можетъ, думаю я себ?. — Она rose des Alpes, она никого полюбить не можетъ!… Все сумрачн?е и зл?е становилось лицо Фельзена: я вид?лъ, какъ за какимъ-то ея словомъ онъ замолчалъ и закусилъ усы, какъ бы сдавливая въ себ? порывъ клокотавшаго въ немъ гн?ва. И за этимъ, словно р?шившись внезапно на посл?днее средство, онъ что-то коротко, отрывисто сказалъ ей. Это что-то, очевидно, смутило и оскорбило ее: гордымъ, упрекающимъ взглядомъ вскинула она на него; все лицо ея загор?лось мгновенно, и, не отв?чая ни слова, она только головой качнула. — Никогда, никогда! говорило ясно это движеніе. Онъ, весь бл?дный, всталъ, остановился предъ ней, началъ что-то говоритъ, жадно и пронзительно глядя на нее, будто снова хот?лъ вызвать этотъ гордый взглядъ или склонить ее мольбой въ иному р?шенію. Но онъ не усп?лъ, она не хот?ла или не могла р?шиться взглянуть еще разъ на него, и еще разъ закачала головой. Онъ низко поклонился ей и отошелъ… Боже мой! сколько страданія сказалось вдругъ въ ея чертахъ, когда она взглянула ему всл?дъ! — 'Я все прощаю, вернись'! казалось мн?, сейчасъ сорвется у ней съ языка. Но она не вернула его, она откинулась на спинку дивана, — она такъ напоминала мн? Васю въ эту минуту, — и горько, горько усм?хнулась, — потомъ приподнялась, — и тихо 'съ покойнымъ, холоднымъ челомъ' подошла и с?ла подл? фортепіано. По другой сторон? его стоялъ Фельзенъ и не сводилъ глазъ съ Дарьи Павловны. Но румяной дам? было не до его взглядовъ; она и не вид?ла ихъ; она уже все на св?т? позабыла: эта жеманная, 'mauvais genre', какъ я осм?ливался называть ее, Дарья Павловна — и п?ла какъ жаворонокъ въ неб?, никого и ничего не зам?чая, полузакрывъ глаза, съ выраженіемъ безконечнаго счастія на лиц?. Долго, внимательно гляд?ла на нее Любовь Петровна и, всл?дъ за посл?днею нотой ея п?сни, подошла въ ней,