устремленнымъ въ окно…
— Голубчикъ, Герасимъ Иванычъ, что съ вами? Вамъ неловко такъ лежать!…
— Пробовалъ усадить на м?сто, шепталъ мн? Савелій, — не дается!
— Въ садъ, въ садъ! повторилъ недужный. Онъ говорилъ съ зам?тнымъ усиліемъ. 'Ему хуже', пронеслось у меня въ мысли.
Онъ, видимо, при этомъ силился повернуть голову въ мою сторону.
— Позвольте васъ въ кресло посадить, Герасимъ Иванычъ, прошу васъ!
В?ко его спустилось на глазъ, какъ бы въ знакъ согласія. Савелій приподнялъ его и опустилъ въ глубину кресла.
— Въ са… въ саа… не договаривая, сказалъ еще разъ больной, подымая на меня умоляющіе глаза…
— Кто въ садъ? Кто въ саду, Герасимъ Ивановичъ?
— Я, я… нетерп?ливо проговорилъ онъ.
— Ахъ, я телятина! хлопнулъ себя въ лобъ Савелій. Это они сами желаютъ въ садъ! Ночью-то? Баринъ, — а что докторъ скажетъ?
— Дда, дда, настойчиво завивалъ больной.
Савелій смущенно взглянулъ на меня.
— Ночь теплая, сказалъ я.
— Укутать можно, конечно, подтвердилъ и онъ, уже съ улыбкой, видимо успокоенный т?мъ, что усп?лъ — и даже раньше меня — догадаться, чего хот?лъ его баринъ. — Ну-съ, а какъ же мы спустимъ ихъ? началъ онъ суетиться. — Павло-то мой, помощникъ, ушелъ должно-быть въ с?нникъ спать, до см?ны, — а вы, Борисъ Михайлычъ, не сможете, чай?
— Я сейчасъ Максимыча разбужу, предложилъ я.
— Ну, этотъ дюжъ, сможетъ, весело промолвилъ старикъ, — а я пока ихъ на прогулку снаряжу какъ сл?дуетъ.
Я засталъ Максимыча уже на ногахъ. Изъ корридора, гд? онъ устраивалъ себ? каждую ночь постель на полу, онъ своимъ чуткимъ солдатскимъ ухомъ разслышалъ наши съ Савеліемъ голоса въ комнат? Васи и черезъ мигъ былъ готовъ.
Савелій т?мъ временемъ од?лъ и укуталъ своего барина, над?лъ ему шапку на голову. Они дружно съ Максимычемъ подняли его и понесли внизъ по черной л?стниц?…
Я заб?жалъ взглянуть на Васю:- онъ не шевелился…
— И слава Богу! усп?лъ я только сказать себ? и поб?жалъ за т?ми…
— Впередъ пожалуйте, Борисъ Михайловичъ, командовалъ Савелій, осторожно спуская больнаго, — колясочка ихняя подъ л?стницей, вывезти нужно!
Я вывезъ колясочку. Въ нее усадили больнаго и вы?хали въ садъ.
— Ну, спасибо, баринокъ, сказалъ мн? ласково старый слуга, — извольте почивать итти: мы и безъ васъ теперича управимся.
— Н?тъ, н?тъ, я пойду за вами…
— A Василій Герасимычъ неравно проснутся, кто-жь имъ доложитъ?…
— Ва-а-ся, Ва-а… послышался жалобный голосъ больнаго.
— Такъ ступай ты въ комнаты, кавалеръ! обратился Савелій въ Максимычу. Неравно проснутся, такъ ты и объясни, что батюшка-молъ вашъ изволили на променажъ вы?хать…
— Знаемъ, чего балясы-то точить! угрюмо фыркнулъ Максимычъ, очевидно недовольный этимъ шутливымъ, неприличнымъ, по его мн?нію, тономъ Савелія, и отправился назадъ.
— Ве-зи ско-ррр… нетерп?ливо прошамкалъ опять недужный.
