Забытый вопрос

Но еще ран?е донесся до меня надрывающій стонъ недужнаго:

— Тамъ, тамъ, повторялъ онъ какимъ-то металлическимъ звукомъ, похожимъ на звукъ жел?за, падающаго въ м?дный сосудъ.

— Вотъ онъ, ударъ! мгновенно озарила меня мысль:- въ глазахъ у меня потемн?ло.

Савелій догадался тоже.

— Чего тамъ! насилованно грубо отв?чалъ онъ барину, — песъ мышенка насторожилъ, такъ и скребетъ!…

И, круто двинувъ кресло спиной въ крыльцу, онъ заворотилъ разомъ за уголъ бес?дки.

— Га-a-a!.. зарев?лъ неистовымъ голосомъ больной. Перепуганный слуга подался назадъ… Я какъ одур?лый подб?жалъ въ крыльцу…

— От-ворр… задыхаясь бормоталъ безсильными устами Герасимъ Ивановичъ. — Отворрр…

— Господь съ вами, баринъ! уговаривалъ его, чуть не плача, Савелій, — что вы требовать изволите? бес?дка заперта, — ч?мъ же намъ теперича отворить ее, сами подумайте!..

Но тотъ не слушалъ: безсильно расширенные зрачки его устремлены были на ст?ну бес?дки, дрожавшая рука тянулась все дал?е, впередъ и впередъ, а за нею весь онъ, вс?мъ немощнымъ т?ломъ своимъ, словно готовился какою-то сверхъестественною силой дотянуться до той ст?ны…

— Св?е-е-тъ! прохрип?лъ онъ.

Онъ былъ правъ: едва зам?тная, горизонтальная полоска св?та сквозила невысоко надъ землей, промежь в?твей куста, за которымъ приходилось одно изъ боковыхъ оконъ 'храма отдохновенія'.

— Творецъ Небесный! только могъ пролепетать Савелій.

Булкенфрессъ, какъ зм?я, проползъ между колясочкой и сиреневымъ кустомъ.

— Тамъ никого н?тъ, господинъ фонъ-Лубянскій, зашепталъ онъ, наклоняясь къ креслу, — тамъ, можетъ быть, только одинъ садовникъ есть… Мы сейчасъ это попробуймъ увидать, si le volet не закрытъ на замокъ…

Онъ юркнулъ за кустъ.

Послышался ржавый скрипъ и стукъ откинутаго ставня, съ размаха ударившагося объ ст?ну. Внезапный св?тъ хлынулъ изъ окна на дорожку… На мгновеніе четко вырисовались въ этомъ св?т?, обезображенныя, какъ у мертваго, черты больнаго, выпуклый черепъ Савелія, безъ шапки, растерянно вперившаго взоръ въ окно, и они — т?, что были тамъ, въ этой осв?щенной комнат?…

Дв? св?чи гор?ли на стол?. На широкомъ диван?, откинувшись головой назадъ и закрывъ глаза ладонью отчаяннымъ движеніемъ, лежала б?локурая женщина, закутанная въ черную шаль. Баронъ Фельзенъ, въ статскомъ плать?, стоялъ у входной двери, ухватившись одною рукой за замокъ и сжимая другою что-то длинное и блестящее, показавшееся мн? лезвеемъ кинжала. Онъ обернулся на стукъ ставня, сверкнулъ глазами, какъ дивій зв?рь, и, прыгнувъ въ столу, разомъ задулъ об? св?чи…

Произошло зат?мъ что-то невыразимое… Раздался крикъ, котораго и до сихъ поръ не могу я забыть, и надъ кресломъ, будто движимое какою-то невидимою пружиной, высоко приподнялось т?ло больнаго, съ грозно протянутою впередъ рукой… приподнялось, качнулось — и рухнуло внизъ, какъ м?шокъ, мимо кресла, головой въ кусты…

Какъ подняли его, какъ уложили, какъ очутились мы съ нимъ опять въ виду дома, у лужайки противъ павильона, — я не съум?ю сказать. Помню только, какъ, въ первую минуту, я отъ ужаса закрылъ себ? лицо руками и чуть де упалъ въ траву, какъ кто-то поддержалъ меня, и я пошелъ безсознательно впередъ, и какъ зат?мъ точно ножомъ р?залъ мн? долго слухъ и сжималъ сердце чей-то нечелов?ческій хрипъ и что-то быстро катилось предо мною по темнымъ аллеямъ сада…

— Баринъ, баринокъ, разслышалъ я наконецъ голосъ Савелія, — онъ весь дрожалъ какъ въ озноб? и трясъ меня за плечи об?ими руками, — снести ихъ наверхъ надо, дядьку вашего потрудитесь… Господи! б?да-то стряслась какая! Василью Герасимычу что мы скажемъ! говорилъ онъ, путаясь и рыдая…

Булкенфрессъ былъ тутъ же и суетился около кресла.

