своего рыцарства, — и съ презрительно выставленною впередъ губой погляд?лъ въ спину удалявшагося музыканта: 'Animal' проговорилъ онъ уже громко, когда тотъ изчезъ за дверями, и нетерп?ливо принялся переводить съ затылка на лобъ свои разлет?вшіеся волосы.
Я посп?шилъ уйти въ комнату больнаго.
XXXV
Васю я засталъ на томъ же м?ст?, въ томъ же положеніи, со сжатыми межъ кол?ней руками, съ неподвижно прикованнымъ въ отцу взоромъ, — точно не прошло ц?лыхъ трехъ часовъ съ той минуты, какъ я ушелъ отъ него. И какъ бы подъ магнетическимъ вліяніемъ этого неотступнаго взора, изъ котораго словно текли незримыя струи молитвенно-н?жнаго и скорбно-баюкающаго сыновняго чувства, черты недужнаго усп?ли потерять свое первое, безобразно-страдальческое выраженіе. Глаза были полузакрыты, искривленныя губы подобрались почти въ прежнія, знакомыя силами, грудь тише и ровн?е подымалась и падала; мирный сонъ, сказали бы вы, в?ялъ надъ нимъ, еслибъ отъ времени до времени свистящій звукъ, прорывавшійся изъ его гортани, и желтоватая п?на, закипавшая въ углахъ его рта, не свид?тельствовали о томъ, что это былъ не сонъ, а тяжкое забытье, не кр?пительный, возрождающій отдыхъ, а разв? лишь отсутствіе прямаго, сознательнаго страданія.
Окна быливс? растворены настежь; св?жій воздухъ и мягкій св?тъ первой осени свободно проникали въ обширный покой… Какимъ-то новымъ, страннымъ умиленіемъ охватило меня вдругъ… Къ этому пламенному солнцу, на крыльяхъ этого тихаго в?тра, чудилось мн? сквозь слезы, упорною пеленой застилавшія мн? глаза, понесется скоро душа, отр?шенная отъ той жалкой плоти, что тутъ, въ углу, прячется теперь отъ нихъ за зелеными ширмами, приставленными заботливой рукой Анны Васильевны… И какъ сладко, какъ легко будетъ этой изстрадавшейся душ? нестись, нестись безконечно по лазурнымъ волнамъ безпред?льныхъ пространствъ, гд? 'ни плача, ни воздыханія', а все ближе, ближе къ тому в?чному непостижимому… Но будетъ-ли эта освобожденная душа помнить о молодой, безут?шной жизни, что такъ неразрывно, такъ бол?зненно сливалась съ ея жизнью на земл?? Вымолитъ ли сыну отцовская душа тотъ тихій миръ, въ которомъ такъ сурово отказано было зд?сь ей самой? Или не вынесетъ утраты молодая жизнь эта и, всл?дъ за отцомъ, понесется и она, отр?шенная отъ оковъ земныхъ, въ тому же в?чному солнцу, на чьихъ-то невидимыхъ, избавительныхъ крыльяхъ?…
Все тутъ же была и Анна Васильевна: она сид?ла у одного изъ оконъ, выходившихъ на павильонъ, а рядомъ съ нею, спиной въ окну, вытягивалъ длинныя ноги свои впередъ угрюмый командоръ, задумчиво навивая себ? на палецъ нескончаемый усъ. Они молчали оба, и, въ первую минуту, я ихъ даже не зам?тилъ, Но они внимательно сл?дили за мною и, встр?тившись нечаянно глазами съ Анной Васильевной, я какимъ-то внутреннимъ чутьемъ почувствовалъ, что та-же печальная и въ то же время отрадная 'думка' объ
Командоръ мрачно переводилъ круглые глава свои съ Вася на меня и обратно, словно злобствуя и негодуя на обоихъ насъ на что-то очень скверное, въ чемъ виноватыми оказывались мы. Точно такимъ же злобнымъ взглядомъ, вспомнилось мн?, гляд?лъ онъ на любимую свою собаку, подстр?ленную нечаянно на охот? однимъ изъ его товарищей и которую онъ принесъ на рукахъ верстъ изъ-за пятнадцати къ старому нашему коновалу, въ Тихія-Воды, на изл?ченіе. Онъ и теперь, какъ и тогда, серьезно сердился, сердился на то, что чужое страданіе могло такъ глубоко захватывать его за сердце…
Я подошелъ къ нему и къ Анн? Васильевн?.
