Забытый вопрос

Страннымъ отт?нкомъ звучали эти слова: словно хот?ла она сказать ими, что она допускаетъ, что онъ можетъ быть 'дорогъ' другимъ, не ей, и что ей в?домо, что этого никто и не предполагаетъ, ичто она слишкомъ горда, чтобъ унизить себя притворствомъ, д?лая видъ, что она его любитъ. — Знаетъ-ли она, или не знаетъ, что происходило тамъ, подъ окномъ 'храма отдохновенія?' — думалъ я:- знаетъ-ли, что не случай, 'котораго надо было ожидать', а то, что вид?лъ ея 'законный супругъ', лишило его посл?днихъ признаковъ челов?ческаго существа? И я гляд?лъ на нее все пристальн?е и внимательн?е и чувствовалъ на себ? опять ея прежнее, всегдашнее обаяніе. Да полно, и происходило-ли тамъ что-нибудь, не вид?лъ-ли я все это во сн?? представлялось мн? даже минутами, — такъ хот?лось мн? найти ее невиновною, объяснить просто т?мъ, что д?йствительно 'напугалъ ее дядюшка', т? проб?гавшія по ея лицу судорожныя движенія, которыя она старалась видимо прикрыть то з?вотой, то легкимъ подергиваніемъ плеча, будто платье ея ей было узко. Мн? не хот?лось допустить въ ней сознанія, раскаянія въ совершенномъ ею зл?, но я чувствовалъ, что ч?мъ сильн?е страдала бы она имъ, т?мъ холодн?е отливало бы отъ синевы ея глубокихъ глазъ, т?мъ высоком?рн?е улыбались бы эти сухія губы, которыя тщетно старался увлажить проб?гавшій по нимъ воспаленный языкъ ея… Я читалъ на ея лиц? выраженіе чего-то непреклоннаго до безпощадности, но очевидно было для меня, что не легко доставалась ей эта непреклонность: ее вызывало, казалось, изъ н?дръ души ея опасеніе за дорогое ей и угрожаемое право, а не бездушіе преступника…

Командоръ, въ свою очередь, я зам?чалъ, внимательно наблюдалъ за красавицей, изъ-подъ своего равнодушнаго вида, и какъ бы допытывался, насколько въ эту минуту заслуживала она порицанія или снисхожденія. Мало-по-малу разжимались его сурово сдвинутыя брови: и его будто подкупали эти спокойствіе и гордость, и красота, и онъ, какъ я, спрашивалъ себя можетъ быть: да въ чемъ же виновата она въ сущности?

Только на маленькомъ, говорившемъ вс?ми своими тонкими морщинками лиц? Анны Васильевны сказывался приговоръ Любови Петровн?; но какою тоской, какою н?жностью къ виновной сопровождалось, видимо, это строгое осужденіе, которое принуждена она была изречь ей въ глубин? души своей! Б?дная, б?дная Любочка, словно выражало все это старенькое, подергивавшееся, растроганное лицо, — понимаешь ли ты, сознаешь-ли, какой гр?хъ приняла ты на душу и въ сей жизни, и въ в?чной, какимъ страшнымъ, неисходнымъ горемъ отзовется на близкихъ теб?, на самой теб? твое преступное увлеченіе! И зач?мъ ты это сд?лала, Любочка? Неужели не могла ты… неужели этотъ 'н?мецъ лукавый' дороже теб? вс?хъ, дороже сына роднаго?…

— Сюда, что ли? раздался грубый голосъ въ передней, съ шумомъ такихъ же грубыхъ, тяжело и неровно двигавшихся ступней, и въ дверяхъ показалось слонообразное, красноносое, заплывшее жиромъ т?ло, принадлежавшее изв?стному каждому мальчишк? въ нашей сторон? у?здному врачу Кивину.

— Qu'est ce que cette horreur la? гадливо и удивленно воскликнула, никогда, повидимому, не видавшая его до сихъ поръ Любовь Петровна.

Анна Васильевна съ громкимъ прив?тствіемъ, чтобы заглушить обидное восклицаніе племянницы, пошла въ нему и: а встр?чу.

Онъ грузно наклонился въ ней и зашлепалъ губами что-то такое же нескладное, какъ и онъ самъ. Можно было понять только, что онъ вид?лся съ ?омой Богдановичемъ и знаетъ о случа? съ Герасимомъ Ивановичемъ.

Она повела его за ширvs и вывела оттуда, очевидно для проформы. Полезнаго сов?та она не ожидала отъ Кикина, да и ожидать было трудно: у?здный эскулапъ еле языкомъ ворочалъ.