— Надо ?ома Богдановичъ будить, докторъ послать, кричалъ онъ, въ свою очередь.

Я кинулся на верхъ. Максимычъ ждалъ меня въ корридор?.

— Ступай скор?е… нести, внизъ… несчастіе, могъ только проговорить я.

Онъ поб?жалъ со вс?хъ ногъ. Я вошелъ въ Вас?. Онъ спалъ въ томъ же положеніи, съ закинутою за голову рукой, съ разсыпанными по подушк? кольцами волосъ, — б?локурыхъ, какъ у той женщины, тамъ… Безмятежная, почти счастливая улыбка — точно улыбался онъ чему-то радостному, грезившемуся ему въ эту минуту, — играла на его заал?вшихъ въ сн? губахъ.

Боже мой, а сейчасъ, сейчасъ внесутъ его отца…. и онъ проснется…. онъ узнаетъ!…

Я упалъ на кол?ни предъ его кроватью, охватилъ его голову и прижался въ ней, въ отчаянномъ порыв?…

Послышались тяжелые, злов?щіе шаги по корридору.

— Вася, тихо звалъ я его, почти касаясь уха его губами.

Онъ раскрылъ глаза и зажмурилъ ихъ опять, и опять раскрылъ — и съ недоум?вающею усм?шкой остановилъ ихъ на мн?.

A шаги все тяжеле и ближе слышались въ корридор?.

— Что тамъ такое? спросилъ Вася, не отд?ляя еще головы отъ подушки.

— Это… изъ сада… несутъ… Герасима Иваныча, пробормоталъ я черезъ силу.

— Папа?!

Онъ приподнялся, схватилъ меня за руку, близко, близко глянулъ мн? въ глаза — и, оттолкнувъ меня, опрометью бросился въ отцовскую комнату… Я поб?жалъ за нимъ.

— На постель надо, — ворочай нал?во, въ уголъ, шепталъ Максимычу въ дверяхъ Савелій, едва переводя дыханіе…

— Папа, папа! съ раздирающимъ воплемъ кинулся въ этой постели несчастный мальчикъ, — что съ тобою? Отв?чай… говори!… Это я, Вася…. твой сынъ!

Но тотъ, кого онъ звалъ этимъ воплемъ, уже былъ не въ силахъ отв?чать ему, понимать его…

Безсмысленнымъ, животнымъ взглядомъ гляд?ли въ потолокъ эти большіе, страшно раскрытые глаза, еще такъ недавно гор?вшіе жгучимъ пламенемъ мысли, — и въ уродливо-искривленныхъ, хрип?вшихъ устахъ его не выражалось уже бол?е ничего челов?ческаго, кром? тупаго страданія…

XXXIII

Въ шлафрок?, растерявъ дорогой туфли и обливаясь заран?е слезами, влет?лъ въ комнату ?ома Богдановичъ… Онъ усп?лъ уже поднять весь домъ на ноги. Поднялась общая тревога, возня людей, шопотъ громче крика, безсмысленное шмыганье взадъ и впередъ, торопливо отдаваемыя и тотчасъ же зат?мъ отм?няемыя приказанія. Верховые поскакали во вс? стороны за медицинскою помощью. Савелій притащилъ ц?лую груду старыхъ сигнатурокъ, хранившихся у него съ перваго дня бол?зни Герасима Ивановича, и дрожащею, нетерп?ливою рукой, точно д?ло д?лалъ, отыскивалъ между ними какой-то списанный имъ рецептъ микстуры, когда-то, по его ув?ренію, необыкновенно помогавшей больному…

Та же нагор?вшая св?ча въ м?дномъ шандал?, которую онъ въ первую минуту внесъ изъ передней въ комнату, стояла на столик? у изголовья постели, на которой безчувственно лежалъ теперь его баринъ, тяжко дыша высоко подымавшеюся грудью. Красноватое пламя отражалось на его б?ломъ какъ бумага лбу и на спутанныхъ, слипшихся отъ пота темныхъ волосахъ. Все такъ же тупо и широко раскрытые зрачки гляд?ли вверхъ не моргая. Изъ темнаго угла, съ другой стороны кровати, протягивалась къ нему отъ времени до времени женская морщинистая рука, рука Анны Васильевны, — она очутилась тутъ какъ-то неслышно, незримо, вся съеженная и безмолвная, — и отирала платкомъ кровь, сочившуюся у него изъ довольно глубокой царапины подъ глазомъ, — сл?дъ его паденія въ кусты.

A на подоконник?, открытаго окна, весь облитый алымъ заревомъ разсв?та, сид?лъ Вася, безъ слезъ, безъ вздоха, отвернувшись отъ этого скорбнаго одра и словно прислушиваясь къ чириканью воробьевъ, веселою стаей перелетавшихъ въ саду съ тополя на тополь… Я не см?лъ подойти къ нему, — пуще всякаго