— Выспался, Боренька? спросила она меня, ласково и печально улыбаясь.
— A ночь на что? пробурчалъ командоръ, исподлобья глянувъ въ мою сторону.
— A ночью-жь онъ тамъ былъ, въ саду, еще тише объяснила Анна Васильевна.
— Съ н?мцемъ? И маіоръ опять глянулъ на меня избоку.
Я утвердительно кивнулъ головой.
Онъ переложилъ ноги съ правой на л?вую и, помолчавъ съ минуту:
— A вотъ бы кого выпороть на порядкахъ! промолвилъ онъ.
— А, Богъ съ вами! испуганно возразила Анна Васильевна. — За что?
Онъ наморщился, потянулъ усъ.
— Чтобъ не блудилъ! коротко кивнулъ онъ ей наконецъ въ отв?тъ.
Она уже не съ первымъ недоум?ніемъ подняла на него глаза, какъ бы что-то припомнивъ и соображая, мелькомъ, какъ бы съ боязнью глянула на павильонъ — и невольно вопросительно перевела свой взглядъ на меня.
— В?рно, милая Анна Васильевна, подтвердилъ я, наклоняясь къ ней.
Она вся покрасн?ла, заморгала, опустила голову, какъ будто уличенная сама въ какомъ-то преступленіи…
— A не встр?тился ты съ ?омей Богдановичемъ? спросила она, стараясь уже не смотр?ть мн? въ лицо.
— Онъ сейчасъ былъ у насъ, въ комнат? m-r Керети, съ Людвигомъ Антоновичемъ. За этимъ присылала сейчасъ Любовь Петровна; онъ и пошелъ къ ней, а съ нимъ и ?ома Богдановичъ.
— Любочка до себя доктора просила? A что съ ней? проворно спросила Анна Васильевна.
— Горничная ея говорила, что она очень разстроилась т?мъ, что ?ома Богданычъ разсказалъ ей про Герасима Иваныча, и что она хот?ла придти сюда, только очень слаба…
— Ахъ, Боже мой миленькій! воскликнула Анна Васильевна, — просила-жь я ?ому не б?гать до ней. A онъ, должно быть, не усп?ла она глазъ открыть, напужалъ ее до смерти!… Пойду я къ ней, чтобы чего еще горшаго не вышло…
Она глянула за ширмы, потомъ на насъ ина Савелія, уныло и недвижно прислоненнаго къ ст?н? въ головахъ своего барина, и, уб?дившись, что больной и Вася могутъ обойтись и безъ нея, вышла изъ комнаты.
Что-то въ род? горькой улыбки сложилось подъ длинными усами командора. Его невзрачное, грубое лицо необыкновенно какъ-то вызывало меня на дов?ріе въ эту минуту.
— ?ома Богданычъ, началъ я прямо, садясь подл? него на м?сто, оставленное Анной Васильевной, — ?ома Богданычъ очень просилъ Людвига Антоныча, — онъ сейчасъ ?детъ въ Селище, — сказать тамъ барону Фельзену, чтобъ онъ непрем?нно прі?зжалъ сюда.
— На что? спросилъ маіоръ, не поворачивая головы.
— Пров?дать вотъ… я кивнулъ на кровать. — ?ома Богданычъ, примолвилъ я, подчеркивая слова, — убежденъ, что баронъ очень любитъ б?днаго Герасима Иваныча…
Командоръ бровью не моргнулъ.
— A онъ въ Селищ?? сказалъ онъ помолчавъ.
— Да.
— Давно?
— Онъ нынче утромъ прі?халъ, говорилъ Людвигъ Антоновичъ, овесъ покупать у пана Яна.