Это были прежніе, безобразные звуки, которые онъ издавалъ тогда, при первой встр?ч? моей съ нимъ… Языкъ у него снова переставалъ повиноваться мысли. 'Боже мой, что же случилось съ нимъ?' говорилъ я себ? съ тоской; кол?ни мои неудержимо дрожали…
М?сяцъ уже шелъ на ущербъ и стоялъ низко на неб?,- до разсв?та было недалеко. Косою пеленой падалъ отъ него св?тъ на широкую лужайку, отд?лявшую павильонъ Любови Петровны отъ дорожки, до другой сторон? которой собственно начинался садъ. Только на этомъ чистомъ и осв?щенномъ м?ст? могъ увидать Герасимъ Ивановичъ то, что-то ужасное и непонятное, что привело его въ такое состояніе… Но что же именно вид?лъ онъ? Неужели Фельзена? Неужели этотъ отчаянный гусаръ прошелъ въ павильонъ, къ ней, въ этой 'женщин?'?…
Но н?тъ, безъ остановки со стороны больнаго, везетъ его Савелій мимо павильона и сворачиваетъ вправо, въ большую аллею.
Но вотъ опять вы?хали на открытое и св?тлое м?сто, къ большой клумб?, носящей названіе 'пріюта Анны Васильевны', и въ то же время вылетаетъ изъ-за деревъ
— Halt's Maul, verfluchter Hund! раздался чей-то визгъ.
Я бросился унимать собаку. Ухватившись об?ими руками за р?шетчатую спинку скамьи и весь съежившись отъ перепуга, стоялъ у поворота дорожки Булкенфрессъ въ оборонительномъ положеніи.
— Что вы зд?сь д?лаете, Herr Musiker?
Онъ принялся отчаянно, неестественно см?яться.
— Che (je) vous dois la vie, cheune homme! Я никакъ сегодня засипать не могъ… и пошелъ гуляйть… и вашъ этотъ злой собакъ вдругъ на мене… Ch'ai eu beur (peur), ich erkenn's… Ахъ, господинъ фонъ-Лубянскій, мое почтеніе!… Какъ вы такъ ночью, поздно?…
Онъ, въ свою очередь, съ изумленіемъ и любопытствомъ оглядывалъ насъ.
Я ему объяснилъ въ двухъ словахъ причину нашей поздней прогулки.
Онъ двусмысленно закачалъ головой.
— Ja, ja, les malades ont souvent de tels caprices… И куда вы гуляйть думалъ, господинъ фонъ- Лубянскій?
Изъ-подъ опущенныхъ в?къ больнаго, въ отв?тъ докучливому музыканту, приподнялись вдругъ такимъ мрачнымъ отчаяніемъ и негодованіемъ засверкавшіе при бл?дномъ св?т? м?сяца глаза, что у меня руки похолод?ли. 'Поможешь-ли ты мн?… Кто мн? поможетъ?' казалось, говорилъ этотъ страшный взглядъ…
Булкенфрессъ невольно отступилъ на шагъ. Савелій нагнулся съ барину.
— Куда прикажете теперь, Герасимъ Иванычъ?
— Вези, неясно, но упорно пролепеталъ больной. Голова его снова опустилась, глаза заходили какъ маятникъ по сторонамъ, словно ища чего-то въ потемн?вшей чащ?, словно допытывая каждый кустъ, не таитъ-ли онъ искомое въ своей листв? непроглядной…
Музыкантъ понялъ это и какъ-то странно сморщилъ губы.
— Cherchez — et vous trouverez! хихикнулъ онъ мн? на ухо, безцеремонно завлад?вая моею рукой и шагая рядомъ со мною.
— Подъ дерева нишего не видайть и ошень сиро, ошень не карошъ для больной; вы на шистой м?сто везить! кричалъ онъ Савелію.
Старикъ вывезъ колясочку прямо въ знаменитому 'храму отдохновенія'.
Заходившій м?сяцъ стоялъ какъ разъ въ ту минуту на неб? насупротивъ низенькаго крыльца бес?дки, и палевые его лучи, пробиваясь сквозь окружавшіе ее невысокіе кусты сирени, играли въ трепетныхъ очертаніяхъ на наглухо закрытыхъ его ставняхъ.
— Sieh doch, sieh doch den Hund! Что онъ тамъ искалъ? толкнулъ меня Булкенфрессъ и снова хихикнулъ.