— Д?ло видимое, бормоталъ онъ, опускаясь на стулъ, — на чистоту, значитъ… Тарелочки дв? выпустить можно…

— Чего это? презрительно спросила Любовь Петровна.

Онъ повернулъ въ ней мутные зрачки своихъ отекшихъ глазъ:

— Не извольте безпокоиться…. сударыня, залепеталъ онъ снова, усиленно моргая слипавшимися в?ками, — правило знаемъ…. а противъ Божія произволенія, конечно… потому каждому… каждому, повторилъ онъ съ жалобнымъ, слезливымъ вздохомъ, — пред?лъ свой положенъ…

И онъ совс?мъ закрылъ глаза.

— A вид?ли недужнаго, вид?ли? зашепталъ на всю комнату вб?жавшій ?ома Богдановичъ, кидаясь въ нему.

— Чего вид?ть? громко отв?чалъ ему со своего м?ста командоръ, — когда у челов?ка въ глазахъ в?дьмы прыгаютъ…

— A бачужь я, бачу! съ отчаяніемъ воскликнулъ Галагай_? — не въ своемъ вид? челов?къ! Проспаться дать ему треба… A закусить съ дороги не хочете? крикнулъ онъ на ухо Кивину.

— Можно, проговорилъ тотъ, раскрывая глаза и тяжело подымаясь со стула.

Маленькій ?ома Богдановичъ подхватилъ об?ими руками пошатывавшагося слона подъ руку и потащилъ его съ собою вонъ.

— Людвигъ Антоновичъ будетъ заразъ назадъ, съ барономъ, возгласилъ онъ на ходу, обращаясь къ жен?, и исчезъ за дверями передней.

Анна Васильевна мгновенно приподнялась, какъ бы нам?реваясь б?жать за нимъ, и въ какомъ-то изнеможеніи опустилась на м?сто. Командоръ такъ же внезапно подобралъ свои вытянутыя ноги подъ стулъ — и тучъ же злобно дернулъ усъ свой внизъ, какъ бы наказуя себя за это невольное движеніе.

Горячимъ румянцемъ покрылось вдругъ все лицо Любови Петровны и столь же быстро побл?дн?ло вновь, но въ дрогнувшихъ прозрачныхъ ноздряхъ ея, въ р?звой улыбк?, сложившейся въ углахъ ея губъ, сказалось какъ будто еще бол?е р?шимости, ч?мъ прежде. Потемн?вшими, но попрежнему спокойными глазами повела она кругомъ себя, какъ бы спрашивая: чего вы такъ испугались вс??…

Я посп?шилъ къ Вас? въ комнату.

Онъ ходилъ по ней взадъ и впередъ и вопросительно остановился, увид?въ меня.

— Докторъ сейчасъ былъ, сказалъ я ему.

— Докторъ!

Онъ было двинулся къ двери.

— Онъ ушелъ, остановилъ я его, — это Кикинъ, изв?стный пьяница; онъ даже ничего говорить не могъ. A Герасимъ Ивановичъ не просыпался… И вс? тамъ, промолвилъ я тише.

Онъ снова заходилъ по ковру.

— Какъ его зовутъ, — Кикинъ? переспросилъ онъ.

— Да.

— Онъ пьяница?

— Изв?стный. Папа приказалъ не пускать его никогда въ намъ въ Тихія-Воды.

— И онъ ничего не сказалъ?

— Онъ не могъ ничего, Вася…

— A другіе скажутъ что-нибудь, ты думаешь, спасутъ его?

Онъ остановился противъ меня и гляд?лъ мн? прямо въ лицо съ отчаяннымъ до злости выраженіемъ.

Я опустилъ глаза, — у меня не было отв?та ему…

— И т?мъ лучше, проговорилъ онъ, наклоняясь еще ближе ко мн? и пропуская слова сквозь стиснутые зубы, — теперь ч?мъ скор?е, т?мъ лучше!…

— Вася!… Я схватилъ его за руку. Онъ освободилъ, ее изъ моей и зашагалъ опять изъ угла въ уголъ, наталкиваясь на стулья и столы, вздрагивая плечами и безсознательно хрустя суставами судорожно ломаемыхъ рукъ.

— Она, все тамъ? н?сколько разъ принимался онъ спрашивать меня.

— Тамъ, Вася, отв?чалъ я печально, не зная, что д?лать съ нимъ, ч?мъ помочь этому безпред?льному, сосредоточенному, грозному отчаянію…

Такъ прошло довольно много времени.

XXXVI